Иножитель (Клокочущая пустота, Гиганты - 3)
Шрифт:
Жюль предложил мне пройтись по вечерней Москве, признавшись с улыбкой, что он страстный пешеход и дома не может успокоиться, если не пройдется по парижским бульварам и не посидит вечером за вынесенным из кафе столиком.
Мы оделись и вышли на Арбатскую площадь. Заранее предвидя интерес гостя к старым московским домикам, я предложил Жюлю наши бульвары и старинные переулки.
– О нет, нет!
– неожиданно возразил наш гость.
– Покажите лучше мне ту вашу улицу, которая называется "Сделанная телега", "Сверкающая колесница", "Новая арба" и
Я не сразу понял его, но наконец догадался, что французу нужен Новый Арбат - проспект Калинина с его огромными домами-книгами, как назвал их Жюль, "со строчками окон, по которым можно читать о будущем".
Говоря мне все это, он заразительно рассмеялся, обнажив при этом белые зубы под черными усиками.
– Это восхитительно!
– энергично жестикулировал он руками. Смотрите! Прошлое и будущее существуют у вас совсем рядом. Эти дома-громады вытесняют старые каменные мешки своими многоэтажными плечами, а бывшие великаны упираются, не хотят уходить в забвение. Эта улица должна особенно привлекать вас, мсье Алекс.
– Почему?
– удивился я.
– О-о!
– погрозил он мне пальцем.
– Вы совсем не зря обратились к истории. Вы хотите, чтобы ваша фантазия работала и на будущее и на прошлое. И, знаете, это очень правильно, мой друг! Что такое история? Это фантазия, обращенная назад! Каждый видит ее по-своему, поскольку "машины времени" для путешестия в прошлое нет, иначе я был бы Сирано де Бержераком, посетившим вас.
– Вы правы, Жюль. Ведь прошлое дает нам пищу для фантазии не меньшую, чем будущее. Роль же "машины времени" играет воображение. Кстати, вы знакомы с каратэ?
– О-о! Еще бы, иначе я не был бы чемпионом Франции по фехтованию.
– На саблях?
– Нет, что вы! Конечно, на шпагах!
– А не потому ли Сирано де Бержерак так искусно владел шпагой, что знал, как и вы, приемы, которые сходны с каратэ?
– Браво! Может быть, может быть! На все надо смотреть с высоты. И потому вам придется провести меня сейчас через вашу Сену по мосту.
– Через Москву-реку.
– О да, конечно! У вас Москва-река! А Сена - это "Париж-река"!
– И он засмеялся.
– О-о! Я узнаю этот отель! "Украина"! Я в нем остановился. Моя жена так велела. Она тоже здесь останавливалась. Может быть, вы с ней здесь виделись?
– Уверяю вас, мсье Жюль. Имена моей героини и вашей супруги чистое совпадение.
– Ну может быть, может быть. Она отдает свой голос коммунистам, а я социалистам. Мы часто из-за этого ссоримся.
– Ссоритесь?
– О да, конечно! Настоящее семейное счастье - это 80 процентов терпения, 10 процентов ссор и 10 процентов безоблачного счастья! А совсем без облаков не может быть дождя, а только засуха. Тоже плохо. Не правда ли? Я вас весьма замучаю прогулкой на ту самую горку, откуда Москва видна, как открыт Париж с Эйфелевой башни.
– Вы имеете в виду площадку на Ленинских горах напротив нового университета?
– О да, конечно! И вы совсем не
– И он так близок вам, Сирано де Бержерак?
– Конечно! Я даже влюблен в свою русскую княжну именно так, как мог влюбиться только Сирано де Бержерак. "Когда ты входишь, солнце меркнет!.." - продекламировал он.
– Вы имеете в виду ростановского Сиранео, стихи Ростана?
– О нет! Совсем нет! Я имею в виду самого Сирано де Бержерака, "стихи влюбленного поэта". Если вы будете рассказывать о нем, то должны передать его страстное желание любить.
– И он любил?
– О да, конечно! Иначе не могло быть! Я, как никакой другой, очень хорошо его понимаю. Больше, чем знаю.
– Это любопытно. Больше понимать, чем знать?
– Конечно, я ведь могу признаться, куда он исчезал один или два раза из парижского общества.
– Один или два раза? Из-за болезни или ран?
– Может быть, может быть. Но он каждый раз возвращался другим, совсем другим. Вот это надо понять! О нем пишут столько нагромождений, столько противоречностей... Я, кажется, не так сказал?
– Противоречий?
– О да, конечно! Противоречий! Так правильно. Один биограф утверждает, что он был кутила и дамник, то есть бабник, простите, я так говорю? Другой, а это его друг детства Никола Лебре, вспоминает, что Сирано вино сравнивал с мышьяком, которым люди отравляют себя, и чуждался женщин из-за своей внешности.
– Но все-таки, может быть, Ростан был прав, угадав в нем натуру страстную и бескорыстную.
– О да, может быть, может быть, если учесть и другие стороны его характера, желание служить добру и людям, а не только утоление своих желаний. Вам надо искать понимание его жизни в нем самом, в том, что он оставил после себя людям. О, эти загадочные трактаты или сонет "Философу Солнца" с последней строчкой "Мне - ничего, а все, что есть, - другим!". Мы с вами, русский и француз, в равном положении. Его сочинения нужно одинаково переводить со старофранцузского языка. А это у нас, увы, не сделано полностью. В особенности в отношении стихов, а вам нельзя обойтись без них! Они его суть. Как вы поступите, мсье Алекс?
– Очевидно, так же, как ваш Ростан. Мне придется мысленно воплотиться в своего героя и говорить за него.
– О, это будет трудно - спорить с самим Ростаном!
– Нет, почему же спорить? Идти его путем. Конечно, не подражая, но с той же свободой творчества. К тому же, я располагаю собственноручно написанными стихами Сирано под его портретом.
– О-о! Это прекрасно! Я сам буду потом переводить угаданные вами стихи Сирано на современный французский язык.
– Конечно, Сирано - это его стихи, но есть еще его загадочные знания, о которых говорится в статье Эме Мишеля в журнале "Сьянс э ви"*.