Инопланетяне и инопланетные общества. Руководство для писателя по созданию внеземных форм жизни
Шрифт:
В «Симфонии для падающих небес» Кук и Мэнли выбрали удачный компромисс. То, что у нашего мира нет ничего общего с их миром — это не совсем верно: мы все должны добывать себе пищу, и в любой экосистеме можно будет найти и хищников, и добычу. Так что Кук и Мэнли, не стесняясь, использовали несколько английских слов для обозначения аналогов существ из экосистемы Юпитера, чтобы читатель-человек получил зарисовку общей картины, но сразу же добавили достаточное количество деталей, чтобы читатель мог доработать эту картину. История начинается так:
«Акула!
Флаг ещё туже натянул барабанные перепонки и вновь прислушался. Облака клубились вокруг его тела, скрывая в непрозрачном оранжево-розовом тумане кончики его собственных крыльев. Гонимые ветром кристаллики льда впивались в его натянутые перепонки. Воздух, густой и гнетущий, давил на него. Ему хотелось оказаться выше облаков и в чистом солнечном свете
Одним словом, вы могли бы подумать, что погрузились в земной океан, а персонажу в буквальном смысле угрожает акула. Но уже следующее предложение ясно даёт понять, что вы находитесь в гораздо более чуждом месте. К концу абзаца вы уже знаете, что персонаж, за которым вы следите, живёт в плотной атмосфере мира, который должен быть очень большой планетой. Вы знаете, что он играет роль, более или менее аналогичную роли китов, но вы также знаете, что он — не кит. Образ хищника, приближающегося к жертве, остаётся чётким, и ваш разум настраивается на то, чтобы на протяжении всего этого рассказа интерпретировать такие термины, как «акула», иначе, чем обычно.
А сейчас давайте рассмотрим те же два абзаца, заменив слово «акула» на «блигглблоп», а «стадо» на «снюнк». Если бы всё происходило так, как вы уже видели, у вас вообще не сложилось бы чёткой картины. Возможно, вам до сих пор было бы интересно — если вас это вообще ещё волнует — что такое «снюнк», в каком смысле Флаг считает его «своим», и представлял ли блигглблоп какую-то угрозу, или же его появление взволновало Флага по какой-то другой причине.
Сколько инопланетного жаргона и сколько не-совсем-подходящего английского жаргона следует использовать в таком случае, — это всегда личный выбор автора, и всегда найдётся кто-то не согласный с тем, как вы это сделаете. (Некоторые другие примеры историй от лица инопланетянина вы можете найти в рассказах «Весовщик» Виникова и Мартин, «В турне с Гизом» Томпсона и «Небесный певец» (“Skysinger”) Элисон Теллур.) Поскольку найти правильный баланс между понятным и экзотическим с точки зрения инопланетянина так непросто, вы могли бы предпочесть, когда это возможно, ввести в повествование, как минимум, одного персонажа-человека, который служил бы посредником между инопланетными персонажами и читателем. Конечно, такой персонаж не может быть просто пассивным наблюдателем. Даже если ваш изначальный интерес к сюжету направлен, допустим, на конфликт между двумя видами разума, возникшими на одной планете, как только вы позволите людям-наблюдателям отправиться туда, они наверняка окажутся втянутыми в заваруху, будут действовать сами и станут объектом воздействия. Таким образом, история превратится в нечто совершенно отличное от того, какой она была бы без них.
ЯЗЫКОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Я уже упоминал некоторые особые проблемы, которые инопланетяне ставят перед писателем в вопросах языка. Сами персонажи столкнутся с ещё более серьёзными проблемами, и писатель должен решить, как с ними справиться, чтобы сюжет развивался и при этом оставался правдоподобным. Каждый раз, когда два вида, эволюционировавших независимо друг от друга, вступают в контакт, вы должны решить, как они собираются научиться разговаривать друг с другом — если они вообще собираются это делать. Если предполагать, что их природный лингвистический аппарат достаточно схож, чтобы они оба могли разговаривать, как минимум, на одном из своих языков, им потребуется время, чтобы вместе выучить его. Вероятно, это будет утомительный процесс, на который читатель не захочет тратить много времени, поэтому вам, возможно, придётся умолчать об этом, но вы всё равно рискуете обременить свою историю периодом отсутствия «реальных» действий.
Писатели-фантасты изобрели множество более или менее правдоподобных способов избежать этой неловкой необходимости. Одним из самых удобных является переводчик, «чёрный ящик» или очень сложный компьютер, который автоматически переводит с одного языка на другой. Очевидно, что переводчик, работающий с двумя известными языками возможен; примитивные версии уже есть на рынке.[45]
«Универсальный переводчик», который анализирует новый язык и быстро готовит программу для синхронного перевода или обучения языку, не является чем-то немыслимым, но это гораздо сложнее, чем кажется многим из авторов. Язык — это не просто код или шифр. Он обладает своей особой структурой, которая у двух разных языков может отличаться настолько, что для перевода требуется «переплавить понятия и разлить их по новым формам». Даже сообщение с очень сложным кодом, разработанным американскими военными криптографами, по сути своей остаётся написанным по-английски, хотя и скрыто маскировкой, под которую при достаточном мотивированном усилии можно проникнуть. Но это же самое сообщение, максимально точно переведённое на язык навахо, настолько не похоже
Кроме того, простого анализа структуры языка недостаточно — в дополнение к этому вы должны знать, как он соотносится со своим предметом. Так что машины-переводчики из научно-фантастической литературы, которые изучают язык просто путём анализа его образца, выглядят неубедительно. Помимо этого такой машине пришлось бы довольно долго анализировать говорящих, их окружение и действия. С учётом возможности и способности делать это, а также анализировать очень сложные корреляции, это было бы под силу высокоразвитому искусственному разуму. С другой стороны, высокоразвитый природный разум мог бы сделать это с не меньшим успехом: вот, почему мои Чет и Тина Барлин проводят много времени, тайно наблюдая за своими объектами, прежде чем просто подумать о прямом контакте.
Разумеется, иногда этот процесс также можно сократить. Многие инопланетяне из сборников фантастики прибыли на Землю, уже вооружившиеся неплохим, хотя и странно однобоким пониманием языка и культуры людей, полученным благодаря просмотру старых телевизионных передач по пути к нам.
Вероятно, электронные и/или механические посредники окажутся полезными во многих контактах человека с инопланетянами уже хотя бы по той причине, о которой я уже упоминал в седьмой главе — тому факту, что их методы получения сигналов могут настолько сильно различаться, что ни один из них не может воспроизводить звуки (или световые или химические сигналы), используемые другим видом. Не доходящий до крайности пример этого есть в моём «Пиноккио», где компьютер снабжён микрофонами, динамиками и экраном монитора для перевода сигналов, издаваемых дельфинами, в человеческое смысловое наполнение. Звуки дельфинов охватывают гораздо более широкий диапазон частот, чем способны человеческая речь или слух, но различия выходят далеко за эти рамки. Как объясняет человек, разработавший систему, «звуковоспроизводящий аппарат в дыхале [у Пиноккио] разделённый, и он может использовать две его половины по одной, совместно или независимо друг от друга... Первые две колонки [компьютерного] дисплея показывают очень вольный устный перевод того, что он говорит, или сразу обоих сообщений, если он говорит две вещи одновременно. Некоторые звуки несут в себе дополнительные смысловые оттенки, компенсирующие отсутствие выражения лица, а в третьей колонке находятся комментарии по этому поводу». Так, первый фрагмент диалога Пиноккио, который слышит мой главный герой-человек, выглядит на экране примерно так:
Ни в одной из частей таблицы её содержание не является произвольным; я чётко представлял себе, что именно делал Пиноккио, и почему каждое из слов появлялось там, где оно появлялось. Многие читатели сочли это и его объяснение интересными — но лишь один раз. Если бы я показал в таком виде весь диалог Пиноккио, мало у кого из читателей хватило бы терпения прочитать всю историю целиком. Таким способом я показал, как это работает на самом деле — один раз, в самом начале; далее я перевёл последующие строки на разговорный английский язык в обычном написании. (Кстати, обычно это является хорошим способом обращения с акцентом или диалектом с любого рода. Как однажды посоветовал мне Гордон Р. Диксон, «Не стоит напоминать читателю, что он занят чтением!»)
Несколько менее экзотические формы технологических средств общения между существами с несовместимыми методами речевой деятельности уже используются прямо здесь, на Земле. Несколько лабораторий (см. моё эссе о «Самоисполняющихся пророчествах») использовали такие методы, как клавиатуры с визуальными символами, для общения с гориллами и шимпанзе на придуманном языке. Ранние попытки научить обезьян разговаривать окончились весьма скромным успехом, — очевидно, потому, что они просто не созданы для человеческой речи. Оказавшись в более благоприятной среде, некоторые особи продемонстрировали способность использовать словарный запас в несколько сотен слов в виде осмысленных предложений. (См книгу Сью Сэведж-Рамбо и Роджера Левина «Канзи: обезьяна на пороге человеческого разума» (“Kanzi: The Ape on the Brink of the Human Mind”).)
Общение между существами с очень разными способами общения не обязательно требует сложного оборудования. Некоторые лаборатории добились впечатляющих успехов в обучении человекообразных обезьян американскому жестовому языку (амслену), изначально разработанному для слабослышащих людей. В моём «Твидлиупе» прорыв в общении происходит, когда двое детей, один человеческий и один инопланетный, применяют простейший подход, который работает, пока взрослые находятся в смяттении, не зная, что они могли бы сделать. Никто из них не может издавать звуки чужого языка, но оба могут научиться понимать их. Так они и поступают.