Инопланетянка варвара
Шрифт:
— Все люди готовы, — говорит Вэктал, проходя мимо нас и направляясь к Шорши. — Мы уходим в самое ближайшее время.
— А как насчет тех, кто не может ходить? — спрашивает Золай. — Или той, которую невозможно разбудить?
— Тогда мы понесем их. Мы никого не бросим.
Шорши наделяет Вэктала любящей улыбкой и оборачивается, чтобы обнять его.
— Вы так добры к нам. Я никогда не смогу сполна отблагодарить вас за это.
Он касается ее щеки.
— Ты моя. Это единственное, что имеет значение.
Я притворяюсь, что не смотрю, когда она своими
Она не рада тому, что это — я. Она находит меня отвратительным.
«Р'aхош намного страшнее, чем большинство».
Я хватаю одну из шкур, от гнева я еле держу себя в руках, и стремительно направляюсь к ней. Не имеет значения, нравлюсь я ей или нет. Кхай выбирает пару. Она должна будет просто смириться с этим.
— Просыпайся, — говорю я, как только подхожу к ней и отодвигаю одеяло. — Ты…
Ее голова наклоняется и резко падает на пол. По крайней мере, она не по собственной воле пренебрегает моим вниманием. Она без сознания. Ужас пронзает мое сердце, и я притягиваю ее к своей груди, укачивая и согревая. У нее такая холодная кожа. Разве она совсем не может удерживать тепло? Как же она сможет выжить? На какое-то мгновение меня охватывает паника. Это должно быть то, что испытывает Вэктал, когда смотрит на Шорши. Беспомощность перед ее хрупкостью. Я укачиваю женщину около себя и похлопываю ее по щеке.
Мгновение спустя она пробуждается, а затем при виде меня отодвигается.
— Капитан Очевидность. Мне стоило догадаться.
Я игнорирую свою уязвленную гордость. Понятие не имею, кто такой «Капитан Очевидность». Полно человеческих слов, которые не имеют смысла. В пещере старейшин мы получили дар знания их языка, но очевидно, что кое-что осталось все равно непонятным. Порою, когда мой человек говорит, я даже понять ее не могу.
Правда, ее презрение ко мне я понял более чем хорошо.
Я подпираю ее своей грудью и помогаю встать на ноги. Она шипит от боли, когда пытается приподняться, и падает обратно на меня. Она своей маленькой спинкой ударяется о мою грудь, и мой кхай тут же вспыхивает к жизни…, как и мой член.
Я закрываю глаза и сосредоточиваюсь, вынуждая, чтобы и тот и другой оставались спокойными. Сейчас не самое подходящее время.
Человек отбивается от меня, отталкивая мои руки.
— Хватит меня лапать! Пусти меня!
Отпустить ее? Да она ведь устоять на ногах не может. Я ее не отпущу. На шлепки ее ладоней я не обращаю внимания, в то время как провожу рукой по ее голым ногам, выискивая раны. Она отбивается от моих прикосновений, но не раньше, чем я обнаруживаю, что три из множества пальцев на ее ногах опухли и травмированы. Они, скорее всего, сломаны, и у нее нет кхай, чтобы излечиться.
И она вздумала отвергать мою помощь? Огромная глупость с ее стороны. Я не обращаю внимания на протесты и подбрасываю ее в свои руки. Я сам понесу
— Эй! Поставь меня обратно, болван стоеросовый, — она орет мне прямо в ухо. Ну, по крайней мере, ее легкие не пострадали. Я игнорирую ее пронзительные крики и удостоверяюсь, что она завернута в одеяло, несмотря на ее возмущение.
— Р'aхош, — предостерегающе произносит голос.
Я оглядываюсь — как раз тогда, когда человеческая ручка врезается мне в челюсть в знак протеста — и вижу, что мой друг и вождь подходит ко мне.
— Ты не можешь таскать ее на себе, если она того не хочет, — говорит он на нашем языке. — За людьми нужно ухаживать осторожно. Они хрупкие.
Кулак моего «хрупкого» человека врезается в мою скулу.
— Поставь меня обратно, — снова орет она. — Выкуси, придурок чертов!
Я… выкуси? Но ведь я ничего не ем.
— Р'aхош, — предупреждает Вэктал. — Ты знаешь о моих приказах.
Мне известны его приказы. Не делать ничего, что люди не хотят, чтобы мы делали. Я осторожно с безграничной нежностью ставлю моего человека на пол, сопротивляясь желанию прижать ее к своей груди и провести рукой по ее грязным волосам.
— Она ранена, — говорю я ему хрипло. — Я лишь хотел помочь.
— Для этого еще достаточно времени, — говорит он и добродушно похлопывает меня по руке. Несомненно, он в хорошем настроении. У него есть своя пара. Моя же смотрит на меня, будто хочет вонзить мой собственный нож мне в спину. — Пусть идет, если она хочет идти пешком.
— Отлично, — с рыком говорю я.
Я удостоверяюсь, что шкуры плотно завернуты вокруг нее и предлагаю ей покрытия для ног. Это наименьшее, что я могу сделать, а также притвориться, что не вижу, как она вздрагивает и произносит все более злобные, непонятные слова, когда пытается несколько замедлиться из-за ее опухшей ноги. Это человеческое существо, она вся изранена. На ее руке еще одна рана — свежая, где из ее плоти был удален «датчик», как они называют его. Они были внедрены «плохими парнями». Я лишь знаю, что хочу заполучить в нее кхай, чтобы она смогла исцелиться и поправиться.
Спаривание в этот момент даже в голову мне не приходит. Я просто хочу, чтобы она расцвела. Мои руки дрожат, отчаянно желая успокоить ее и приласкать, но когда она бросает на меня очередной взгляд, полный ненависти, я ухожу, чтобы присоединиться к охотникам.
Я не могу находиться рядом с ней и даже прикасаться к ней не хочу.
ЛИЗ
Мне хочется верить, что я не особо брезглива. Я на самом деле не такая. Мой отец был охотником, и я выросла с ним рядом, насаживая наживку на крючок и освежевывая шкуры с дневной добычи, чтобы потом зажарить ее на костре. Я эксперт по стрельбе из лука. Я не так уж плоха в отслеживании. Я отлично могу разделывать тушу.