Инспектор Антонов рассказывает
Шрифт:
— Ну… Филипп приходил… Как только вы от меня ушли…
Начал меня расспрашивать, как шел допрос, то есть разговор, и я ему рассказала…
— Что вы ему рассказали?
— Ну, я ему не рассказала о том, что вы предупредили меня не рассказывать…
— Магда!
Она быстро взглядывает на меня и виновато опускает глаза:
— Ну что я могу сделать!.. Такая уж я… И он такой… Ничего от него не скроешь… Вначале я пробовала его провести, а потом, слово за слово, он все из меня вытянул.
— Хорошо, что вы хоть признаетесь.
— Никак. Даже не рассердился. Хотя он предупредил меня, чтобы я не болтала ничего лишнего, если вы станете меня допрашивать.
— Еще что у вас?
— Это уже по личному вопросу. Раз уж вы мне обещали… Я сегодня утром узнала, что есть место в ресторане новой гостиницы, и хотела…
— Ладно. Попробую вам помочь. Но при одном условии: чтобы вы вели себя образцово…
— За это не беспокойтесь.
— …Потому что в ресторане бывает много иностранцев…
— Ха, иностранцы! Помираю я об иностранцах! Я вам скажу даже, хотя вы мне, может, и не поверите. Вчера, как раз в обед, встречает меня у «Рилы» господин Кнаус…
— Приятель Филиппа?
— Именно. И самым любезным образом предлагает пообедать с ним вместе. И что, вы думаете, я сделала?
— Понятия не имею.
— Ясно и просто отказалась. Вы верите?
— А почему же нет? Вы становитесь серьезной девушкой. Важно только постоянно об этом помнить.
— За это не беспокойтесь.
— Что касается работы, то я думаю, что все устроится. Если будет что-то положительное, я вам сообщу.
Магда готовится встать, но я ее останавливаю:
— Минутку. А Филипп интересовался, не спрашивал ли я вас еще об одной вещи?
— О какой вещи?
— О снотворном.
Магда снова пытается изобразить неведение, чтобы пустить в ход столь же невинное «какое снотворное?», но я делаю предупреждающий жест:
— Не забывайте, о чем мы говорили!
— И про снотворное спрашивал… Ну и дьявол же вы!
— Оставьте свои комплименты. Расскажите мне лучше, какие инструкции давал вам Филипп насчет снотворного и как вы их выполнили.
— Он мне сказал, что позвонит Асенову, и пока Асенов будет говорить по телефону, я должна буду влить немного снотворного в свою рюмку, а потом подставить эту рюмку ему, чтобы не видел официант, а когда вернется Асенов, предложить ему выпить. Этот Филипп все продумал в деталях, просто позавидуешь его голове.
— Не торопитесь ему завидовать. Ну и вы что? Выполнили инструкции?
— Да, выполнила. Но только пять-шесть капелек влила.
— А зачем вообще нужен был этот номер?
— Как зачем? Чтобы он не буянил. Филипп решил устроить ему сцену, чтобы показать Асенову, что он, Филипп, ухаживает за мной, и вызвать у Асенова ревность и заставить его восстановить помолвку. Но чтобы не произошел какой-нибудь скандал, говорит, ты ему влей несколько капель, а то, кто его знает, начнет еще буянить…
— Ну, пока достаточно, — киваю. — И будь умницей!
— Не беспокойтесь! — в третий раз повторяет Магда.
Она встает и несет к дверям свое крупное тело и свое хорошее настроение и, уходя, не забывает обернуться и улыбнуться мне ободряюще, словно если кто-нибудь и нуждается в ободрении, то это я, а не она.
Может быть, она и наладит свою жизнь. Все зависит от того, когда появится на ее пути возможный кандидат в мужья. Потому что вдобавок ко всему такие, как Магда, еще и разборчивы в этом смысле. И потому, что их добрые намерения очень хрупки. Добрые намерения можно поддерживать, а чтобы их поддерживать, нужны интересы, а поскольку интересы отсутствуют… Но если повезет удачно выйти замуж и погрузиться в заботы о доме, о муже, а потом и о ребенке, тогда все устроится и войдет в свою колею. А если не устроится?.. Ну, если не устроится, значит, устроится в другом смысле этого слова.
На улице уже темнеет, когда я не спеша поднимаюсь по длинной лестнице, ведущей на уютный чердак гражданина Личева. Нажимаю кнопку звонка, но вместо знакомого резкого звона внутри начинает звучать нежная старинная мелодия. Я вопросительно поглядываю на кнопку, чтобы убедиться, что не включил по ошибке радио вместо звонка. В эту минуту дверь открывается и показывается сморщенное, довольно улыбающееся лицо Личева.
Точности ради следует заметить, что улыбка старичка тут же стала сползать с его лица.
— Вы подключили радио к звонку? — спрашиваю я, чтобы он пришел в себя от неожиданности.
— Да нет… Но это тоже мое изобретение, — бормочет Личев.
— Ну что, может быть, пройдем? — снова спрашиваю, так как хозяин застрял в дверях, словно думает, что мы будем беседовать на лестнице, подобно квартальным сплетницам.
— Да-да, пожалуйста, — неохотно отодвигается старик. — Я, знаете ли, жду гостей…
— Я вас не очень задержу. Пока придут гости…
Обстановка на чердаке — точно та же, что была шесть дней тому назад. Ни бутылок, ни бутербродов, ни печенья, оставшегося от новогодних праздников — вообще, никаких признаков, что предвидятся гости. Постойте, постойте! Пища, кажется, имеется, только пища духовная: у стены, в нежных объятиях ползучего растения, стоит роскошный телевизор. Экран освещен. Диктор, уткнув нос в бумаги, читает информационный бюллетень.
— Это тоже ваше изобретение? — небрежно показываю на телевизор.
— Да нет, что вы.
— Марка зато хороша! Из «Корекома»…
По виду хозяина не скажешь, что комплимент его радует.
— У вас, если не ошибаюсь, пенсия довольно скромная? — говорю я, опускаясь в удобное старое кресло.
— Совсем скромная, — признается старичок. — Но и потребности у меня не такие уж большие. Стариковские… Словом, есть у меня некоторые сбережения…
— В долларах или как?
— Э, вы опять про доллары… Что я, дядя Рокфеллеру?