Интернет-издание авторов рунета «Портал»
Шрифт:
Одним словом, Ватто жил умом, а Лютто предпочитал принимать решения сердцем.
Ну и, бесспорно, оба были смелыми и отважными ребятами. Эта черта, одна из немногих, объединяла и одного, и второго.
Однако существовала, как минимум, еще пара отличий, ставившая братьев… нет, не на разные ступени, скорее, на разные чаши весов, и уравновешивавшая их.
С самого начала путешествия Кейлот поглядывал на своих друзей, как на диковинку. Думал, что братья должны понять его интерес, поскольку ему еще не доводилось встречать темнокожих людей. Кейлот задавался вопросом, где же находится их родина? Какой путь они преодолели, прежде чем оказались в Королевстве Низовья, и в чем заключалась причина столь длительного странствия?
Но однажды братья все же отважились пролить немного света на свое таинственное прошлое. Они признались, что, как и многие другие, приехали в Королевство Низовья в поисках лучшей жизни. Хоть чужеземцам там оказывали прохладный прием, хоть горожане презирали, а Гильдия Стражников немилосердно притесняла, все же это не отбивало у беженцев желания попытать счастья на чужбине. Они съезжались в Королевство Низовья со всех концов мира, и каждый там устраивался, как мог. Лютто и Ватто, например, стали бродячими артистами. У Лютто было гибкое тело и безупречное чувство равновесия. Поэтому он в их семейном артистическом тандеме исполнял роль акробата и канатоходца. А если судить по тем историям, которые Лютто рассказывал Кейлоту у костра, так складывалось впечатление, что он мог пройти не только по натянутому канату, а по любой, сколь бы то ни было узкой опоре.
— Еще немного, и я поверю, что ты умеешь ходить по воздуху, — прокомментировал Кейлот очередной рассказ Лютто.
— Ну, по воздуху не по воздуху, но по воде — запросто! — улыбнулся Лютто. И Кейлот решил, что красная краска, проступившая на смуглых щеках южанина — это вовсе не отсвет костра.
Ватто, несмотря на то, что был практически полной копией Лютто и некогда делил с ним лоно матери, по части ловкости и проворства сильно уступал брату. Он обладал на редкость нескладной и неуклюжей фигурой. Вот о ком Кейлот никогда бы не сказал, что он умеет ходить по воздуху, так это о Ватто. А тот и не настаивал. Однако в прежние времена, когда дуэт братьев-артистов был еще на колесах, именно Ватто, а не Лютто, играл ведущую роль в их импровизированном цирке. И был Ватто вовсе не клоуном, как кое-кто мог бы подумать, созерцая его неловкие телодвижения, а фокусником.
— И уж поверьте, — сказал Лютто, — его фокусы производили настоящий фурор среди зрителей. Без лишней скромности скажу, что большинство из них сходилось посмотреть именно на него и его рыбок. Ну, и еще на Са…
Ватто ткнул Лютто локтем в бок, чтобы попридержал язык. Кейлот этого движения не заметил.
— Да неужели! — воскликнул воин, надеясь, что нотки недоверия не просочились в его голос. Он верил в ловкость рук, но, как и любой практичный человек, не считал, что подобное умение может пригодиться кому-нибудь еще, кроме воришек.
А Кейлот был уверен, что речь идет именно о ловкости рук. О чем же еще? О шариках и разноцветных платках, исчезающих в руке фокусника и появляющихся из ушей, носов и воротников зрителей. О кроликах, которых достают из шляпы, и голубях, вылетающих из обыкновенной накидки, по просьбе артиста предоставленной одной из зрительниц. Поэтому был немало удивлен, когда Лютто повернулся к брату и с энтузиазмом попросил того продемонстрировать вышеупомянутое умение. От Кейлота не укрылось, что когда Лютто обращался к брату, то многозначительно приподнял и опустил брови, как будто намекал на что-то очень личное.
— Не знаю, получится ли, — засомневался Ватто. — Я давно не пробовал…
— Получится. Давай, — поторопил его брат.
Ватто колебался, но вскоре Лютто удалось его переубедить. Южанин поудобней устроился на земле, вытянул перед собой руки и демонстративно засучил рукава, оголив сначала левое, а потом и правое предплечье. Кейлот не сдержал улыбки, наблюдая этот отрепетированный жест — завуалированное обещание того, что все будет происходить по-честному и без обмана. Ватто тем временем соединил ладони и установил их на уровне груди, как будто собирался вознести молитву. Некоторое время сидел неподвижно. Подушечки пальцев были крепко прижаты друг к другу, а тыльные стороны ладоней слегка отодвинуты, как у ребенка, который держит в руках пойманную бабочку. Через секунду Ватто рывком развел руки в стороны.
Никаких бабочек внутри не оказалось. Но…
Кейлот подался вперед. В воздушном пространстве, ограниченном по бокам смуглыми ладонями южанина, появились беловатые сполохи. Сначала их было два. Затем появилось еще три. Очень быстро они оформились в искры. А потом возле каждой, подобно красно-оранжевому лепестку, развернулся колеблющийся язычок пламени. За первым последовал второй и третий, и вот в воздухе между ладонями Ватто зашевелили плавниками огненные вуалехвосты.
Кейлот не мог поверить своим глазам. Ну и отшатнулся, конечно же, тоже. Потому что не хотел, чтобы плавник одной такой рыбки подпалил ему волосы. Да разве ж это фокусы? Это самая настоящая магия, которой с каждым днем в Новом Мире становилось все меньше. Однако магия огня… Это был самый строптивый вид чародейства. Насколько знал Кейлот, она подчинялась только избранным. Единицы великих магов (коих сейчас практически не осталось) могли бы похвастаться подобным умением. Но Ватто…
— Ты знаешь, что у тебя в руках? — спросил Кейлот, оправившись от изумления.
— Ага, — ответил Ватто. Он разводил руки шире, и воздушный аквариум с огненными рыбами разрастался. — Это рыбки!
Как всегда, Ватто воспринял его слова чересчур буквально. Сложности перевода? Ну что ж, возможно.
— Точно. А они из настоящего огня? То есть… Я хочу спросить, если дотронусь до них, то обожгусь?
— Равно как если сунете руку в костер, господин. Поэтому не советую вам этого делать.
— И все-таки я хочу попробовать, — настоял на своем Кейлот. Он был воином и не имел к магии никакого отношения. На пальцах одной руки мог бы перечесть все те случаи, когда становился невольным свидетелем применения волшебства. Тем не менее, ему было известно одно основополагающее отличие между магией и иллюзией. Первая имела разящую силу, в то время как вторая была призвана вводить в заблуждение. И теперь Кейлот хотел удостовериться, что не стал жертвой зрительного обмана.
Он пошарил рукой по земле и отыскал хворостинку. Поднял ее и осторожно поднес к воздушному аквариуму, в котором плавало пять огненных рыбок. Тела их были оранжево-красными, боковые плавники — голубоватыми, а хвосты состояли из белого пламени и, извиваясь в воздухе, разбрасывали снопы искр. Одна из рыбок, заинтересовавшись странным подношением Кейлота, подплыла ближе и решила попробовать подарок на вкус. Ухватила ртом кончик хворостинки, и та вспыхнула, как лучина. Загоревшийся огонек быстро побежал вниз по дереву, и Кейлот поспешил отбросить хворостинку.
— Вот это да! — воскликнул он, глядя, как щепа стремительно превращается в пепел.
— Вы удовлетворены, господин? — спросил Ватто.
— Удивительно! Почему ты раньше не говорил, что владеешь таким редким видом магии?
— Редким? О нет, господин, — усмехнулся Ватто. — Наш народ всегда это умел.
— Колдовать?
— А почему бы нет? Для нас здесь нет ничего удивительного.
— Ничего удивительного? — воскликнул Кейлот и опустил глаза на свои руки, которые умели одно время управляться с мечом, потом перешли на кузнецкий молот и клещи, а теперь вот вновь взялись за старое, за меч. Однако никогда не умели творить магические пассы.