Инопланетянин (сборник)
Шрифт:
Рене внимательно проследил за тем, как Митчел достал из кармана сигару.
— Не возражаете? — спросил детектив, пристраивая ее в углу рта.
Рене молча пододвинул ему пепельницу.
— Вы напрасно меня опасаетесь, Рене, — миролюбиво проговорил Митчел, удобнее устраиваясь в кресле. — Я не собираюсь прибегать ни к пистолету, ни к каким-нибудь другим фокусам.
— Догадываюсь. Но на всякий случай страхуюсь.
Митчел одобрительно кивнул и снова затянулся сигарным дымом.
— Я реалист, попался как мальчишка и проиграл — чего же брыкаться? Но мне сдается, — в маленьких проницательных глазках детектива появилось хитроватое выражение, — умные люди всегда могут договориться и прийти к взаимовыгодному соглашению.
Рене скептически поджал губы и медленно проговорил:
— Не совсем понимаю, что вы можете предложить мне в обмен на молчание. Взяток я не беру.
— Это я знаю, я вообще очень многое о вас знаю. — Митчел пыхнул дымом, вынул сигару изо рта и описал ею в воздухе затейливую кривую. — Я имею полномочия сделать вам одно очень интересное и выгодное предложение.
Рене усмехнулся:
— И для этого вы прибегли к отмычке?
— Совершенно верно. — Митчел постепенно обрел привычную уверенность. Ибо прежде чем делать это предложение, мне поручили тщательно осмотреть вашу квартиру.
Хойл сделал большие глаза:
— Но зачем. Бог мой?
Покачивая головой, Митчел наставительно проговорил:
— Как вы еще молоды, Рене. Квартира — это своеобразная визитная карточка человека, очень емкая и глубоко индивидуальная. Можно изменить убеждения, внешность, голос, походку, манеру вести себя. За хорошую цену можно приобрести даже новую кожу на кончиках пальцев и натянуть нос самым опытным дактилоскопам. Но изменить привычки, которые мы впитываем в поры своей души и тела с самых пеленок, невозможно, поверьте. А эти привычки, неведомо для хозяина, отражаются на тех предметах, которые сопутствуют вам за обеденным столом, в постели, в ванной комнате и рабочем кабинете. Я уж не говорю о том, что, хорошенько пошарив, можно иной раз наткнуться на секретные и безотказные ключи к самым скрытым уголкам личности.
— Например? — с любопытством спросил Рене.
— Примеров сотни: оружие, наркотики, средства связи и тайнописи, такие находки разят наповал, как пуля из крупнокалиберного пистолета. А разве маловажно знать по-настоящему любимые сигареты, закуски и качество постельного белья? Аристократ от рождения днем еще может носить чужую личину и терпеть дешевые неопрятные костюмы, но у себя дома он порой не выдерживает и позволяет себе понежиться в привычном шелковом или батистовом белье. Квартира, дорогой Рене, часто говорит о человеке ничуть не меньше, чем тщательно заполненное на него пухлое досье. — Митчел искоса глянул на журналиста плутоватыми глазами. — Как бы то ни было, в данной ситуации можно считать, что детальный осмотр вашей квартиры состоялся и произвел на меня самое благоприятное впечатление.
Внимательно разглядывая его, Рене прищурился.
— Положа руку на сердце, Чарли, — доверительным тоном спросил он, — вы ведь не первый раз посещаете меня нелегально?
Митчел хмыкнул:
— С чего вы взяли?
— Уж очень легко вы отказались от осмотра моей квартиры и пошли на компромисс. Пожалуй, вам не хватало лишь деталей.
Митчел одобрительно хохотнул:
— А котелок у вас варит. Я обнаружил у вас небольшой потайной сейф, а насиловать мне его не хотелось. Вот я и решил посетить вас вторично, уже с ключом.
— А какое впечатление оставил ваш первый нелегальный визит? Понимаете ли, как и полагается репортеру, я ужасно любопытен.
Митчел помолчал, покусывая нижнюю губу.
— Должен заметить, что квартира ваша не совсем обычна, даже подозрительна. Но эта подозрительность, так сказать, не выходит за пределы британских допусков.
— Вот как!
— Именно так. Уж очень много у вас научной, причем специальной литературы. Математика, физика, кибернетика — право, это многовато для одного человека, даже такого неглупого, как вы. Тем более, что вы никогда не козыряете своей ученостью.
— С каких это пор скромность стала пороком?
— С тех пор, как восторжествовал американский образ жизни и старые пуританские идеалы канули в вечность. А потом, репортер и скромность понятия просто несовместимые.
— Что плохо для репортера, неплохо для главного редактора или владельца газеты, — спокойно ответил Хойл.
— Верно. И это единственное правдоподобное объяснение. К счастью, вы поделились своими мечтами кое с кем из друзей.
— У меня нет друзей, — холодно прервал детектива Хойл, — только приятели.
Митчел осклабился:
— Это мне тоже известно, тоже подозрительно и тоже не выходит за рамки дозволенного британскому подданному. Впрочем, большинство ваших оригинальных качеств не только не показалось предосудительным моим заказчикам, но и весьма их заинтересовало.
— Это должно меня радовать?
— Да, — серьезно ответил Митчел, — выполните их поручение, станете если не богатым, то, во всяком случае, не бедным человеком.
— А что придется делать? Революцию в Латинской Америке или взрыв в конторе конкурентов?
— Да я и сам не знаю. Мне лишь известно, что поручение будет связано с многочисленными разъездами чуть ли не по всей планете.
Хойл погрозил ему пальцем:
— Не темните, Чарли.
— Клянусь! — с самым честным выражением лица проговорил Митчел.
— Не клянитесь. Лучше будьте джентльменом: открывать карты, так уж до конца.
— Джентльменом? Зачем мне это надо?
— Ладно, будьте бизнесменом.
Митчел прищурил один глаз:
— И что я получу взамен?
— Похороны истории с отмычкой.
— Похороны и виски. Маловато, невыгодный бизнес.
Рене проникновенно улыбнулся:
— И рекламную статью о вашей конторе.
— Это уже деловой разговор. Несите виски.
Пока Хойл доставал бутылку, бокалы, укладывал на тарелку кубики прозрачного льда, Митчел проговорил:
— Надеюсь, вы понимаете, что я иду на некоторое нарушение профессиональной этики и что мои наниматели ни в коем случае не должны знать об этой части нашего разговора?
— Вы меня обижаете, Чарльз.