Институт неблагородных. Тёмные крылья
Шрифт:
Промаявшись до вечера, но так и не решив, будет ли она выполнять перед сном указания грифона, девушка вымылась, причесалась и распылила на себя и постель полфлакона любимых духов, будто это был её последний день на Земле. Больше откладывать было нельзя. Да и долго находиться в постели, пахнущей как парфюмерная фабрика, удовольствия не доставляло.
Поколебавшись ещё немного, она решилась: в конце концов, может, это розыгрыш, и в парке была скрытая камера? Тогда и вреда от повторений имени на ночь не будет. А если нет? В груди приятно защекотало. Может, Ада будет в том мире принцессой или особой королевских кровей, как рассказывают в старых
Никакого чуда не произошло, спальня не стала больше, стены не придвинулись, угрожая раздавить Аду.
Монотонное звуки погружали в состояние похожее на медитацию, Ада уже не различала в мантре своё имя, ей слышалось, как кто-то рядом радостно повторяет: Да-да-да…
Глава вторая. Новые правила
Всю ночь Аде снились тяжелые, муторные сны. Пугающая тёмная комната с невидимыми стенами, сплошь завешанная зеркалами: большими, в рост человека, стоящими на подставках, и совсем крошечными, умещающимися в ладони. Маленькие стеклянные бляшки россыпью лежали на старинном комоде, приблизившись к которому, девушка оказалась в круге из овальной стеклянной глади, поверхность которой ничего не отражала. А маленькие зеркала, лежавшие перед ней, превратились в осколки.
Потом свет погас, чтобы тут же ярко вспыхнуть и ослепить, отразившись от десятков серебряных стёкол.
Ада подбежала к одному из них, но оно исчезло, оставив лишь пустую раму, чёрную дыру, манящую заглянуть внутрь, да там и остаться.
Но страх неизведанного удерживал от того, чтобы ступить внутрь гладкой позолоченной рамы. Так происходило каждый раз, вереница зеркал казалась нескончаемой, пока Ада не наткнулась на то самое, положенное под подушку, в которое и заглянула, а всмотревшись в тень за собственной спиной похожую на два небольших крыла, вскрикнула и проснулась.
Открыв глаза в предрассветную темноту, Ада некоторое время лежала, вслушиваясь в тишину и ловя каждый шорох жалюзи, колебаемых ночным ветерком, врывающимся из щели балконной двери, поставленной на проветривание. Но привычного запаха лаванды, распыляемой аромолампой в её спальне больше не ощущалось, да и мерного тиканья часов в гостиной не было слышно.
— Есть здесь кто? — негромко спросил девичий испуганный голос в дальнем конце комнаты.
Ада затаилась и перестала дышать, окончательно проснувшись. В голове роились и толкались десятки вопросов, задать которые вслух было страшно до тошноты. Справа вздохнули и зашевелились:
— Я, — так же испуганно ответил другой голос, более мелодичный, напоминающий позвякивания колокольчиков. Ада ранее не слышала такой речи, похожей на прохладное журчание ручья в летний полдень.
— И я!
— Я тоже здесь! — вздохнули совсем рядом.
Прятаться в толпе женских голосов смысла не было, любопытство взяло вверх.
— Кто вы? — спросила Ада громко, спугнув шорохи и возвратив темноте царившую здесь до этого слепого знакомства тишину. — Меня зовут Ада Грекова.
Рядом захихикали.
— Что смешного?
— Имя твоё. Странное больно, — ответил тоненький женский голосок, продолжая смеяться.
— А тебя как звать, смешливая ты наша? — Ада начала злиться, забыв об осторожности и страхе.
Девушка не успела ответить, потому что возобновившиеся шорохи и перешёптывания прервал громкий низкий голос очередной незнакомки:
— Хватит кривляться! В темноте каждая может вот так хихикать! Давайте лучше поищем светильники или факелы. Кстати, одежду нам дадут?
— А у тебя что, её нет? — спросили насмешливым тоном сзади Ады.
— Язык прикуси, а то найду и вырву! — огрызнулась громогласная девушка. — Я сплю без одежды, чтобы кожа была эластичнее. Но естественно, это поможет не всем. Красота либо есть, либо и сохранять нечего.
— Злая ты! — ответили несколько голосов из разных мест тёмной комнаты.
Ада приподнялась на локтях и огляделась. Занимался рассвет. Глаза, привыкшие к тусклому свету, пробивающемуся из высокого узкого окна под потолком, различили два ряда застеленных тёмными покрывалами железных кроватей, стоящих параллельно друг другу. На каждой, насколько можно было различить, словно экзотический цветок, лежала или сидела девушка с длинными волосами. Большинство растерянно переглядывались и смущённо прикрывали обнажённые плечи. Некоторые были одеты в лёгкие рубашки, либо совсем простые — с длинными рукавами, либо изящные, похожие на короткие платья, украшенные цветами и жар-птицами, сияющими на тяжёлых тканях в окружающем сумраке. Ада посмотрела на себя: на ней была та же белая пижама с чёрным Пегасом на футболке, в которой она привыкла спать дома.
“Значит, всё это правда”, — поежившись, как от холода, подумала Ада и на всякий случай ущипнула себя за плечо. Она прислушалась к внутренним ощущениям и заметила, что испытывает лишь любопытство и лёгкое возбуждение от происходящего вокруг. Никакой тоски по дому, где всю жизнь чувствуешь себя лишней, особенно после рождения младшего брата.
Продолжало светлеть, словно кто невидимый включал лампочки вверху, а они разгорались всё ярче, пока не перебили свет нового утра. Ада задрала голову, последовав примеру некоторых девушек: высокий потолок в виде конуса светился изнутри. “Башня”, — предположила Ада. — “Царевны в башне”.
Но долго пялиться вверх было сложно: кружилась голова и Ада боялась потерять сознание, да и самое интересное творилось здесь, рядом. Девушки молча осматривали друг друга, одиннадцать соседок совсем не походили одна на другую. Каждая была молода и по-своему привлекательна, на этом их схожесть и заканчивалась. Никто из девушек не задавал вопроса, как они сюда попали, не падал в обморок и не рыдал в голос, поэтому Ада предположила, что каждая находится здесь по своей воле.
— Ну, что вы на меня пялитесь, будто женского тела не видели? — громко и со смешком спросила в дальнем углу та самая девушка, которая оборвала насмешливую соседку Ады, когда та вздумала потешаться над её именем.
Ада подошла к полукругу девушек, столпившихся у крайней к стене койки. На ней, откинувшись назад, на вытянутые руки, и выставив вперёд большую грудь с торчащими розовыми сосками, сидела обнажённая девушка. Длинные гладкие чёрные волосы спускались до средины спины и контрастировали с матово-белой кожей цвета молока. На груди и животе незнакомки красовалась татуировка, изображавшая орла, раскинувшего крылья, доходившие девушке до выпирающих ключиц. Фигура обнажённой девицы была превосходной, однако если придираться, можно сказать, что бёдра могли быть уже, а ноги тоньше.