Инстинкт гнева
Шрифт:
— Паша, это не моя идея! — негромко предупредил Туманов.
— Знаю, что не твоя, — Джонатан говорил спокойно. — Все нормально, Витя, не переживай. Я в эти высокие сферы вхожу и выхожу безболезненно. «Сфера» твоего собеседника — не исключение. Через пятнадцать минут буду.
— Вы с Витей говорили? — оживилась Женя. — Как он?
— В порядке, — разведчик сунул трубку в карман и строго посмотрел на Федотова. — Береги ее, майор, как зеницу ока. И если желаешь спросить о чем-нибудь, спрашивай прямо сейчас. Я сегодня еще вернусь и, скорее всего — за ней.
— Насчет «высоких сфер»… — Федотов пристально взглянул
— Нет, майор, — Джонатан встал. — Выше.
— Итак, Виктор Алексеевич, давайте знакомиться. Я мастер Цеха Дмитрий Федорович Чесноков. Вам следует обращаться ко мне просто — мастер.
Туманов попытался устроиться поудобнее на дубовом «троне» с высокой толстой спинкой и удивленно взглянул на Чеснокова.
— Следует? Очень интересно. Учту, конечно, но все равно интересно. А позвольте полюбопытствовать, вы какого цеха мастер, литейного или слесарного?
— В тонкости вы вникнете по ходу беседы, господин Туманов, — мастер смерил его холодным взглядом. — Постепенно.
— Годится, — Виктор ответил ему таким же взглядом.
Мастер выдержал театральную паузу и принялся излагать. Именно так, не говорить, как все нормальные люди, а излагать: неспешно и поначалу, казалось, отвлеченно.
— Что наша жизнь, господин Туманов? Цепь событий, которые при совпадении деталей образуют более-менее прочные сюжеты. Что легло в основу нынешнего спектакля? Роковая случайность, стечение обстоятельств. Как Островский умудрился наткнуться на вашу знакомую? Кажется, ее зовут Женя? Он проверял в Битцевском лесопарке версию с маньяком, поскольку ему и Мартову было поручено искать одного неуловимого убийцу, который давно портит жизнь людям из нашего Цеха. Искал одно, а наткнулся на другое. На нечто более важное для всех нас. Разве не роковая случайность? Удачная, но все-таки роковая, или, если угодно, — знаковая.
Сыщик поднял руки.
— Постойте, мастер. Я ничего не понимаю. Что за случайность? О чем вы толкуете? Девушка тут при чем? Вы думали, что маньяк — это какой-то киллер, нанятый неизвестным конкурентом, чтобы изводить ваших людей, да? Вы устроили масштабную облаву, покрошили под горячую руку кучу народа и теперь пытаетесь объяснить свои промахи стечением обстоятельств? Хотите свалить все на Женю? Если бы она не крутилась под ногами, все прошло бы тихо и незаметно? Вам самому не смешно?
— Нет, господин Туманов, не смешно, — Чесноков, не отрывая взгляд от лица Виктора, медленно покачал головой. — Когда Островский понял, кто ваша подружка по происхождению, ему пришлось внести в поисковую операцию серьезные коррективы.
— Женя принцесса крови? — Туманов хмыкнул. — Или Женя и Островский родня?
— Ни в каком колене! — мастер поднял указательный палец и снова взял паузу. — Не ро-дня! Ни в ка-ком! Понимаете, что это значит?
— Нет, не понимаю. Хотя… это, наверное, большая редкость. Если копнуть веков на тридцать-сорок назад, скорее всего, получится, что мы все немного братья и сестры.
— Ага, вы уловили суть?
— Смутно. А почему вы разоткровенничались? Почему так сразу прониклись ко мне доверием?
— Я знаю, кто вы, вот и все.
— Выходит, вы знаете больше меня. И кто же я, по-вашему?
— Скоро и вы это узнаете. Терпение.
— Хорошо, —
— Разве этого мало? Она и ее брат — это все, кто остался.
— Еще мать, — уточнил сыщик. — Они остались от кого, от малой народности или жителей какой-то местности?
— Матери больше нет, перебрала технического спирта в гараже с дружком, — спокойно, как о незначительном факте, поведал мастер. — И внебрачный сынок Жениного папаши тоже недавно отправился в лучший мир. Почил с пулей в сердце, пережив погибшего под трамваем отца всего-то на сутки. Не слышали о таком происшествии на МКАД?
— Нет, — Туманов постарался скрыть удивление. — Сынок ее папаши? Через сутки? А кто был ее отец?
— Вы еще не догадались?
— Под трамваем? Уж не… Странный ли?
— Да, Александр Храмовников.
— А внебрачный сынок это… Кощей?!
— Он самый.
— Вот ведь, «понимаешь, загогулина», — Туманов потер виски. — Жаль. И отца, и мамашу. Да и байстрюка жаль, хотя скотина был изрядная. Значит, теперь их только двое — Женя и ее брат. Понятно… то есть… все равно ничего не понятно! От какой народности остались эти двое? Последние из могикан?
— Вы сами знаете. По крайней мере — догадываетесь.
— Догадываюсь, что вы сильно их боитесь. Настолько сильно, что готовы устроить любую гадость: от охоты с помощью всех имеющихся в городе наемников до облавы с помощью подконтрольных вам бандитов и ментов, лишь бы найти и убить. — Туманова начинал бесить этот надменный взгляд и холодный тон мастера. Кем он себя мнит? Хозяином мира? Виктор постарался взять себя в руки. — Почему вы их так боитесь? Ответ связан с тем, что девица сумела оказать достойное сопротивление Островскому?
— Связан, вы правы. Ведь или она, или ее отец и братья сумели убить больше десятка наших людей, что почти невозможно, поскольку…
— Стоп! — Туманова будто ударило током. — Если вы закончите фразу, я влип. Так?
— Вы уже влипли, Виктор Алексеевич, — Чесноков снисходительно усмехнулся и махнул рукой. — И гораздо глубже, чем думаете.
— Это… — сыщик с трудом подобрал слова. — Это относится к тому, чего я о себе не знаю?
— Да, господин Туманов, и я намерен открыть вам глаза, — мастер придал лицу оттенок торжественности. — Вы — один из нас. Мы не тревожили вас, поскольку всегда полезно иметь «горячий резерв», особенно на войне, но пришло ваше время, и вот вы здесь. Вы человек Цеха, нравится вам это или нет. Вы наш боец, мобилизованный по законам военного времени.
— Идет война? — Туманов был ошарашен и соображал с трудом. — Какая еще война? В стране почти спокойно, даже на юге чаще семи раз в неделю не стреляют. О чем вы?!
— Тайная война. Невидимая и широкой общественности неизвестная.
— Между добром и злом? — Виктор растерянно усмехнулся.
— Не совсем, — мастер был предельно серьезен. — Вы напрасно иронизируете, господин Туманов. Добро и Зло тут ни при чем, наша с вами Реальность мыслит другими категориями, а уж Вечность и подавно. Но одно вам следует понять сразу — выживем или мы, или враги. Не буду убеждать вас, что мы хорошие, а наши враги плохие. У обеих сторон всего поровну. Но это не имеет значения. Гораздо важнее то, что проигравшие исчезнут, как вид.