Интерконтинентальный мост
Шрифт:
— Я тоже слыхал новость, — заявил старик с порога. — И вижу, что вы в растерянности.
— И один ты, как всегда, знаешь, что к чему, — с усмешкой заметил Джеймс Мылрок.
— Могу только сказать, что мост все равно будет построен и размышления надо вести именно от этого, — уверенно сказал Адам, усаживаясь в мягкое кресло, словно на корму кожаной байдары, где провел большую часть своей жизни.
— И куда же идут твои размышления? — не скрывая иронии, спросил Джеймс Мылрок.
У него было странное отношение к Адаму Майне. Да и не только у него одного. Почти все жители Иналика испытывали к старику двойственное чувство: с одной стороны, уважали его, с другой — несколько побаивались. Адам всегда говорил прямо, почему-то стараясь выпячивать худшее. Предсказания Адама почти наверняка сбывались, особенно мрачные.
Адам носил постоянные контактные линзы и видел, как морской ястреб. Он глянул в окно, словно высматривая ответ на исполосованных снегами крутых склонах острова Ратманова…
— Мои размышления идут туда, — кивнул Адам на остров.
Это было удивительно: Адам никогда не говорил загадками, и, словно в подтверждение установившейся репутации, старик продолжал:
— Оттуда прямехонько по мосту на хорошей машине покатят к нам коммунизм и большевики…
— Большевиков давно нет, — с уверенностью образованной особы возразила Френсис. — Они зовутся коммунистами.
— Тебе бы следовало знать после десяти лет учения, что разницы между большевиками и коммунистами нет, — заметил Адам. — Мост — это далеко не самое худшее, что грозит нашему острову…
Адам сделал длинную паузу. Приняв из рук хозяйки кружку кофе, попросил накапать туда тонизирующий экстракт из китовых гормонов, якобы продлевающих жизнь и молодость.
— Когда над нашими головами встанут опоры гигантского моста и проложат дорогу, нашему общению со своими братьями с другой стороны Берингова пролива придет конец, — продолжал он.
— Это почему? — удивился Джеймс Мылрок. — Я только что говорил с Иваном Теином, и он позвал меня на этот уикэнд.
— Посреди моста поставят специальную охрану: с нашей и советской стороны. Хочешь ехать к друзьям — объясни, зачем, на какой срок и, главное, что ты собираешься говорить там…
— Ну, это ерунда! — решительно возразил Джеймс Мылрок. — Так не было даже во времена холодной войны в прошлом веке.
— Кстати, — Адам вежливо улыбнулся, — я лучше всех вас помню те времена. К нам в конце века оттуда приехал человек. — Он кивнул в сторону пролива. — Встретили-то его хорошо, но что нам про него наговорили! Будто он специально послан, чтобы исподволь и тайком посеять среди нас коммунистические идеи. А был-то он, как оказалось, просто писатель.
— Когда мы впервые поехали в Уэлен, — перебил Джеймс Мылрок, — думаю, что и про нас там такое говорили: будто мы приехали сеять семена капитализма.
— Возблагодарим бога за то, что у нас вечная мерзлота: ничего не вырастает, сколько ни засевай нашу землю, — с улыбкой сказал Перси.
— Так вот, — продолжал Адам, пропустив мимо ушей слова Перси. — Мост вызовет у некоторых людей опасение в том, что проникновение идей пойдет легче…
— А разве сейчас нет этого проникновения? — пожала плечами Френсис. — Да если тебе так нравится коммунизм — сиди вечерами, слушай радио, смотри телекартину.
Адам поставил кружку на стол и пристально посмотрел на Френсис. В его глазах, слегка затененных контактными линзами, можно было угадать скрытую тоску по стародавним обычаям, когда женщина не смела вставить слово в беседу мужчин. Адам еще помнил то время, хотя это, конечно, было довольно давно.
— Мисс Френсис Омиак! — начал он назидательно. — Когда вы окончили школу?
— Год назад.
— Время течет быстро, как вода в Беринговом проливе, — философски заметил Адам. — Но еще быстрее вытекают знания из головы, если человек не умеет их применить… Да позвольте мне напомнить вам, что Соединенные Штаты Америки и Советский Союз имеют физическое соприкосновение только вот в этом самом месте… — Адам протянул руку к окну, показывая на скованный льдом пролив между островами. — Соединение двух стран мостом вызовет такое столкновение идей, взаимное движение разнообразных мыслей, что правительства могут и призадуматься…
— Ну и что! — воскликнул Джеймс Мылрок. — В конце концов, когда заключались Соглашения об ограничении, а потом и сокращении вооружений, расширялись контакты, учитывалась возможность соревнования идей. Все-таки лучше обмениваться мыслями, идеями об устройстве человеческой жизни, нежели снарядами, ракетами и бомбами!
Адам Майна отличался, кроме всего прочего, и невозмутимостью. Если его прогноз почему-либо сразу не оправдывался, он с величайшим спокойствием как бы вскользь замечал, что рано или поздно, но так, как он сказал, случится.
— Строительство моста дает нам шанс улучшить нашу жизнь, и этим мы должны воспользоваться, — продолжал Джеймс Мылрок.
— Само собой, — кивнул Адам. — Не надо быть провидцем или кончать среднюю школу, чтобы понимать это. Однако…
Он попросил жестом, чтобы ему добавили тонизирующих капель. Это новооткрытое лекарство широко рекламировалось по всему миру. Китовая ферма, расположенная на Гавайских островах, буквально наводнила международный рынок аккуратными флакончиками, на этикетках которых во всей юной и бесстыдной наготе были изображены юноша и девушка. Еще с полсотни лет назад такую картинку в Иналике забросили бы в бурные воды пролива. Но, как справедливо гласит пословица, времена меняются и вместе с ними нравы.
— Не может быть, чтобы при проектировании стройки о нас забыли, — сказал Адам, проглотив очередную порцию кофе и капель. — И вы не догадываетесь почему?
Присутствующие невольно переглянулись между собой: да, Адам Майна иногда брал власть над людьми крепко, а они чаще всего этого не замечали.
— Если бы строили мост где-нибудь в глубине материка, — продолжал Адам, явно наслаждаясь тем, что заставляет внимательно прислушиваться к себе, — нашли бы тысячу возможностей, чтобы на так называемом законном основании попросту выселить нас… Я читал в одной старой книге, как во время второй мировой войны под предлогом обеспечения безопасности лишили родины алеутов, а потом вопрос о возвращении островов так долго обсуждали, что, когда наконец было принято решение, оказалось, что возвращаться на острова некому… Так вот, сегодня это вопрос престижа как для нашего правительства, так и для правительства Советского Союза. Мост мостом, а мирное соревнование в гуманном, так сказать, отношении к местным жителям, мне кажется, здесь будет играть не последнюю роль.
— А если правительства уже договорились обо всем еще раньше, не спрашивая ни нас, ни наших собратьев по ту сторону Берингова пролива? — спросил Перси.
Адам Майна с улыбкой поглядел нашего, как бы говоря: молодой ты, молодой! Чем сомневаться, послушал бы умудренного возрастом и опытом старика.
— В конце прошлого века, когда человечество словно бы очнулось и огляделось вокруг, — начал Адам Майна тоном дедушки, рассказывающего внукам сказку, — оно буквально ужаснулось. Природа гибла под тяжелыми дымами огромных заводов, реки зловонной нефти изливались не только на девственную землю, но и в океанские воды. Даже лед вот здесь, в Беринговом проливе, был не таким ослепительно белым, каким вы привыкли видеть его с детства. Людские сердца содрогнулись, обнаружив, что исчезает не только растительность, но и животный мир. Была заведена «Красная книга», куда заносились животные, которым грозило полное исчезновение… Это было еще в ту пору, когда люди мирились с войнами и с истреблением целых племен в далеких джунглях Амазонки, с насильственной стерилизацией индейских женщин в нашей стране, с физическим уничтожением национальных меньшинств. И вот к концу века возникло движение за сохранение исчезающих этнических групп и маленьких народов на нашей планете. Тогда Советский Союз и показал нам пример сохранения и развития даже самых крохотных этнических групп, скажем, таких, как юкагиры и энцы. Для вас это было привычно с самого детства, а вот мы, — Адам Майна кивнул в сторону Джеймса Мылрока, — всерьез задумывались: а останется кто-нибудь из нас в двадцать первом веке? Помнишь, Джеймс, как мы с тобой ездили в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН?