Институт альтернативной истории
Шрифт:
— Слушаю вас, молодой человек…
— Я… — Сергей растерялся. Одно дело — воображать себе как он позвонит и спросит, и другое — открыть рот и… ну что он может сказать? Что девочка, которую он любит, осталась в России, что она никогда не будет здесь, и он там — тоже никогда, и что она уже и не помнит о нем, не пишет, не отвечает, не думает, а он не живет здесь, потому что как жить, если у тебя отняли что-то, названия чему он не знал, но был уверен, что без этой малости, невидимой глазом и не ощущаемой никем посторонним, даже родителями, жить невозможно, а лишь только дышать и принимать пищу?
— Это печально, —
— Я…
— Ни слова больше! К сожалению, моей жены нет дома, вы ведь ее спрашивали, верно? Тамару Штейнберг? Она вернется… э-э… к девяти часам.
В девять дома будут родители, Сергей не хотел, чтобы они знали…
— Я, — в третий раз сказал он, и лишь теперь ему удалось закончить фразу. Впрочем, сказал он вовсе не то, что собирался, — я не согласен с вами. Самое страшное, когда теряешь то, что еще даже и не получил.
— О, — сказал голос в трубке, — вы философ, молодой человек. Уважаю: вы даже не спросили, откуда мне известно о вашей Тане.
— Я думал… Мне показалось, что вы говорили вообще…
— Вообще говорит обычно моя жена Тамара, поэтому ей и удается зарабатывать на жизнь. Все. На другие вопросы не отвечаю. В газете есть адрес. Жена вернется к вечеру. Ваши родители на работе. Жду вас.
Трубку положили прежде, чем Сергей успел вставить слово. Минуту он внимательно вслушивался в потрескивавшую тишину, будто ожидал ответа на незаданный вопрос. Кто бы ни был этот старик, муж Тамары-телепатки, он что-то знал о Тане. Откуда? Нет, откуда — совершенно неважно. Сейчас главное — что именно он знал.
Адрес, который Сергей переписал из газеты, привел его к мрачному шестиэтажному дому в южной части Тель-Авива, в подъезде было темно, грязно, пахло кошками, а на стене проступали следы какой-то надписи, написанной, кажется, по-русски. Во всяком случае, можно было разобрать буквы «б» и «ж». Дверь открыл нестарый вовсе мужчина, лет ему было сорок, а может, и того меньше, шкиперская бородка делала его похожим на капитана Врунгеля. Но голос невозможно было спутать — сухой и выцветший, будто старая ветошь.
— Заходите, вот так, сюда, лучше на кухню, я уже и чай вскипятил, а может, вы предпочитаете кофе?
— Что с Таней? — не выдержал Сергей. — Она здорова?
— Меня зовут Арье, — прошелестел хозяин. — В России был, естественно, Львом. Так вам кофе или чай?
— Чай. Так что с…
— Вы знаете золотое правило? Никогда не говорить о делах за чаем. Потерпите.
Терпеть пришлось минут десять. Пили молча, приглядываясь друг к другу, и Сергею казалось, что Арье с умыслом заставил гостя посидеть и подумать. Если он умел читать мысли (а он умел, иначе откуда мог знать о Тане), то у него была отличная возможность ознакомиться с той кашей, что пузырилась в голове Сергея.
— Еще? — спросил Арье, и когда Сергей энергично затряс головой, неожиданно расхохотался. — Что, довел я вас, а? Ничего, полезно.
Перестав смеяться, он сказал серьезно:
— Все, больше не буду испытывать ваше терпение. Таня жива и здорова. Не пишет, потому что… ну, Сережа, вам уже почти семнадцать… неужели вы думаете, что ваш тот единственный поцелуй, ваши те слова, такие наивные… ну, все это ей, конечно, нравилось, но вы не в ее вкусе. И вы это знаете. Подсознательно. И когда уезжали, уверены были, что она вас через месяц не вспомнит. Так чему вы теперь-то удивляетесь? В вашем возрасте нужно уже уметь не обманываться. Хотя… может, действительно, рано вам еще этому научиться?
— Вы умеете читать мысли?
— А вы нет? Все умеют.
— Я — нет.
— Умеете. Но не знаете языка. Язык мыслей — особый язык, это образы, которые нужно расшифровывать особым способом. Вы слышите мои мысли, но не понимаете их, не зная языка, они остаются в подсознании, как просмотренная, но непонятая книга. А потом, может, во сне, вы начинаете понимать какую-то часть, и вам начинает казаться, что кто-то говорит с вами… Впрочем, я увлекся. Видите ли, хотя по профессии я физик, язык — мое хобби, и то, что я вам сказал — это мой личный взгляд на передачу мыслей. Личный, и не более того.
— Вы хотите сказать, что я тоже слышу танины мысли, я знаю их, но просто не понимаю, что…
— Совершенно верно.
— И то, что Таня думает сейчас…
— И это тоже.
— А вы…
— А я научился понимать этот язык.
— Научите меня!
Арье покачал головой.
— Я не могу вас этому научить. Не потому что не хочу. Не умею. Это ведь разные задачи — научиться самому и научить другого.
— Жаль, — сказал Сергей. Уходить не хотелось. На кухне было уютно, он бы выпил еще чаю («Сейчас», — немедленно отозвался Арье) и поговорил, так хотелось поговорить — все равно Арье знает его мысли, зачем же скрывать («Незачем, — подхватил Арье, — да и смысла нет»), от одиночества устаешь, может, он даже не столько по Тане скучает, сколько от того, что не с кем поговорить, не с родителями же, у которых лишь деньги на уме («Это вы зря, ну да ладно, потом сами поймете»), и не с ребятами тоже…
— Знаете, — сказал Арье, поставив перед Сергеем блюдо с печеньем, — почему я позвал вас?
Сергей не стал отвечать, все равно не угадает.
— Скажите, Сергей, — продолжал Арье, — вы когда-нибудь думали о том, что происходит в мире, когда вы принимаете какое-то решение? Выбор. Любой. Перейти или не перейти улицу. Выпить еще стакан или отказаться. Признаться девушке в любви или обождать. Уехать или остаться… Не отвечайте (Сергей, впрочем, и не собирался), это я так, риторически. Я знаю, что именно вы можете ответить. Слышал много раз — не от вас, конечно, каждый думает так же… Происходит то, что происходит. Мир меняется после того, как вы сделали выбор. Только после. И только вследствие выбора. Неважно — сильно меняется или мало, или почти никак. Что изменилось в мире, если вы попросили еще чашку чаю? Ничего, а? Почти. Еще чашка — это время. Это продолжение разговора. Позднее вернетесь домой. Родители будут недовольны. Может возникнуть ссора. Испортятся отношения… Не выпьете чашку, уйдете раньше… Так вот и меняется мир — из-за мелочей. И не вернуть. Нельзя ведь возвратиться на минуту или час в прошлое и отказаться от чая. Если уже выпил. Если уже опоздал. Не говорю о том, что не вернешься и не скажешь «никуда не поеду, останусь здесь, потому что здесь Таня».