ИнСверх: Совсем не по Шекспиру
Шрифт:
Я затаила дыхания, боясь, что я сплю. Он не может такое говорить… Почему он хочешь, чтобы я была… собой? В смысле, он еще не знает, насколько близок к истине, но… Почему он хочет этого? Неужели…?
Мысль была настолько абсурдной, что я её отбросила, стараясь вернуть привычное сердцебиение.
— Упокойся, если она действительно такая умная, как ты рассказывал, то она точно не пропадет, — бодренько ответил Джон, кажется, похлопав друга по плечу.
— Я просто не понимаю… Неужели я ей настолько омерзителен, что ей проще сбежать от сытой жизни, чем выйти за меня? — и столько в его голосе было боли, что я уже могла бы поверить
Но я не поверила. Ибо это Романов.
— Я не знаю, брат, прости, — вздохнул Джон, и кухня погрузилась в тишину, которую я решила нарушить своим приходом.
— Привет! — бодренько поздоровалась я, унимая бешеное сердцебиение, которое при виде жениха только ускорилось.
Рома вздрогнул, переведя на меня изумленный взгляд. На мгновение в его взгляде промелькнула неуверенность, он оглядел меня с ног до головы, отчего я поежилась, и постаралась придать своему лицу беззаветное выражение, но в следующую секунду он стал безразличен. Надо думать, мне объявляют бойкот.
— Добрый вечер. Где пропадал так долго? — миролюбиво спросил Джон, кажется, Рома ему ничего не рассказал.
— Симонов-старший задержал, он мой врач. Ой, я же у него про мазь забыл спросить!
— Я дам тебе свою, но тебе её будет мало при таких нагрузках, — ответил Джон, — есть будешь? Я суп сварил, он в холодильнике.
Кушать хотелось, но я могла и потерпеть. Тем более мышцы уже стало ломить и хотелось немного отдохнуть. Я отрицательно покачала головой и пошла в комнату, чтобы лечь на кровать. Через некоторое время вошел Джон, взяв в руки планшет и сев в кресло. Ромка не возвращался. Я разглядывала окружающее, когда мой взгляд наткнулся на электронную фоторамку, висящую над кроватью Романова. Каждую минуту фотографии сменялись, первой я увидела снимок Ромки, Джона и еще какого-то парня, обнявшихся друг с другом. Потом изображение сменилось красивой блондинкой — мамой Ромы. И дальше я очень удивилась, так как экран показал мне… нас! Ромка положил голову мне на плечо, жмурясь от яркого солнца и улыбаясь, а я смущенно опустила глаза вниз, и на моих губах тоже расцвела улыбка. Фотографии двигались, этакие мини-видеозаписи. Удивленная, я пропустила смену снимка, но вот… там снова я! Причем одна. Я покрутилась вокруг своей оси в цветном сарафане, а потом повернулась к фотографу — Ромке. На этом движение заканчивается, начинаясь снова. И я почти слышала в воспоминании смех Ромы, когда он снимал меня, а потом мы вместе выбирали лучшие фотографии. Тогда мы ездили двумя семьями на турбазу.
— Джон, а кто это? — я кивнула на фоторамку, обратившись к соседу.
— Кто? — переспросил парень, проследив за моим взглядом, но картинка вновь сменилась, впрочем, там вновь были мы, только еще детьми. — А, это, невеста Ромыча.
— Невеста?
Почему он рассказывал обо мне, к тому же повесил фотографии в своей комнате, где их мог увидеть каждый?
— Ты удивлен? Он из богатой семьи.
Это не та информация, которую я бы хотела услышать. Мне интересно не почему у него есть невеста, а почему её фотографии висят у него в комнате! Раньше мы были лучшими друзьями, но сейчас… Сейчас нас уже ничего не объединяло.
— Понятно, — протянула я, решив временно замять эту тему, — одолжишь мазь?
Джон кивнул, и дал мне тюбик. Пройдя в ванную, я намазалась раствором, который мгновенно охладил меня, пробудив желание юркнуть под одеяло. На спине намазаться я не смогла, поэтому оставила её без лекарства. Когда я легла под одеяло, то тут же почувствовала жар, расползающийся по телу, и я быстро отошла в объятия Морфея.
— Шесть утра! Подъём! Учеба! Стадион!
Я застонала, проснувшись. Тело нещадно ломило после нагрузок, но я заставила себя встать, почувствовав еще и боль в коленках. У женщин коленные чашечки всегда слабее…
Рома и Джон смотрели на меня с жалостью, кажется, первый даже простил мне мой поступок. Конечно, на инвалидов не обижаются, особенно на инвалидов на голову! В общем, до стадиона я с трудом доковыляла, причем в компании настолько же болезненных однокурсников. И там я тоже была не одинока, даже старшекурсники время от времени морщились, зато физрук был сегодня необычайно бодренький, даже, по его словам, пощадил нас. Его заботу я не заметила.
— Юран! — услышав оклик, я удивленно оглянулась, встретившись взглядом с улыбающимся Фарухом и Майей, которые шли в обнимку.
Хоть у кого-то все хорошо!
— Привет, — улыбнулась я, пожав руку другу и кивнув девушке (раньше в образе девушки все было совершенно наоборот). — Как вы? Нас раскидали в разные потоки, это было неожиданным ударом.
Всех первокурсников разделили на два потока, чтобы лекции усваивались лучше, а на практики уже все ходили своими группами, от каждого факультета в этом году было по две группы.
— Да, в каждый потом вбили по одной группе из каждого факультета, — поморщилась Майя, прижимаясь ближе к факиру.
— Вы очень красиво смотритесь, — подметила я, когда мы вместе направлялись в сторону общежития.
Вокруг стоял галдеж. Студенты народ веселый, особенный. Это будто бы другая страна, со своими законами и менталитетом. И я была счастлива, что получила её гражданство.
— Просто он слишком в меня влюблен, поэтому у нас особая аура, — смущенно улыбнулась мне девушка, стрельнув взглядом на своего парня, который расхохотался.
Все-таки они классные, и межрасовые браки в подавляющем большинстве случаев очень счастливые. Хотя что-то я слишком далеко захожу с мыслями о браке!
Тихо переговариваясь о новых предметах и преподавателях, совсем шепотом о своих соседях, мы дошли до лифтовых кабинок, в которых по утрам была привычная теснота. Тепло после тренировки просто изнывало, но я старалась не думать об этом, лелея мысль о целебной мази. Мысль о прогуле сегодняшних пар была так заманчива, что я уже стала фантазировать на тему причин прогула.
Кто-то из соседей уже был в душе, а я решила пока воспользоваться лекарство. Круговыми движениями быстро втерев мазь на ноги, я надела брюки, после чего, оставаясь в футболке (ведь под ней были эластичные бинты, стягивающие грудь, хотя такие же бинты были и на коленных чашечках), я принялась растирать живот, руки и поясницу. Надо признать, что лекарство помогало отменно.
В комнату зашел Рома, мазнув по мне взглядом и пройдя к шкафу, чтобы в отдельной его части (паровом отглаживании) привести в должный вид рубашку и брюки. Я тем временем растирала себе спину, пыхтя от боли, ибо мышцы на руках не желали поддаваться воле хозяйки.
— О космос, дай сюда, — не выдержал моих попыток Романов, отобрав у меня тюбик с мазью. — Повернись спиной.
— Что? Ты что делать собрался?! — вскрикнула я, вновь прорезались девчачьи нотки. — Не подходи ко мне, извращенец!