Иной Путь
Шрифт:
Глаза… много глаз. В них – страх и боль, сменяющиеся обвинением.
– Ты! Ты! Ты! Ты! Убил… убил… убил нас… нас… убил… нас… ты… убил… зачем… за что… ты…
Симпатичная шатенка с пухлыми губами и еще по-детски округлым личиком. Его первая жертва.
– Что я тебе сделала? За что ты меня убил?
Мать.
– Костенька, ну зачем ты так со мной?… Я же тебя люблю…
Боль и страх. Только боль и страх. Везде, на каждом шагу. Широким шлейфом – на всем жизненном пути. Только боль и страх.
Он чувствовал их всех. Он теперь знал, каково быть изнасилованной, изрезанной на куски, каково, года тебя бьют арматуриной, каково, когда тебе присылают в коробочке кисть твоей дочери десяти лет от роду, каково… Он на своей шкуре испытал все то зло, которое принес в мир.
Когда Константин очнулся, в камере было пусто. Не было ни изуродованного трупа в цепях, ни крылатой синеглазой девушки. В камере было пусто… а в душе горел невыносимо жаркий огонь. Он прекрасно помнил все.
Костю вывернуло наизнанку. Его рвало, рвало так, что он задыхался. Его рвало от отвращения к самому себе, от осознания, какой же скотиной и мразью он является. " Простите меня, простите!" – билось в голове. И в то же время захлестывало понимание: нет прощения, и никогда не будет. Такихне прощают. Такого– не прощают. Никогда.
Встать. Подойти к бару. Достать бутылку. Налить виски в стакан. Убрать бутылку, вернуться со стаканом к столу. Сесть в кресло. Закурить. Отпить половину из стакана. Докурить. Допить виски. Встать. Подойти к бару. Достать бутылку…
Алгоритм, отработанный за ночь до автоматизма. И пистолет, заряженный пистолет на столе. Снят с предохранителя, патрон в стволе. Просто взять, приставить к виску и нажать на курок.
Все так просто. Но что-то мешало. Нет, Константин не боялся смерти. Скорее, он уже жаждал ее – но что-то мешало. Он уже ничего так не хотел, как собственной смерти, его корчило от невыносимого омерзения и ненависти к самому себе – но что-то просто не давало ему взять пистолет, приставить к виску и нажать на курок.
Простейший алгоритм. Встать. Подойти к бару. Достать бутылку…
Виски кончился.
Взгляд в зеркало.
– Как же я тебя ненавижу, – сказал он отражению. Отражение смотрело с ответной ненавистью.
Умереть было не страшно. Но – умереть было слишком мало. Таким – нет прощенья. Таких – не прощают. Никогда не прощают.
Смерть – это слишком просто. Это слишком малое возмездие за все, что было сделано.
На следующий день Константин перевел все дела на своего заместителя, оставил немного денег на личном счету, купил билет на поезд в Питер и покинул Москву навсегда. Почему он поступил именно так? Он не знал. Но что-то внутри подсказывало: так будет правильно.
В купе не было никого, кроме него – Константин не мог, просто не мог находиться столько времени с кем-либо наедине, и потому просто выкупил купе полностью. Он сидел на нижней полке, смотрел в окно, за которым метался снег, и ни о чем не думал. В душе была пустота, и ничего, кроме пустоты.
Тихо зашуршала, отодвигаясь, дверь купе. "Неужели я забыл ее закрыть на защелку?" –мелькнула мысль. И тут же исчезла – на пороге стояла хрупкая, светловолосая девушка с огромными синими глазами.
– Здравствуй, Костенька.
Все было правильно.
Все только начиналось.
V. VI.
"Вместе – мы инструмент
Земного оркестра,
Тот, кто сегодня понял это,
Чувствует силу каждой струны."
– Это все? – тихо спросил Стас. Азамат как-то понуро опустил глаза.
– Еще Вика, ее Алик как-то притащил. Она на кухне прячется, боится с тобой пересекаться лишний раз…
Ветровский медленно обвел взглядом собравшихся. Уже упомянутые Алик и Азамат, Женька, на чьей квартире проходило собрание, Виктор Галль, нервно терзающий гитару в углу, Алиса, Саша Годин с первого курса юрфака и его девушка – худенькая, некрасивая блондинка, тоже Саша, Антон Петренко и Инга Куприянова с экономического. Вместе с Викой – десять человек, не считая самого Стаса. А ожидалось девятнадцать.
– Что остальные?
– Кто как, – Зулкарнов пожал плечами. – Кто-то нелепо отмазывался, кто-то честно сказал, что это слишком далеко зашло, кто-то еще что-то. Побоялись и разбежались, проще говоря. Да, Стас… все знают, что было там. В кабинете Витценко. И что ты говорил, все тоже знают.
Юноша незаметно прикусил губу. Ну и как теперь объяснить? Хотя они же ребята умные, должны понять, зачем он такое говорил!
– Я не буду спрашивать, откуда.
– А можно я все равно отвечу? – неожиданно вклинился Женька. – Это, в общем-то, моя сомнительная заслуга. Когда за Викой пришли инспекционщики, я как раз хотел к ней зайти. Меня не заметили или не придали значения, а я слышал, куда ее повели. Ты же знаешь, у нас в универе большая часть помещений под видеонаблюдением. Так вот, взломать центральный сервер института – не самая сложная для меня задача. Я снял с камеры запись событий в кабинете. Показал Виталику. Я не заметил, что он скопировал ее к себе! А потом Виталик показал эту запись всем остальным. После этого они и ушли…
Стас неопределенно кивнул, медленно опускаясь в кресло.
– Жень, все в порядке. Ты… наверное, ты правильно сделал. А те, кто не понял и ушел – что ж, значит, не так уж и надо им это было. Только скажи, они и правда все испугались проблем или было что-то еще?
Алфеев помялся, но все же ответил.
– Некоторые просто поверили в то, что ты там говорил, и перестали верить в то, что ты говорил раньше. Виталик тут распинался. Мол, ты недостоин возглавлять Орден, ты подлец и обманщик, ты нас всех используешь… Я ему в результате на дверь указал раньше, чем Алик вскочил бить ему морду.
– Вот и хорошо. Жень, не переживай. Все в порядке. Алик, пожалуйста, приведи Вику. Нам всем нужно серьезно и откровенно поговорить…
Заплаканную и наскоро умытую, Алик усадил девушку на диван между Алфеевым и Алисой, которая посматривала на подругу с явным неодобрением.
Стас тяжело вздохнул и начал объяснять. Говорил он недолго, четко и ясно объясняя свои действия, но не вдаваясь ни в подробности, ни в эмоции. Как ни странно, ему даже дали договорить
– Стас, когда и где ты научился врать так складно? – очень тихо спросила Виктория, подняв наконец глаза на командира. – Ты сказал, теперь позволь, скажу я. Я присутствовала в том кабинете, если помнишь. Да, мне безмерно стыдно, что я поддалась на угрозы отчисления и сказала ректору, откуда у меня книга. Если бы я знала, чем это обернется – я бы промолчала, несмотря ни на что. Стас, я тебе верила. Верила полностью. Но… прости, я видела твои глаза, когда ты вымаливал пощаду у скотины Витценко, я видела, с каким пылом и искренностью ты поливал грязью те идеи и идеалы, которые буквально за день до этого называл своими принципами и своим мировоззрением. Я слышала, как ты говорил, что просто используешь все и вся, слышала, как ты убеждал Витценко в том, что просто "набираешься практики для создания собственной компании". Ты был очень убедителен. Как никогда раньше. Ты и об Ордене говорил с жаром и блеском в глазах, с уверенностью в правдивости твоих слов, но никогда ты не был настолько убедителен, как сегодня в кабинете. Я всей кожей ощущала, что ты говоришь правду.