Интерпретатор
Шрифт:
– Итак, милостивые государи, – профессор улыбнулся, приглашая всех собравшихся к общению неофициальному и раскрепощенному. – Полагаю, у вас есть вопросы?
Поднялось несколько десятков рук, Венедикт Ильич предоставил слово девушке из первого ряда, потом молодому человеку из третьего… Все это время Егор Старосветов сидел на своем месте и держал руку высоко поднятой над головой. Слово ему предоставили шестым.
Егор встал, хотя профессор с самого начала предложил молодым коллегам оставаться в креслах, по-свойски. Но – как хотите, сказал Корф, когда Егор сказал, что лучше постоит. Как вам будет
Егор выглядел на свои пятнадцать лет. Обычный спортивный мальчишка, в хорошей физической форме, в светлой рубахе с короткими рукавами и серых брюках. В левой руке он держал записную книжку, в правой – деревянный карандаш, которым до этого делал пометки в течение выступления профессора.
– Уважаемый… – Егор мельком глянул в записную книжку, – …Венедикт Ильич. У меня два вопроса, связанные между собой. И я хотел бы задать их подряд…
– Я полагаю, мы можем это позволить молодому человеку, коллеги, – улыбнулся Корф.
– И мне понадобится несколько минут, чтобы изложить, так сказать, преамбулу, – спокойно продолжил Егор. – До десяти минут, если можно…
Старосветов снова заглянул в свою записную книжку и кивнул, словно подтверждая – десять минут, никак не меньше.
– Хорошо, – профессор сел в кресло возле трибуны, за которой стоял во время своего выступления. – Надеюсь, в зале нет возражений?
В зале возражений не было.
– Прекрасно, – Корф разгладил седую эспаньолку и скрестил руки на груди. – Ну-с…
– Первый вопрос у меня составной. И, возможно, ответа не имеющий. Прошу сразу меня простить за… за это и за многословность, – Егор не улыбался, не хмурился, говорил ровно и спокойно. Только в его взгляде было нечто… настораживающее, хотя, как считали многие, тревожащим взгляд выглядел исключительно в результате послезнания. Если бы ничего не произошло, то при последующих просмотрах записи зрители ничего такого особенного и не заметили бы.
– Вы говорили о так называемом Арканарском инциденте, – взгляд в записную книжку, и легкое движение головой. – Его еще иногда называют Арканарской резней.
– Говорил, – зачем-то сказал Корф. Благодушная улыбка все еще имела место на его лице, но было понятно, что такая постановка вопроса профессора несколько не устраивает.
Он предпочитал именовать случившееся в Арканаре Инцидентом. Инцидентом и никак иначе. Но не одергивать же мальчишку, в самом деле.
– Насколько я понимаю, спасение Руматы Эсторского проходило по заранее намеченному плану эвакуации. Он был разработан до того, как Румата приступил к исполнению своих обязанностей, не был экспромтом. Полагаю, что экспромты в области безопасности участников экспедиции недопустимы? Я прав?
– Естественно, – чуть помедлив, кивнул Корф. – Сценарии, инструкции, варианты были разработаны и просчитаны еще на Земле.
– Значит ли это, что шашки со снотворным газом были сброшены на плотно населенный город, на его центр, сознательно? – Взгляд Егора остановился на профессоре.
– Э-э… – протянул Венедикт Ильич. – Да. Значит именно это.
– Подразумевалось, что патрульный дирижабль атакует шашками…
– Простите, не атакует, ни о какой атаке речи не шло, – профессор стал серьезным. – Район конфликта был обработан…
– Хорошо-хорошо, обработан. Не атакован,
– Который был создан специально для такого экстраординарного случая, был полностью адаптирован к биологии жителей планеты и не мог причинить им никакого вреда, – закончил за Старосветова Корф. – Эта тема неоднократно обсуждалась…
– Да, я знаю, – кивнул Егор. – Я читал протоколы комиссии, которая признала действия экспедиции оправданными. Газ был разрешен. Опробован и разрешен. Но на одном из заседаний той же комиссии был поставлен вопрос о неплановых жертвах той операции по спасению… И речь, насколько я понимаю, шла не о тех людях, которые были убиты сотрудником вашего Института.
– Медицинское и психологическое освидетельствование нашего сотрудника… – Корф подался вперед, опершись руками о колени, словно собирался вскочить и броситься вперед. – Освидетельствование показало, что срыв, произошедший…
– Я читал копию этого освидетельствования, она находится в свободном доступе в архиве Института. В открытом каталоге не значится, но его код и порядковый номер имеется в отчете кафедры Экстремальной психологии Института Общей Психологии, – Егор кивнул. – Никто не обвинял вашего сотрудника. И подсчет его жертв тоже не проводился. Это было признано нецелесообразным.
– Да. И неоправданно жестоким по отношению…
– А был ли произведен подсчет жителей Арканара, погибших в результате применения снотворного газа, безвредного и безопасного? – Егора было невозможно сбить с намеченного курса. – Известно, что операция стартовала после начала пожара в доме Руматы Эсторского, а это значило, что пожар неминуемо разросся при плотной застройке города. И люди, которые уснули под действием газа, не могли покинуть дома ни в момент их загорания, ни позже. Я не ошибаюсь?
– Вы не ошибаетесь, – не проговорил, а процедил профессор. – Эти непредвидимые потери…
– Возможно, эти – именно эти – потери невозможно было предвидеть. Но представить еще при планировании операции, что такие потери будут – было возможно и даже необходимо. Самое поверхностное знакомство с бытом людей того уровня цивилизации показывает, что травмы и смерти при проведении обработки снотворным газом неизбежны. В качестве примера – повар или хозяйка, снимающая с огня кипяток или горячую еду. Неизбежные ожоги. Кузнец, работающий с открытым огнем и раскаленным металлом, теряющий сознание во время процесса ковки. Падение с лестницы, падение в яму. Вместе с конем. Строители, ремонтники. Рыбаки. Грузчики. Даже если представить себе, что при населении Арканара в двадцать тысяч человек только один процент подвергнувшихся обработке погибнут или получат серьезные травмы, то мы имеем порядка двухсот человек. Это при условии, что гибель и травмы будут происходить точечно, на месте, а не в результате вспыхнувших пожаров из-за упавших факелов, разбитых фонарей, опрокинутых свечек, того же раскаленного металла, выпавшего из рук кузнеца на солому, сено или какие-то другие горючие материалы.