Инопланетяне в Гарволине

Хмелевская Иоанна

— Да нет, — небрежно ответил редактор. — Сейчас мы с него все это поснимаем.

Социолог попытался вывести коллег из заблуждения, пояснив свою мысль:

— Да нет, я о фактуре… То есть, того, о цвете… Какой-то он невзрачный… не мешало бы, знаете, нечто этакое… впечатляющее. Вами не предусмотрен какой-нибудь верхний слой?

— Предусмотрен, разумеется, — живо отозвался художник, который поначалу тоже не понял смысла вопроса. — Сверху будет фольга и серебряная краска. И ноги покрасим, а на руки натянем мотоциклетные краги. С отворотами, оклеенными фольгой. Ну и ещё будет шлем.

Воспользовавшись перерывом

в работе, консультант немного отдохнул на куче накачанных автомобильных камер в углу. Теперь он со стоном поднялся, растёр поясницу и подошёл к столу художника, на котором блестели заранее приготовленные шлемы пришельцев. Взяв один, он, держа его на вытянутых руках, приблизился к несчастному сатирику.

Тот уже не протестовал, понимая, что протесты ни к чему не приведут, и подчинился своей участи. Он понял — такая уж ему выпала планида. Судьба, значит. Против судьбы не попрёшь. Вытащил жребий, стал манекенщицей, не предполагая даже, с какими это сопряжено неприятностями. Когда увидел, с какими, поначалу пытался возражать, протестовал, сердился и ворчал на коллег. Неприятности множились, сатирик впал в ярость, а когда ярость достигла зенита и больше ей некуда было расти, несчастный покорился своей судьбе. А что ещё ему оставалось? Ведь он же не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, целиком зависел от этих паршивцев. А паршивцев, его коллег, по мере одевания пришельца все больше охватывал энтузиазм. Они видели, что астронавт у них получается замечательный, вот и не реагировали ни на проклятия своей жертвы, ни на её мольбы и стоны. Сатирик понял — лучше пострадать молча. Самому-то ему не раздеться, он полностью в их руках. Лучше их не злить, а то разгневаются и оставят его как есть, в этой неземной одёжке. Вот несчастный и смирился, даже пикнуть боялся, позволяя себе лишь тихонько скрежетать зубами.

Советник по науке и технике с умным видом сосредоточенно вглядывался в астронавта, примериваясь, выбирая нужное место, и, наконец, торжественно насадил ему на голову чрезвычайно живописный шлем, как следует закрепив его в велосипедной камере, намотанной вокруг шеи несчастного.

Присутствующие затаили дыхание, боясь помешать специалисту, и с волнением ждали. Их ожидания не были обмануты.

— Колоссально! — в полном восторге воскликнул социолог. — Просто великолепно! Только вот как мы будем общаться друг с другом в этой штуковине на голове?

Консультант по науке и технике даже не рассердился — чего можно требовать от профанов? Он просто со скромной гордостью ответил:

— Шлемы радиофицированы. Внутри коротковолновый передатчик. Вернее, передачи нами не предусмотрены, только приём. То есть не так, общение предусмотрено, но в ограниченном диапазоне. Вернее, общение возможно лишь между пришельцами, они друг с дружкой соединены. То есть не так, вернее, так, но пришелец в своём шлеме будет слышать всех, его же услышат только коллеги в шлемах. И ещё я должен сказать, эти штуки называются вовсе не шлемы, а шлемофоны!

И тут из шлемофона послышалось глухое бурчание. Что— то у манекенщика не в порядке, вон, он и подпрыгивать пытается, и отчаянно размахивает оставшимися в его распоряжении фрагментами рук. С удивлением глядя на сатирика, коллеги пытались понять, в чем дело.

— Испытание на подвижность? — предположил консультант. — Не похоже, да и жесты у него… не такие, какие бы хотелось.

— Может,

у него что-нибудь жмёт? — предположил фоторепортёр. — Надо бы поправить.

— Просто капризничает! — раздражённо констатировал редактор. — Да ещё толком не говорит. Не слышу! Кричи громче!

Бурчание в шлемофоне заметно усилилось, а жесты астронавта стали напоминать конвульсии эпилептика.

Консультант приложил ухо к шлемофону.

— Ничего не слышу! — сообщил он коллегам и открутил шлемофон.

— Вы что, совсем спятили? — набросился на коллег сатирик, жадно ловя ртом воздух. — Уже ничего не соображаете? Ведь шлем же герметичен, ещё немного, и я бы задохнулся! Этого вы добиваетесь?

— О, холера! — огорчился художник. Да, очень непростое дело — снаряжение астронавта. Сначала было сплошное нагромождение проблем организационного характера, а как только с ними немного управились, одна за другой стали возникать проблемы характера технического. Консультант по науке и технике не предусмотрел такой мелочи, как подача воздуха в герметический шлемофон! Огорчённый и чрезвычайно озабоченный, он погрузился в раздумье. Впрочем, думали все. Долго думали и решили — провертеть в шлеме дырку. Социолог возразил:

— Тогда все услышат голос пришельца.

— Да нет, — возразил редактор, автор проекта, — дырку мы провертим сзади, говорят ведь, как правило, мордой вперёд.

Возразить ему осмелился сатирик, все ещё кипящий от возмущения, хотя лицо его уже приняло нормальный цвет.

— И дышат, как правило, тоже мордой вперёд! Разве что вам удастся произвести переворот в физиологии человека.

— А ведь можно научиться говорить нечеловеческим голосом, — мечтательно произнёс художник. — Таким, потусторонним… Вот был бы фурор!

— Перестаньте молоть чепуху, — рассердился консультант. — Мешаете человеку думать. Никак не сосредоточусь… Минутку…

Как же, сосредоточишься с этим народом! Размышления консультанта нарушил социолог, опять делясь с коллегами своими сомнениями. Принесла его нелёгкая!

— Видите ли, панове, у меня ещё такого рода предложение, — сказал социолог. Он уже относился к эксперименту как к своему личному делу и принимал близко к сердцу все детали. — Видите ли, у меня ещё замечание насчёт рук…

Художник непонимающе взглянул на него, а сатирик попытался пошевелить руками, вернее, кистями рук в мотоциклетных крагах. Сами же руки, как уже было сказано, прикрученные к туловищу велосипедными камерами, оставались неподвижными.

— Вот именно! — воскликнул социолог. — Такие конечности пришельца, боюсь, вызовут сомнения. Как-то не согласуются они с тем образом представителя высшей цивилизации, как мы его себе представляем. Вряд ли такими неуклюжими лапами пришельцы смогли бы создать эту свою цивилизацию…

Художник бросился очертя голову на защиту своей концепции.

— Так ведь это же всего лишь упаковка! Сам представитель внутри! Внутри у него может быть хоть десять рук и по десятку пальцев на каждой руке, хоть по двадцати, а каждый палец свободно может быть длиной в метр. А что? В трубочку свернулись…

— Но ведь этих пальцев не видно! — упорствовал социолог.

— Интересно, как мы можем их выставить на всеобщее обозрение? — скептически пробурчал фоторепортёр.

У художника уже полным ходом заработала его творческая фантазия… Он вдохновенно продолжал: