Инстинкт выживания
Шрифт:
Под весом паука, с силой обрушившегося на него, матрос, свалившись на каменистую поверхность, громко заорал и натужно принялся сопротивляться овладевшей им мерзости. Хоть моряк был и селен, но как бы он не старался, ему не удавалось скинуть тяжелую тварь со своей спины.
Люди, бегущие впереди, оглянулись на душераздирающие крики и с ужасом увидели, как светящийся синевой паук, вскинув один из своих передних придатков,
Грэг, не колеблясь, достал из кармана последнее, оставшееся целым и не утерянным, изобретение Хиггентса — световую гранату. Чиркнув колесиком об кремень, он высек искру, породив тем самым небольшое пламя, родившееся из сопла стальной зажигалки.
Как следует, размахнувшись, Блоу швырнул продолговатый, цилиндрической формы предмет в направлении паука. Брошенный снаряд не успел приземлиться и взорвался в воздухе. Яркая вспышка озарила аллею райским непроглядным светом, а сопровождающийся вспышкой грохот разбудил в ушах звон, постепенно сменяющийся свистом.
Когда паук почуял летевший в него снаряд, он живо дернулся, пытаясь ускользнуть в кусты, но не успел. Кристаллизуясь во время резкого движения, монстр, случайной манипуляцией, своей задней конечностью отсек голову бедолаги матроса.
Созерцая ужасающую картину, Сьюзи прикрыв рот ладошкой, отвернулась.
Предварительно не возвещая о своем присутствии, второй паук, вылупившийся из Марвина, выпрыгнул из кустов в направлении Дрю. Дядя племянницы, выгнувшись, ловко преградил путь насекомому. Приняв удар на себя, Боб кувырком с пауком откатились в соседние кусты, только кепка инженера осталась лежать на холодных камнях аллеи. А Дрю хотела было последовать за родственником, но Грэг вовремя остановил ее. Успокаивая девушку, Блоу увлек ее за собой к сетчатым воротам.
Душераздирающие вопли донеслись до людей, уже перебравшихся через ограду. Дрю вновь взглянула назад. По ее щекам текли, поблескивающие от лунного света, слезы.
— Пойдем, — сказал ей Грэг. — Он спас тебя, пожертвовав своей собственной жизнью.
Зикфрид сидел в катере, ожидая прибытия капитана, возможно в сопровождении Грэга. Он все еще надеялся, что ничего страшного не произошло. — Это всего лишь временные технические неисправности, — бурчал помощник капитана себе под нос.
Внезапно, откуда-то позади, раздался голос Фрэда:
— Заводи двигатель! — орал тот.
Зикфрид, за долгое время работы с этим человеком, научился не задавать лишних вопросов. Повернув ключ в замке зажигания, он завел двигатель катера. Мотор исправно заурчал. Как только все прибывшие попрыгали в лодку, Зикфрид дернул рычаг и на всех парах помчал катер в сторону рефрижераторного судна, а на берегу, постепенно исчезая в прибрежном тумане, рассеялся единственный, провожающий их, сгусток сияющей синевы.
Эпилог
Грэг, сидя в катере, подпрыгивающем на водной глади, ощущал на своем лице брызги соленой воды, а рядом с ним, прижавшись к его груди, лежала Дрю. Глаза ее были закрыты, но она не спала, только единственная слезинка, скатившаяся вдоль ее щеки к подбородку, возвещала об ее грусти по, не ставшему теперь, дяде Бобу.
«Почему пришло только два паука?» — словно молния, блеснула мысль в голове Грэга. Возможно, это навсегда останется для него загадкой. На самом же деле ответ был до невероятия прост: они всего лишь явились на разведку.
Уже на корабле, в каюту Грэга кто-то постучал. Он, думая, что это его любимая — Дрю, поспешил отварить дверь. На пороге стоял Хиггентс. В его глазах читалась тревога. Грэг пригласил хирурга войти. Когда взволнованный доктор устроился на краюшке кровати, он поведал проводнику о своей страшной тайне. На Грэга, подобное откровение, подействовало отрезвляюще.
В конце рассказа, в частности, речь в нем шла о подозрениях, связанных с самозаражением, Хиггентс обратился к Блоу с единственной просьбой. Он попросил Грэга ввести ему снотворное и заморозить его тело в морозильнике. Поначалу проводник отнекивался, но напористость, видавшего виды старичка, оказалась куда более эффективной, чем рассудительность Блоу.
«Заморозиться, — говорил откашливающийся хирург. — Только таким образом можно предотвратить рождение монстра и мою бессмысленную погибель, не говоря еще и о стопроцентном риске для всех присутствующих на корабле».
Последние слова, которые, словно гвоздь, забитый в стену, отложились в памяти Грэга — слова Хиггентса: «Я жил во имя науки, так пусть мое тело послужит во имя нее!»