Инструктор по экстриму
Шрифт:
Гера не любил, когда рядом с ним делали то, что рядом с другим человеком делать не стали бы. Он не считал свое присутствие индульгенцией для непривлекательных поступков. Хлопнул по крышке «бардачка», пытаясь ее закрыть, но Славка руки не убрал.
– Ты только посмотри! – воскликнул он, вытаскивая небольшую черно-белую фотографию. – Так она, оказывается, летчица! То-то я чувствую, что она подозрительно себя ведет!
Гера был занят обгоном велосипедиста и смог лишь мельком взглянуть на фото. На нем Мира была запечатлена в высотном костюме с гермошлемом. Девушка счастливо улыбалась, несмотря на то, что гофрированный шланг, выходящий из каски, лежал на ее
Славка притих, рассматривая другие фотографии.
– Ничего не понимаю, – бормотал он. – Маскарад какой-то…
Гера покорился разыгравшемуся любопытству, съехал на обочину и остановил машину. На двух десятках фотографий, которые они перебирали в руках, словно карточную колоду, Мира была снята с одного и того же ракурса, в одной и той же студии, только в разных костюмах: в бальном платье, в пятнистом «камуфляже», в кружевной мантилье, в рубахе из шелкового газа с вышитыми рукавами, в тельняшке, в мундире маршала, в черном платье и плаще дамы-патронессы… От этого маскарада рябило в глазах.
– Красиво жить не запретишь, – произнес Гера, внимательно рассматривая Миру в темном колоколовидном кринолине, жестких круглых брыжах, что делало ее похожей на аристократку времен Марии Медичи. – Это или какой-то фотосалон, или музей костюмов… По-моему, ей больше всего идет маршальский мундир. Очень симпатичный и мужественный маршал получается, правда?
– А мне больше нравится в этой ночнушке.
– Это не ночнушка. Это халат медсестры.
Комната или студия, в которой Мира фотографировалась, запечатлелась на снимках лишь частично. Фон был смазан, сзади отчетливо просматривалась только приоткрытая дверь, край большого зеркала в тонкой раме да крупный цилиндрический предмет на штативе. В зеркале отражалась широкая спина фотографа. Он стоял ссутулившись, целясь в объектив фотоаппарата, и его правая рука дугой изгибалась над головой. Очень похоже на медведя, намеревающегося раскурочить улей. Гере показалось, что он где-то недавно видел этого человека.
– Спрячь, – сказал он, возвращая Славке фотографии. – И сложи все так, как было. А то она заметит, что мы тут копались.
– Однако! – качая головой, удивлялся Славка. – Стоило эту серенькую мышку отмыть, сделать прическу и одеть в платье, и она уже выглядит как патрицианка.
Гера покосился на друга и хмыкнул. «Серенькая мышка»! А почему глаза горят с вожделением?
– Хватит, прячь! – Гера чувствовал себя некомфортно. Ему казалось, что Мира наблюдает за ними из-за какого-нибудь забора.
– Тебя погубит твоя собственная совесть, убогий!
– Я уже это слышал… Ну-ка, дай сюда!
Он выхватил из руки Славки снимок с изображением сестры милосердия в роли Миры. Фотограф в зеркале присел на одно колено и слегка откинул плечи назад. Профиль лица просматривался здесь особенно отчетливо.
– Да это же Вовочка! – воскликнул Гера. – Точно Вовочка! Как он сюда попал?
– Кто такой Вовочка?
– Вчера на набережной уговаривал меня затащить его на Истукан… Значит, он работает фотографом в каком-то местном ателье. Никогда бы не подумал! Совсем он не похож на местного и тем более на фотографа.
– Путаешь, наверное, – не поверил Славка, отбирая снимок.
Напрасно Гера надеялся на то, что Славка удовлетворился просмотром фотографий. Едва машина тронулась, как он выудил из «бардачка» тонкую стопку машинописных листов, скрепленных в уголке степлером, и принялся читать вслух:
– «Сто сорок четыре. Пляж. Кр. двенадцать. Тарасов резко привстал и испуганно посмотрел на Кристину. Девушка выронила
– Послушай, – поморщился Гера, – что за чушь ты читаешь?
– Вот такую, чушь про идиотку и милиционера на пляже, – ответил Славка, перелистывая несколько страниц.
– Положи все обратно и не трогай! Тебе не стыдно?
– Я должен определить до конца моральный облик нашей птички, – покрутил головой Славка. – Сначала крокодил Гена, потом порнофотограф Вовочка. Теперь вот какое-то сомнительное чтиво… Во! Слушай дальше! «Двести восемьдесят четыре. Парк. Кр. три. Тарасов, все еще сжимая ноги трупа у стоп, медленно приподнял голову и посмотрел на Кристину. «Ты же говорила, что это мужчина». М-м-м… Это неинтересно… Вот! «Девушка раскрыла рот. Казалось, ей не хватало воздуха. Лопата выпала из ее рук и скользнула в яму. «Саша, я сама не могу понять, как так получилось… Я была уверена, что из воды вышел мужчина!» Тарасов выпрямился и двинулся на Кристину. «Как ты могла принять женщину за мужика?» – страшным голосом произнес он».
Славка на секунду замолчал и, убедившись, что Гера внимательно следит за дорогой и на него не смотрит, от себя добавил:
– И вцепился ей в горло своими острыми вампирскими клыками, и из ушей его полезли черви, из ноздрей улитки, и крышка гроба со страшным свистом…
– Заткнись же! – не выдержал Гера. – У меня сегодня и без тебя нервы в клочья!
– Все! Все! Все! – заверил Славка и кинул листы в «бардачок». – Больше не буду.
Он защелкнул крышку и закинул ногу на ногу.
– М-да! Придется серьезно заняться ее воспитанием. За десять дней я сделаю из нашей залетной птички агнца с родниково-чистыми глазами, небесно-светлой душой и девственно-боязливыми мыслями.
– Побеспокойся лучше о том, чтобы не сделать ее беременной, – мрачным голосом посоветовал Гера. – Ты что ж, взял ее в группу?
– Не могу же я оставить бедную воронежанку… ворончиху… воронежичку на произвол судьбы.
Гера свернул на Южную. Отсюда до спасательного отряда оставалось всего ничего. Треск старого мотора и его лысый череп привлекали внимание прохожих. Он снова почувствовал дискомфорт… Неплохо бы завтра просмотреть все местные газеты – не появилась ли информация об убийстве на Истукане, и что именно будет об этом сказано. А потом уже придется решать, идти в милицию или нет. Если будет написано, что убит какой-то курортник, что ведется следствие, что органы обращаются ко всем с просьбой сообщить сведения по делу, то Гера твердым шагом направится в отделение. А ежели про убийство не будет ни слова, то от стражей порядка с их «обезьянником» лучше держаться подальше.
Машина уже тряслась вдоль строя запыленных кипарисов, за которыми прятались ржавые гаражи, котельни и выжженные пустыри. Перед крутым поворотом Гера притормозил, и на финишную стометровку, отделяющую от ворот отряда, машина выкатилась без звука, словно «УАЗ» встал на цыпочки.
– Что это? – произнес Гера, вытягивая шею.
Выкрашенное в ядовито-желтый цвет такси с распахнутой настежь задней дверцей стояло напротив калитки отряда. Тонкая, затянутая в эластичный черный костюм женщина разговаривала с кем-то из спасателей, упираясь ладонью в дверь.