Инквизитор Эйзенхорн
Шрифт:
— Эмос?
Он с трудом поднялся, скрипя бионикой, и повернулся ко мне, отряхивая доходящие до земли зеленые полы своей расшитой мантии. Ученый посмотрел на меня через свои аугметические очки, покрывавшие большую часть лица. Благодаря им Эмос напоминал какое-то необычное насекомое с фасетчатыми глазами и узкими, плотно сжатыми жвалами.
— Кодифицирован как уникальный прибор. Процессор серийный, вроде тех блоков обработки мозговых импульсов, которые используют Адептус Механикус, чтобы осуществлять связь между человеческим мозгом и Богом-Машиной.
— Ты встречался с подобными
— Один раз во время своих путешествий. Просто проходил мимо. Не стал бы утверждать, что обладаю более чем поверхностными знаниями. Однако я уверен, Адептус Механикус заинтересовались бы этим устройством. Может, это запрещенная технология или что-то украденное у них. Так или иначе, но они захотят заполучить это.
— Так или иначе, но они про это даже не узнают. Это следственная улика.
— Пусть будет так, — согласился он.
Нас отвлек шум, донесшийся откуда-то снизу. Хранители гробницы и техномаги из криогенераторного братства заполонили зал, пытаясь организовать масштабную и, по моему мнению, совершенно бессмысленную операцию по спасению «спящих» из Молитвенника Два-Двенадцать. Жуткие крики все еще не утихли, и по всему мавзолею закипела работа.
Я видел, что Эмос наблюдает за действиями спасателей с острым интересом, делая для себя заметки на информационном планшете, привязанном к его запястью. В возрасте сорока двух лет он подцепил мемовирус, который навсегда изменил работу его мозга, заставляя собирать информацию (любую информацию) всякий раз, когда предоставляется возможность. Эмос патологически нуждается в получении новых знаний, он информационный наркоман. Как напарник, он стал никуда не годен, поскольку легко отвлекался, но, как было установлено уже четырьмя инквизиторами, в роли научного помощника оказался великолепен.
— Стальные цилиндры холодной сварки, — бормотал он, глядя на теплообменники. — Чтобы обеспечить стрессоустоичивость при перемене температуры или просто исходя из целесообразности производства? И еще, каково предельное изменение температуры при…
— Эмос, пожалуйста.
— Хм-м? — Он оглянулся на меня, вспомнив о моем присутствии.
— Ларец.
— И в самом деле. Прошу прощения. Серийный процессор… Про это я уже говорил?
— Да. Что он обрабатывает? Какие данные?
— С самого начала я думаю об этом и предполагаю, что обрабатывает он какой-то ментальный процесс или процесс передачи ментальных волн. Но не уверен в этом.
— А чего не хватает? — спросил я.
— О, и ты это заметил? Это очень странно. То есть странно не то, что ты заметил, а… Ладно. Конечно, я не могу сказать со всей определенностью, но это нечто заостренное, нестандартное по форме и с собственным источником энергии.
— Почему ты так думаешь?
— Нет энергетических входов, только выходы. Да и разъемы любопытные. Нестандартные. Здесь ничто не соответствует стандартам.
— Ксенотехнология?
— Нет. Вполне человеческая, просто нестандартная. Вероятно, спецзаказ.
— Ага, вот только зачем? — спросил Бетанкор, поднимаясь к нам по лестнице.
Его непослушные черные кудри обрамляли смуглое худое лицо, которое обычно было приветливым и озорным, а сейчас — мрачным.
— Вначале, Мидас, мне потребуется провести некоторые дополнительные исследования, — сказал Эмос, вновь склоняясь над ларцом.
Бетанкор посмотрел на меня. Мы с ним были одного роста, но он — более стройным. Его ботинки, бриджи и куртка были сшиты из мягкой черной кожи с красной окантовкой (память о старой униформе пилота-охотника Главии), а поверх он, по обыкновению, надел короткую светло-вишневую шелковую безрукавку с переливающимися вышитыми вставками.
Его руки, затянутые в перчатки из тонкой кожи бллека, зловеще покоились на изогнутых рукоятях иглометов в кобурах на бедрах.
— Долго же ты добирался, — начал я.
— Они заставили меня отвести катер обратно к посадочной площадке в Долине Гробниц. Сказали, что эта платформа им нужна для срочных вылетов. Пришлось слетать обратно. А потом я сходил к Лорес.
— Она умерла достойно, Бетанкор.
— Может быть, — сказал он и добавил: — А такое возможно?
Я не ответил, понимая, в насколько плохом настроении он пребывает. Я знал, что он любил Лорес Виббен, или, по крайней мере, считал, что любит ее. Я понимал, что с Бетанкором трудно будет иметь дело, пока он не свыкнется с утратой.
— Где этот иномирянин?! Где этот Эйзенхорн?! Требовательный голос раздавался в зале под нами.
Я посмотрел вниз. В зал криогенератора вошел человек в сопровождении четырех хранителей в теплых одеяниях, несущих световые посохи. Он был высоким, с бледной кожей и седеющими волосами. Его надменная осанка говорила о самообладании и высокомерии. Он носил теплую и богато разукрашенную церемониальную мантию насыщенного желтого цвета. Я не знал, кто он такой, но почувствовал, что пахнет неприятностями.
Эмос и Бетанкор также наблюдали за ним.
— Есть какие-нибудь предположения относительно того, кто это такой? — обернулся я к Эмосу.
— Ну… видишь ли, это желтое одеяние, так же как и светящиеся жезлы, которые держат хранители, должны символизировать возвращение солнца, а с ним тепла и света. А это значит, что перед нами высокопоставленное должностное лицо Комитета Хранителей Бездействия.
— Это я уже понял, — пробормотал я.
— Ну ладно… зовут его Ниссемай Карпел, он Верховный Хранитель. Тебе стоит именно так к нему обращаться. Родился он здесь, в сезоне Живительности двести тридцать пятого года, то есть пятьдесят стандартных лет назад. Приходится сыном…
— Достаточно! Я так и знал, что этим кончится. — Я облокотился на поручень, глядя вниз. — Я Эйзенхорн.
Когда он увидел меня, вздувшиеся вены на его шее должны были символизировать едва сдерживаемый гнев.
— Арестовать его, — приказал он своим людям.
Глава третья
НИССЕМАЙ КАРПЕЛ
СВЕТ В БЕСКОНЕЧНОЙ ТЬМЕ
ПОНТИУС
Я бросил один выразительный взгляд на Бетанкора, чтобы тот убрал руки с оружия, а затем спокойно прошел мимо него, спустился по лестнице и приблизился к Карпелу. Хранители окружили меня, но держались на расстоянии.