Инстинкты страждущих сердец
Шрифт:
– Наверное, это действительно лотос, - отрывисто протянула она.
– Хотя, мы не можем быть уверены на все сто процентов.
– Неужели ты не видишь, что эти заострения на краю, ни, что иное, как его лепестки, а прерванная продолговатость и есть склонившиеся стебель, - заверяющим тоном проговорил Донат.
– Этот символ, по-моему, вполне понятен.
– Ты что, знаток иероглифов!?
– Нет. Но очертания этих изображений отчетливо мне видны.
Последующие полчаса Донат и Мэделин расшифровывали папирус.
– Что с тобой?
– с дерзновением промолвила Мэделин.
– Ты внезапно отупел?!
– Странно, но эта часть свитка для меня не столь явственна, как та, что была до нее, - ответил ей Донат.
– Я знал, что вы отлично поладите, - возвратился вдруг Спотч.
Он принес старый тяжелый ящик, который прежде загромождал усыпальницу фараона. В нем хранились ритуальные глиняные фигурки, с древних времен именуемые как ушебти.
– Вы вернулись!?
– обмолвилась Мэделин.
– Более ли менее, - ответил ей Спотч.
– Что хотел Гаулктон?
– Как всегда испортить коту-то нервы.
– Почему же, я не удивлена.
– Что с нашей письменностью? Узнали что-нибудь новое?
– Думаю да. Оказывается, что Псусеннес взошел на престол после трагической смерти своего брата. Что именно произошло с Аменемнису неизвестно, но очевидно, что умер он не своей смертью. Это объясняет столь краткий срок его правления.
– Что ж, весьма впечатляет. Продолжай в том же духе, но только уже с ушебти.
Мистер Спотч снова вышел из кабинета, прихватив с собой полутораметровый папирусный свиток.
– Что еще за ушебти?
– изъявил любопытство Донат.
– Это погребальные статуэтки, - дала ответ Мэделин.
– Древние египтяне помещали их в могилы умерших, чтобы они выполняли необходимые обязанности по отношению к усопшему. Порой число ушебти могло соответствовать количеству дней в году. В сущности, они должны были замещать умершего на работах в загробных полях Осириса.
– Ты в это веришь?
– В это верили египтяне. Традиции древнего царства соблюдались беспрекословно.
– Ты увиливаешь от вопроса.
– Быть может, ты просто не понял ответа.
– Я спросил, веришь ли ты в загробную жизнь и никакого ответа, пока что, не получил.
– Ты спросил не об этом.
– Думаю, ты меня поняла.
– Не совсем, если честно.
Не прошло и минуты, как Мэделин вывела Доната из себя. Конечно, он вел себя как мужчина, но внутри него кипел настоящий вулкан. Он задал прямой вопрос и хотел бы услышать, такой же прямой ответ. Однако же его не услышал.
– Как же мне охота уйти, - сказала Апола измученным презрительным тоном.
– Знаешь, я увидела как это здорово, когда на тебя возлагают ответственность. И, кажется, с меня хватит. К тому же, я не думала, что это затянется так надолго.
– Примерно так, я чувствовала себя вчера, - ответила Мэделин.
– Это не честно. Ты посетила лучшую вечеринку в городе. А я наискучнейшее научное исследование.
– По-моему вполне равнозначно.
– Вы что заключили пари!?
– показалось услыхавшему Донату.
– Тебя это не касается.
– Не думал, что ты окажешься такой грубиянкой.
– Мистер Спотч просил меня быть с тобой вежливой. Так что, не слишком- то обольщайся моей тактичности.
– Нельзя ли выражаться яснее!?
– Сказать по правде, ты действуешь мне на нервы.
– И можно узнать почему!?
– Уж больно ты вездесущ.
– А, по-моему, ты просто меня невзлюбила.
– Одно не исключает другое.
– Между прочим, что это вы вчера вытворяли? Ясмина мне так ничего и не объяснила.
Сестры замешкались, и одновременно с этим в кабинет вошел Гаулктон.
– Порой мне кажется, что все вы лишь сборище жалких неудачников, - заверещал профессор, бросив шкатулку на обтянутый кожей диван.
– Неужели так трудно открыть эту чертову шкатулку.
Всех он ужасно раздражал, но единственное, что оставалось это терпеть и молчать, поскольку ему ничего бы не стоило лишить каких-либо полномочий любого, вздумавшего вступить с ним в распри. Конечно же, Донату бы это не грозило, так как с этим тираном по значимости он был наравне. Да и профессор с учетом всей своей изворотливости, такой ошибки явно бы не допустил. Он знал с кем можно использовать статус, а с кем нет.
Находиться в одном помещении со шкатулкой и не пытаться взять ее в руки, для Мэделин было невыполнимым. Она не сдержалась и решила к ней подойти. Потом подняла ее и начала фанатично разглядывать. На шкатулке были изображены алхимические символы четырех стихий, египетский символ сердца, и простейший образ стрелы. Мэделин проводила пальцами по выгравированным на ее поверхности знакам, теряясь в тысяче предположений о значении их совокупности. Но логических размышлений, наверное, здесь было бы не достаточно. Что-то в этой вещице было особенное, неподдающееся какой-либо научной трактовке. Мэделин словно слышала до боли знакомую мелодию, но никак не могла уловить ее точный мотив.
– Что вы себе позволяете!?
– разъярился профессор, при виде как Мэделин держит в руках шкатулку.
– Это вам не сувенир, привезенный из курорта. Вы хоть представляете, какую стоимость составляет этот алмаз?!
– Простите, Сэр, - виновато ответила Мэделин, - но я не думаю, что ценность данной находки заключена лишь в камне. Скорее всего, он только лишь символ.
– В таком случае, мисс Вейлр советую вам сейчас же ее открыть.
– Что, простите?
– Полагаю, вы прекрасно меня расслышали. Откройте шкатулку.