Интеллектуальная позиция-2
Шрифт:
Возмущенный такой неучтивостью, человек тут же обо всем позабыл. Он быстро снял ружье, висевшее на сухом дереве, прицелился в удаляющегося грубияна и выстрелил.
Пешеход замертво повалился на землю, и в тот же миг произошло чудо: сухое дерево расцвело.
Сраженный пулей оказался закоренелым убийцей и был как раз на пути к совершению самого ужасного преступления в своей жизни.
Итак, как видно, есть два рода советчиков. Первые чисто механически повторяют какие-то установленные принципы. Вторые — это люди знания. Те, кто встречает людей знания, ждут от них нравоучений и относятся к ним, как моралистам. Но цель этих людей служить истине, а не оправдывать благочестивые надежды.
Течение же “вод” глобального исторического процесса
Но можно ли назвать такое существование нынешней глобальной цивилизации жизнью людей?
23 марта — 23 апреля 1997 года
С.Кургинян в газете “Завтра” № 7, 1997 г., опубликовал статью “Черная месса” с вопросом в подзаголовке «Может ли Япончик быть символом русского сопротивления?». — Ясно, что Япончик не может. Но может ли быть С.Кургинян не символом, а деятелем в рядах Русского сопротивления? — определенный взгляд на этот вопрос может оказаться отрезвляющим не только для самого С.Кургиняна, но и для многих среди “интеллигенции” России.
Речь в статье С.Кургиняна идет о роли организованной преступности в судьбах СССР и России. Начинает он свое повествование с упоминания фактов общения лидеров КПРФ с якобы близкими к криминалитету казачьими атаманами. С.Кургинян обращает внимание читателя на героизацию в патриотической печати преступного мира России «в той части, в какой он является “русским” и “славянским” (при этом упоминается статья В.Бондаренко “Япончик, как символ русского сопротивления”, “Завтра” № 6 1997 г., давшая название подзаголовку). Далее С.Кургинян вспоминает ход перестройки с тезисом демократизаторов о „догоняющей модернизации“, при которой демократическая интеллигенция копировала с “передового” Запада государственные и финансово-хозяйственные структуры, законодательство и «политические технологии». С этим беспринципным, по словам С.Кургиняна, копированием [157] он связывает и тезис некогда высказанный Шмелевым:
«Только мафия в России является состоятельной во всех смыслах этого слова, ибо лишь она в условиях командно-административной системы и всеобщего рабства была тем “жрецом”, который хранил в своих “общаковых” храмах огонь инициативности, способности принимать и последовательно исполнять решения. Этот тезис был одним из главных мифов перестройки и привел к тому, что мы сегодня имеем.» — подводит итог С.Кургинян.
Те, кто не слаб памятью, не согласятся с последним утверждением, поскольку главным мифом, а по существу — самоодуряющим блефом для государственно властных слоев интеллигенции, было утверждение о способности, объективно свойственной рынку, к саморегуляции производства и потребления в соответствии с общественными потребностями, при качестве управления более высоком, чем это обеспечивала “командно-административная” система на основе рекомендаций Госплана.
Те обстоятельства нищеты и реального бесправия, в каких живет подавляющее большинство населения СССР сложились именно в результате попытки осуществить этот блеф в качестве “общечеловеческих ценностей”, “русской идеи”, “государственной идеологии” и т.п. словесного блуда, сопровождавшего политику последних 12 лет.
Среди прочих причин эти условия существования сложились и потому, что никто из тех, кому в последнее десятилетие пресса и книжные издательства охотно предоставляли свои страницы,
Далее С.Кургинян пишет:
«Шмелевский миф предполагает, то чего нет — мафиози, как неких независимых “робин гудов”, прячущихся в шервудских лесах мафиозной “малины”, готовых вступиться за бедных и противостоящих шерифу и королю.»
Высказав это, С.Кургинян берется разоблачить “шмелевский миф” и выставляет три утверждения:
«Мафия, во-первых, уже стала антисистемным отражением мировой системы, то есть интернационалом (да, господа почвенники, именно интернационалом чистейшего типа!) “черных” транснациональных корпораций. „…“
Во-вторых, не существует непроходимого барьера между современными робин гудами и шерифами. Известно, что Меделинский картель постоянно оказывается орудием американских спецслужб, и то же самое можно сказать о целой сети мафиозных организаций типа “коза ностра” или “коморра”. «…» Нет лишь одного — “черных ТНК”, не ангажированных спецслужбами мира. «…»
В-третьих, “белые ТНК” и спецслужбы мира сотрудничают, как минимум на равных, составляя в качестве противоречивого и неустойчивого симбиоза прообраза возможного “ТИГа” [159]. Тем самым мафия и её “черные ТНК” являются (будучи зависимыми от спецслужб элементами!) партнерами “белых ТНК”, получающими сверхприбыль там, где “цивилизованные” правила не позволяют “белым ТНК” играть в открытую. «…» При этом в большинстве случаев “черные ТНК” ведут себя покорно по отношению к “белым”, становясь возмутителями спокойствия лишь в двух случаях. Либо — когда спецслужбы должны поставить на место зарвавшиеся “белые ТНК” и командуют “фас” “черным”, затем убирая “черных” по просьбе одумавшихся “белых”. Либо — когда в системе “белых ТНК”, отражающих мировое разделение труда, появляется вакантная ниша, куда устремляются “черные ТНК” в надежде занять вожделенное место среди “белых” хозяев мира.»
После этого С.Кургинян делает обобщающий вывод:
«Крупные черно-ТНКовые мафии — спецслужбы — “белые ТНК” — клубы и параполитические [160] структуры, отражающие цели мировых центров силы, — вот подлинная формула переплетенной и завязанной прочнейшим узлом транснациональной действительности конца XX века.»
Формула, конечно, похожая на правду, да в том, что она — крайне грубо приближенная, и, как следствие, — содержит в себе заведомую ошибку, недопустимую по её существу для политических оценок в нынешнем российском кризисе. Дело в том, что история -не принадлежит к числу так называемых “гуманитарных” наук, в которых возможно неограниченно долгое словоблудие о выдуманных абстракциях [161], не имеющих реальных связей с жизнью. История — наука точная, подобно математике. Но стандарт точности в исторической науке (и во всем прочем обществоведении) определяется не количеством знаков после запятой, а теми объективными категориями в жизни общества, с которыми соотносится описание конкретных общественных явлений. Любой общественный процесс в историческом прошлом и в текущем политическом настоящем может быть описан:
· с точностью до безликой “толпы” и “личности” — вождя, гения, — великого и мудрого или низкого и подлого, в зависимости от того, с позиций какой концепции организации жизни людей в обществе смотреть [162];
· с точностью до церковного ордена или политической партии;
· с точностью до глобального заговора многих поколений римских пап, российских императоров, коммунизма, фашизма, анархизма, гомосексуализма и т.д., в зависимости от того, какой образ врага заказали историку хозяева концепции, осуществляемой в политике [163];