Иное…
Шрифт:
Резкая боль полоснула мою измученную душу, обиженную плоть, но я терпела. Я сделала несколько разрезов прямо по пролеганию витиеватых вен, которые выпустили из себя густую, красную кровь.
На пару минут эта боль вытеснила душевную. Может от вида текущей по руке крови… Может потому, что тело мое согрелось… Может потому, что я прерывисто застонала и закусила губу, на лбу моем выступила испарина.
Пару секунд я глядела на эту кровь и чувствовала тихую радость, понимая, что скоро муки мои закончатся. Затем я взяла лезвие правыми пальцами, в оных пропала былая гибкость, а режущая, острая боль делала их совсем непослушными,
А я ухмыльнулась… ухмыльнулась… подумав, что и лезвие также предательски поступило, не завершив свой путь, дрогнув, улетев, предав меня…. в очередной раз.
Только теперь я не заплакала… в этот раз не заскулила…
Глаза мои просохли… душа окаменела, губы приоткрылись, выдыхая, ставший, каким-то, тягучим воздух… а глаза сомкнулись ощущая сильную физическую боль и не приятное тепловатое, живительное начало вытекающее из вен, минующее руки и утопающее в глубине хрустальных вод.
Я опустила руки в воду и ее горячеватость обожгла порезы… обожгла раны на моих руках… обожгла мою плоть… мою умирающую душу…
А в черной мгле, что поплыл перед мои глазами увидела я в последний раз твои зелено-серые очи с мелкими прожилками шоколада, почувствовала на своих губах твои сладкие, полноватые уста… обняла твою статную, крепкую налитую мышцами фигуру и представила тебя с ней… там далеко.
Ты ушел… ушел, чтобы не когда не возвращаться….
Все слова сказаны, вещи собраны…
Ты ушел…
Зелено-серые глаза твои внезапно распались на крошево маленьких зеленых и серых клеточек, молекул и заметались перед моими очами…
Ты ушел… и я тоже уйду….
Уйду, чтобы не возвращаться…
Исчезну… испарюсь… распадусь на молекулы, атомы… и вместе с этими атомами распадутся мои боли, тревоги, мучения, страдания…
Глава вторая
Наверно меня сморил сон… разомлевшее в горячей воде тело провалилось в глубокую бездонную пропасть… черную… черную с едва заметными зелеными и серыми маленькими, а вернее микроскопичными молекулами, проскакивающими мимо глаз.. Потеря крови, мучающая душу и плоть боль вызвали это… а быть может это просто отклики прошлого, прожитого, пройденного.
Я уснула… Нет! наверно все же умерла!
Однако внезапно мелькающие во тьме, перед очами, молекулы исчезли, я открыла глаза и увидела, что нахожусь уже не в своей квартире, не в ванной комнате и не в горячей воде наполняющей акриловую ванну…. Теперь я стояла на ногах, тесно прижав руки к телу.
Странно… но я и впрямь стояла, точно на школьной линейке, держа вдоль тела руки… С моих вещей, растрепанных волос стекала ручьями… потоками вода, казалось я только, что вынырнула из глубин морских, вынырнула и глубоко вздохнула, ощутив своим носом какой-то чужой, неприятный… резкий запах. Запах гниющего навоза или листвы… а может вместе и навоза и листвы… подопревшего, смердящего.
Однако вода текла не только по вещам, и волосам, она также струилась и по лицу, рукам, и даже стекала с голых стоп.
Я подняла свои повисшие руки и глянула на запястья. Глубокие, развернувшиеся, раскрывшиеся вроде лепестков розы порезы оставленные лезвием обильно кровоточили, а вытекающая из ран кровь покрывала своими кровавыми струями кожу ладоней, пальцы, и, срываясь с их подушечек, улетела куда-то вниз, приземляясь возле моих стоп. Некоторое время я безмолвно смотрела на эту кровь, и, поморщившись, от острой боли на месте порезов, огляделась кругом… не очень-то понимая, где я нахожусь.
Прямо передо мной была широкая межкомнатная дверь с большим узорчатым, рельефным стеклом, точно обсыпанным мельчайшими щербинками, трещинками, в самом центре этого стекла находилась громадная красная роза, искусно нарисованная, с тончайшим стебельком и овальными покрытыми едва видимыми зазубринами листом. Подавшись вперед, я уткнулась лицом в поверхность стекла, и посмотрела сквозь него. И увидела прямо за дверью какой-то коридор и движущихся вправо и влево, быстро да бодро ступающих людей.
Совсем немного я напрягала зрение, щурила глаза, стараясь разобрать и понять: где же я нахожусь, и кто там идет?… Но рельефное полотно стекла было так мелко изрезано трещинками, что кроме еле видимых силуэтов мне ничего не удалось разобрать.
И тогда я принялась рассматривать то место, где была в данный час…
Позади меня, справа и слева находились побеленные или покрашенные в белый цвет стены, под ногами у меня был простой, плохо обтесанный дощатый пол палевого цвета, какой-то изжелта-белесый, а вместо потолка уходящая ввысь серебристая, гладкая труба огромного диаметра… просто огромного.
Что это за труба? Что за комната? Как я здесь оказалась? Мгновенно пронеслись эти мысли в моей голове, покуда я, переступая с ноги на ногу, разглядывала словно зеркальные стены трубы.
Наверно я сплю, предположила я… Сплю…
Но подняв правую руку, чтобы утереть струящиеся со лба и затекающие в глаза и рот капли воды, я вновь увидела расхлябанные ошметки кожи, текущую кровь, и, ощутив острую боль в обеих руках громко охнула!… Охнула и этот звук улетел в бесконечную пасть трубы да отозвался там тихим эхом. И я поняла, что не сплю, уж так было больно…
Больно… было очень больно… И почему-то болели не только руки, но шишка на голове, и прикушенный язык и грудь… вернее то самое место где находится сердце и душа… Душа… Душа, моя также болела… муки по поводу ухода Андрея не испарились, не исчезли… они продолжали теребить меня.
Однако я смогла отвлечь себя от мысли об Андрее, о его предательстве и уходе, задав себе вопрос… простой вопрос: « Где же… где же все-таки я нахожусь? И что со мной произошло?»
Я подняла, свербящие болью руки, протянула их вперёд и принялась ощупывать стены, которые были и впрямь окрашены, верно, я угадала. Они были окрашены в белый цвет и покрыты тонким слоем морозной паутинки, что струится покрывая деревья в морозные, зимние дни, и леденит души и тела людские. А потому и эти стены были леденяще холодными… холодными, как впрочем и палевый пол, так что стекающая с меня вода, попадая на него и смешиваясь с моей кровью, образовывая тут же небольшую лужицу, и замерзла, превращаясь в хрупкий ледок, который ломался, крошился лишь от одного нажатия на него большим пальцем ноги.