Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой
Шрифт:
В заметке воспроизводились тезисы речи ученого секретаря Академии – Дмитрия Ивановича Языкова; он кратко напомнил присутствующим ее историю и изначальные важнейшие задачи, к числу которых относились прежде всего «уложение и порядок», которые императрица стремилась дать русскому языку. «Сочинение грамматики и словаря, да будет первым нашим упражнением», – процитировал он слова Екатерины Дашковой, кратко напомнив о колоссальной академической работе, проделанной по его созданию. Над Словарем русского языка трудилось 15 академиков, в том числе и сама Дашкова [16] ; он был создан всего за шесть лет, в то время как аналогичный Словарь во Франции готовился 60 лет. Напомнил Д.И. Языков и патриотические слова Н.М. Карамзина о том, что хотя мы поздно начали развиваться интеллектуально, зато двигались вперед в десять раз быстрее, чем самые передовые европейские народы. «Полный Словарь, изданный Академиею, принадлежит к числу тех феноменов, коими Россия удивляет внимательных иноземцев; наша, без сомнения, счастливая судьба во всех отношениях есть какая-то необыкновенная скорость: мы зреем не веками, а десятилетиями <…> – мы представили систему языка, которая может равняться со знаменитыми творениями Академий Флорентийской и Парижской» [17] .
16
Сухомлинов
17
Российская Академия // Современник. 1836. Т.2. С.7.
Однако дальнейшее сетование Д.И. Языкова по поводу упадка современного ему русского языка, демонстрирует наличие реальных проблем, не позволяющих уж столь радужно представлять наше быстрое победоносное интеллектуальное продвижение вперед. Со свойственной любому профессиональному ритору страстью к гиперболизации он отмечал: «Слова искажаются, Грамматика колеблется. Орфография, сия Геральдика языка, изменяется по произволу всех и каждого» [18] , возвращая читателей к изначальным задачам Академии: высвободить язык от чужеземного влияния, очистить и создать новый – литературный русский язык (задача, успешно решенная А.С. Пушкиным и его современниками), то есть заниматься так и не решенной проблемой национальной / культурной идентификации. Таким образом, заметка воспроизводит настойчивое требование, первоначально идущее от власти XVIII века и творчески развиваемое интеллигенцией (писателями, поэтами, критиками) начала XIX века – непрерывно повышать научный статус русского языка и литературы как первооснов русской культуры и базиса национального самосознания.
18
Там же. С. 9.
Тема национального самосознания чувствуется в каждом пассаже выступления ученого секретаря. Так, он в ходе изложения напомнил о журнале «Собеседник любителей российского слова» [19] , учрежденном Российской Академией (издание княгини Дашковой и Екатерины II в 1783–1784 годах) и конкретно о публикации в нем знаменитого вопросника Д.И. Фонвизина. «Собеседник» в свое время был одним из немногих журналов, рассуждающих о гуманитарных вопросах всесторонне и дифференцированно: журнал, в котором писали обе Екатерины, с одной стороны, и Д.И. Фонвизин, Г.Р. Державин, В.В. Капнист, М.М. Херасков, с другой. То, что принято разделять в клишированном сознании – диалог и монолог, власть и интеллигенцию – своеобразно сосуществовало внутри литературно-публицистической детальности «Собеседника».
19
Полное название: Собеседник любителей Российского слова, содержит разные сочинения в стихах и прозе Российских писателей. СПб, иждивением Императорской Академии, 1783–1784 году. Далее – «Собеседник».
Важно также подчеркнуть готовность интеллигенции того времени к критическому диалогу, посыл которому шел с самого верха. Даже известный оппозиционер и бунтарь Н.А. Добролюбов был вынужден признать силу этого журнала: «Литературное слово обличения и наставления нисходило с высоты престола, оно было со властию, было сильно, свободно и открыто, не щадило порока и низости на самых высших ступенях общественных, не было стесняемо никакими посторонними обстоятельствами, которые в других случаях так часто накладывают печать молчания на уста писателя. С другой стороны, это не было издание официальное.… Это было издание собственно литературное, полное жизни, пользовавшееся полным простором в выборе предметов и в способе их изображения. К этому нужно присоединить и то, что вся литературная деятельность Екатерины II имеет вид высокой правды и бескорыстия, которое не могло не действовать и на других писателей, действовавших в то время» [20] .
20
Добролюбов Н.А. «Собеседник любителей российского слова». Издание княгини Дашковой и Екатерины II, 1783–1784 // Современник. Т. 59. Отд. 2. 1856. С.41.
Так журнальная критика, художественная сатира и ирония зачастую шли от самих издателей – княгини Дашковой и императрицы Екатерины II, которые «провоцировали» публику на обсуждение самых разных тем, главной из которых стала тема формирования русского (национального) самосознания: через язык, нравственное поведение, автономизацию культуры, подлинную патриотичность, борьбу с бичом времени – нелепым аморальным подражанием всему французскому [21] и т. д.
21
Трудно представить более нелепую тягу к подражанию, чем описанную в письме некоей дамы, которая просит редакцию воздействовать на ее «отсталого мужа», который не только «из Парижа накладок выписывать» запрещает, но, что еще ужаснее, не хочет позволить ей завести любовника, «он, конечно, видит, что в хороших сосиететах за порок не почитают махать от скучных мужей, и что напротив, таких женщин везде очень хорошо принимают, а если бы маханье было порок, то бы все конечно их в хороших домах не ласкали»//Собеседник. Ч.1. С.85.
Сама структура журнала настраивала на диалогический обмен мнениями, а анонимность публикуемых материалов – на относительную свободу рассуждений. «Издатели сего Собеседника просят всех любителей Российского слова и всю публику, ежели кто захочет написать критику <… >
22
Собеседник. Там же. Ч. 1.С. 160.
Как видим, именно критика, как базовый элемент диалогического способа общения разных интеллектуальных групп, объявляется лучшим средством развития мысли, и в таком значении она становится объектом реинтерпретации на протяжении всего второго номера пушкинского «Современника» за 1836 год. Например, в статье «О вражде к Просвещению, замеченной в новейшей литературе», написанной В.Ф. Одоевским [23] , критике уделено центральное место. Ее роль определена весьма иронично: вместо того чтобы способствовать процветанию русской культуры, критика нашла себе новое дело: «чтобы книги, т. е. собственные, ее, продавались: и в этом она успевает» [24] . Сатирики считают необходимым высмеивать все русское, в том числе и развивающееся просвещение, но взамен не предлагают никаких позитивных идей и решений. «Они напали… как вы думаете, на что? На просвещение! Как будто это юное растение, посаженное мудрой десницей Петра и доныне с таким усилиями поддерживаемое Правительством и – извините – одним Правительством, как будто оно достигло уже полного развития, утучнело, уже производит ненужные отпрыски, которые замечаются в старой Европе!.. забыты примеры Фонвизина, Капниста, Грибоедова, их глубокое знание современных нравов, их верный взгляд на наши недостатки, их благоразумное стремление» [25] . Уже в этих несколько наивных пассажах демонстрируется размежевание между критикой и сатирой, между попытками диалога и жаждой стать в однозначную оппозицию государственной идеологии любыми способами.
23
В «Современнике» статья подписана буквой В.
24
Там же. С. 214.
25
Одоевский В. Ф. О вражде к Просвещению, замеченной в новейшей литературе // Современник. 1836. Т. 2. С. 211.
Таким образом, проблема национального самосознания, как вполне конкретная задача, формировалась прежде всего в рамках идеологического (правительственного) и интеллигентского (художественно-критического) мировоззрения и была поставлена в ряде диалогов интеллигенции с властью. Эту тенденцию ярко демонстрирует пример диалога («со властью свободно и открыто») Д.И. Фонвизина с Екатериной II. «Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание» [26] , напечатанный в «Собеседнике» в 1783 году, был вновь упомянут Языковым в указанной статье в 1836 году; текст можно считать образцом диалогизма XVIII века, достаточно ярко проясняющим и субъектную направленность идеи национального самосознания, и характер требований, предъявляемых к его носителям, и понимание природы данного типа диалога, весьма отличающегося в пушкинские времена не только от современного диалога [27] , но даже от понимания его сути.
26
В журнальном варианте: «Вопросы и ответы с приобщением предисловия». В предисловии название дано полностью, но без выделения его в качестве названия // Собеседник любителей… Ч. 3. 1873. С. 162–166.
27
Вклад в теорию диалога наших отечественных мыслителей: В.С. Библера, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана и др. общеизвестен и неоспорим. При этом, как показала Н. В. Мотрошилова следует обратить внимание на некоторую «эзотеричность» теорий диалога в XX веке, связанную с самим феноменом «бездиалогового советского времени». Диалог развивается по внутренним законам, независимо от социальных препон или всеобщего безгласия и единодушия. См: Мотрошилова Н.В. Современные коррекции к пониманию теорий диалога и их применению в жизненном мире (опыт социологии познания) / Философские науки, 2, 2017. С. 35–50.
Пушкинский «Современник» не только восстановил первоначальное фонвизинское название текста, но и воспроизвел большую часть его вопросов (14 из 21) «с остроумными ответами» Екатерины II.
Фонвизинский текст возвращает читателей «Современника» к важнейшим проблемам своего времени, репрезентируя метадиалог между екатерининским «Собеседником» и пушкинским «Современником», в диахроническом срезе обнажая одни и те же темы, используя схожие приемы в постановке проблемы и способах ее решения. При этом, как указала Т.И. Краснобородько, тема «литература и власть» во втором номере «Современника» доминантна и спроецирована «на реальные исторические (Д.И. Фонвизин, Екатерина II, Н.М. Карамзин, Александр I, Арно и Наполеон, отношение Наполеона к творчеству Вольтера) и художественные ситуации» [28] .
28
Краснобородько Т.И. Тема «литература и власть» на страницах второго тома «Современника» / Пушкин: Исследования и материалы. Т.13. Сборник научных трудов. Л.: Наука. 1989. С. 128.
Итак, обращение к тексту Д.И. Фонвизина многозначно и с точки зрения осмысления близких самому «Современнику» попыток описания «диалога с властью», и с точки зрения другой сквозной темы русской литературы, связанной с поиском идентификации национального самосознания, определением его специфики. Фонвизинский текст задал русской общественной мысли алгоритм «вечных» вопросов-ответов, образец удачной интеллектуальной дискуссии интеллигенции с властью.