Инспектор Внеземелья

Синякин Сергей Николаевич

Круглов смотрел на звезды и думал, что ему здорово повезло. Ему повезло, что он полетел в космос, что участвовал в межпланетных экспедициях, ему повезло даже тогда, когда врачи запретили ему самостоятельные полеты в космос, - не будь этого, он никогда бы не стал сопричастным удивительному открытию на Луне. Наверное, те, кто отправляется за пределы Земли, думают точно так же. В природе человека тяга к спокойной жизни, но в нем же одновременно живет жажда приключений. И исследование планет этому человеческому качеству полностью удовлетворяет. Скоро придет время прощания со звездами. Летать вечно невозможно, возраст этого не позволяет. Можно смотреть ночью на звезды, тысячу раз повторяя: "Я там был". Все равно эти слова покажутся фальшивыми, а прошлое странным сном, который приснился на рассвете. Спустившись на Землю, уже никогда не увидишь, как разворачивается на обзорных экранах

плоскость колец Сатурна, не увидишь движения угловатых неровных глыб кольца астероидов, не побродишь по бурому песку под темно-фиолетовым небом Марса, не увидишь, как выстраиваются в одну линию молочные луны Юпитера. И ты будешь понимать, что вышел в тираж. Время пришло. Это только казалось, что впереди вечность. И тогда останутся лишь воспоминания, да и они чаще всего кажутся прочитанными в детстве фантастическими рассказами. Да, возраст - это не шутка. Странно, но именно сейчас воспоминания вдруг обрели неожиданную свежесть, словно все, что с Кругловым случилось, происходило вчера. Многих, с кем он начинал, уже не стало под этими звездами. Впрочем, это еще надо подумать, кому из них повезло - Круглову, у которого в ближайшем будущем останутся лишь сухарики воспоминаний, или им, ушедшим из жизни в самом расцвете жизни. Помнится, Леонид Аркадьевич Лямин любил говорить, что настоящий пилот тот, кто умирает в своей постели. В чем-то он, наверное, прав. Профессия межпланетчика не любит неоправданного риска, она любит точный расчет. И все-таки тоскливо на душе от осознания того, что смерть к тебе придет в домашней постели и в окружении домочадцев. Еще тоскливее от того, что ты больше не увидишь звезды. Не те, что мы видим на Земле, что похожи на шляпки гвоздей, в беспорядке вбитых в бархатную черноту неба, а иные, разноцветно подмигивающие и недовольно бормочущие в окружающей тебя пустоте, которые дано увидеть лишь людям Неба и никому другому. Круглов вдруг вспомнил, как сказал председатель медицинской комиссии на последнем освидетельствовании. "Ну, батенька, сказал он, - вам еще крупно повезло. Многие заканчивали куда раньше. Не расстраивайтесь, Алексей Николаевич, жизнь на этом не кончается. Будете преподавать астронавтику молодым, ведь вам есть чего рассказать. Работа для мыслящего человека всегда найдется".

Спасибо Чамберсу - выручил. На рассказы Круглова не тянуло. Воспоминания - это продолжающаяся тоска. Знаешь, что ничего уже больше не изменить, что космос для тебя закрыт, что теперь ты до конца своей жизни обречен смотреть на звезды с Земли, и на душе грустно, как при отлете в дальний рейс, только теперь к грусти примешивается безнадежность, и от этого еще тоскливее. Поэтому в преподаватели он не пошел.

Это уж слишком - каждый день смотреть на молодых и задорных щенков, у которых все впереди.

Нет, на жизнь ему жаловаться грех - участие в третьей экспедиции на Венеру, высадка на комету Лецкого, дальние маршруты - к Сатурну и Юпитеру, три поиска в поясе астероидов - всего этого с лихвой бы хватило на целый курс Астрошколы. Так что Круглов не без оснований считал, что ему крупно повезло. Впрочем, насчет везения у него есть своя теория - везет тому, кто сам суетится. Мог бы всю жизнь просидеть на лунных трассах, возить монтажников в Сумеречную зону и обратно. Везение везением, но ведь и он для этого везения кое-что сделал. Только что теперь об этом говорить, хвалиться прошлыми достижениями глупо, пусть тебя за это хвалят другие, если оно того заслуживает.

Завтра он улетал. Надо было бы утрясти свои семейные дела, которые, похоже, пришли в окончательное расстройство, но у Круглова на это времени не было. Успеется. Все равно разбитой чашки уже не склеишь. Если Оксана решила уйти от него, значит, на то были свои причины. Думать о семье Круглову не хотелось, чего таиться, он все еще переживал уход Оксаны, но боль уже немного утихла, и не стоило бередить чуть затянувшиеся раны. Конечно, ехать в Барнаул рано или поздно придется, однако поездку эту Круглов всячески оттягивал.

Он снова посмотрел на небо.

Среди бледной россыпи звезд, пересекая молочную извилистую полосу Млечного Пути, с востока на запад двигалось маленькое мутно-белое пятнышко - станция "Союз".

Удивительно, Круглов даже не подозревал, сколько неотложных дел накопилось в Приземелье. Но дело, которое предстояло уже завтра решать ему самому, выделялось из всех своей необычностью и - если бы Алексей Николаевич не боялся громких фраз - своей фантастичностью.

Диковины и чудеса оказались совсем рядом.

Глава восьмая

САПЕРЫ ПРИЗЕМЕЛЬЯ. 2056 ГОД

Командир орбитальной станции Ротман держался официально, во всем его виде сквозила

нескрываемая обида за то, что начальство отправило на станцию функционера. Разумеется, он знал, кем Круглов был совсем недавно. Но мало ли кем каждый из нас когда-то был! Сейчас Круглов был административным работником, начальством, которое прилетает, когда ему вздумается, и всегда сует нос туда, куда его совершенно не просят, более того, он сует свой нос именно туда, куда его совать противопоказано. А Круглов блаженствовал.

Адаптационный период при возвращении на Землю всегда давался ему тяжело. Надо было заново привыкать к тяжести, надо было держать тело тренированным и постоянно качать ослабшие в невесомости мышцы. На станции он чувствовал себя великолепно.

– Не дуйтесь, Ротман, - благодушно сказал Круглов.
– Ну, что вы смотрите на меня так, словно я утащил ваши любимые тапочки? Я не собираюсь казнить и миловать. У меня совершенно иные задачи.

– С тех пор, как космос открыли для разных канцелярских крыс, - признался командир орбитальной станции, - я так смотрю на каждого, кого присылает Чамберс. Вы только не принимайте мои слова на свой счет, Алексей Николаевич. Это я о канцелярских крысах. Проверенное дело: сразу же после их отлета начинаются неприятности. В чем только нас не обвиняли! Какие только грехи на меня не вешали! Погодите, Алексей Николаевич, мне надо привыкнуть к мысли, что от вас не надо ждать пакости. Давайте я вас познакомлю с базой?

– Здорово тебя проверяющие запугали, - хмыкнул Круглов. Не надо демонстраций, Ротман, я базы такого типа знаю великолепно, иной раз неделями на них сидели в ожидании, когда экипаж доукомплектуют. Но у тебя люди гибнут, Ротман.

– Потому что мы здесь не в игрушки играем, - угрюмо сказал Ротман.
– Между прочим, Алексей Николаевич, люди гибнут и на Земле. Только там этого вроде и не замечают. В автомобильных авариях ежегодно гибнет людей в тысячи раз больше, чем на орбите. И не в тысячи, в десятки тысяч раз! Но к нам повышенное внимание - ах, люди гибнут в космосе! Ах, техника безопасности нарушается! А какая здесь может быть техника безопасности?

– Я понимаю.
– Круглов пропустил командира станции вперед.
– Но ведь сам понимаешь, внимания вам уделено больше, чем всем остальным. В краткосрочной перспективе КОСМОЮНЕСКО интересует два проекта - очистка околоземного пространства и результаты эксперимента "Икар". Кстати, вы знаете, что они добились первых успехов? В прошлом месяце они загнали в тахиопространство небольшой астероид, не более двухсот килограммов. Энергии освободилось столько, сколько ее может дать весь каскад волжских гидроэлектростанций за год. И это только начало!

– Я слышал, - скромно сказал Ротман.
– Радио работает и у нас.

Станция "Союз" имела несколько стыковочных узлов, и сейчас все они были заняты пришвартованными челноками, от чего станция напоминала сбоку ощетинившегося иглами ежа.

Сама международная станция была выполнена по русскому проекту, которой по иронии судьбы в своей первоначальной задумке представлял собой боевую военно-космическую станцию "Алмаз". Конечно, со времени проекта и даже первых весьма несовершенных станций, разработанных русскими специалистами, техническая мысль ушла далеко вперед, поэтому размеры нынешней станции, сохранившей прежнее название, наполненное совершенно иным смыслом, впечатляли. Шар станции был более ста метров в диаметре, кроме жилых помещений и системы жизнеобеспечения, станция была нашпигована электронной аппаратурой слежения и поиска, ведь выполняла она специфическую задачу занималась очисткой околоземного пространства от военно-промышленного мусора, а его за многие десятилетия скопилось здесь более чем достаточно. Спутники связи и слежения особой опасности для Земли не представляли, но были опасны для орбитальных кораблей. Однако были и совершенно иные станции, заброшенные в самый разгар второй холодной войны: они могли оказаться одинаково опасными и для планеты, и для пролетающих мимо кораблей. Военная мысль никогда не стояла на месте, поэтому на орбите можно было встретить спутников-убийц, предназначенных для охоты на орбитальные комплексы потенциального противника, и снабжены они были самыми невероятными системами уничтожения. При этом многие из них были ограждены от возможного захвата и последующих исследований зарядом обычной взрывчатки, а то и миниатюрным ядерным зарядом. В последнее десятилетие холодной войны между Азиатским Союзом и странами золотого миллиарда для противодействия пытливой мысли противника некоторые автоматические орбитальные комплексы стали оборудовать микрозарядом из антивещества, которое уже начало входить в стадию промышленного изготовления.