Интервенция и Гражданская война
Шрифт:
Высший экономический совет союзников сразу после войны предпринял меры для обеспечения Австрии продовольствием, благодаря чему в «Вене и других областях удалось предотвратить массовое вымирание населения от голода, которое в противном случае было бы неизбежным» 1623. Но побудительными мотивами были не только гуманитарные соображения. У. Черчилль продолжал: «Под влиянием одновременного военного поражения и голода тевтонские народы, уже охваченные революцией, могут соскользнуть в ту страшную пропасть, которая уже поглотила Россию. Я сказал, что мы должны немедленно, не дожидаясь дальнейших известий, отправить в Гамбург десяток больших пароходов с продовольствием». Хотя условия перемирия предусматривали продолжение блокады до заключения мира, союзники обещали доставить Германии необходимые продукты, и премьер-министр благожелательно относился к
У. Черчилль приходил к интересным вариантам решения продовольственной проблемы для послевоенной Европы: «Для голодающих областей Центральной Европы ничего не могло быть более благоприятного, как создание мирной Украины на таких основаниях, которые давали бы возможность завести с этой страной экономические и торговые сношения. Именно на Украине, а не в других умирающих областях России, обреченных под большевистским управлением на полную нищету, могла бы Европа рассчитывать получить требуемые запасы продовольствия» 1625. О том, что это не были просто пустые слова, говорил активная поддержка и подготовка Черчиллем польской агрессии 1920-1921 гг. против России, целью которой была Украина, которая должна была стать сырьевой и продовольственной базой Европы.
А что же Россия? Ведь именно Украина давала подавляющую часть товарного хлеба и угля дореволюционной России. Отрезая Украину от России, У. Черчилль тем самым обрекал последнюю на голод, холод, нищету и вымирание при любой власти. Для оправдания своих тезисов У. Черчилль находил отличный политический повод: во всем виноваты большевики. Политика Черчиллей, начавшаяся еще до появления большевиков, во время Первой мировой войны, была логичным продолжением политики кайзеровской Германии и предтечей фашистской, хладнокровным убийством миллионов людей в экономической войне – не столько против большевиков, сколько против России и русского народа…
Английский журналист Ф. Прайс в то время писал: «Как человек, проживший эти четыре года в России и видевший страдания русского народа, я категорически заявляю, что анархия и голод… царящие в России, суть последствия преднамеренной работы европейских правительств, и в этом отношении английское правительство, а равно и германское, вели себя, как коршуны одной и той же стаи, и то, что Германия делала на Украине, Англия делала то же самое в Сибири и к востоку от Волги» 1626.
Седьмая версия. Техническая, основывается на разрушении основ сельскохозяйственного производства, несмотря на то что в критическом 1919 г., «в этом году величайшей разрухи, было произведено 160 000 плугов ( 1/ 6годовой потребности последующего периода), 12 000 уборочных машин, свыше 200 000 кос, 700 000 серпов, была удовлетворена потребность в веялках и молотилках и т. д.» 1627. К 1920/21 г. не хватало почти 3 млн. плугов, 1 млн. сеялок… износ сельхозинвентаря составлял 50-70% 1628. Не хватало тяглового скота, почти наполовину от довоенного количества реквизированного в армию, да и просто мужских рабочих рук. Огромные потери за время войн и интервенции и еще не демобилизованная армия истощили трудовые резервы деревни. Об этой же проблеме писал член Государственного совета Гурко Николаю II еще в конце 1916 г.: «Промышленность и сельское хозяйство совершенно обезлюдели – и это при том, что в одной европейской России, исключив область, занятую врагом, посевная площадь составляет 72 млн. десятин, а сенокос 20 млн. десятин, что примерно равно площади Франции и Германии, вместе взятых. Обрабатывать и убрать эту исполинскую земельную площадь одной лишь мускульной человеческой силой, без содействия специальных орудий, оставшееся на местах население не в состоянии» 1629.
Восьмая версия. Базируется на жестких политэкономических законах. Снижение сбора хлебов во время войны было вызвано чрезмерной мобилизационной нагрузкой, перераспределявшей общественные ресурсы на оборону за счет свертывания внутренних экономических механизмов хозяйствования. Уже к началу 1917 г. крестьяне фактически ограничили производство хлеба уровнем потребления их натуральных хозяйств. Этот уровень, несмотря на все тяготы и лишения Гражданской войны и интервенции, продержался почти до конца 1919 г. Между тем мобилизационная нагрузка продолжала возрастать.
Урожайность зерновых (1917г.– 100% 1630) и динамика сбора хлеба (1913 г.– 100%)
В 1916 г. было собрано 3,8 млн. т зерна, или 87% от среднегодового предвоенного уровня. В 1920 г. зерна было собрано только 54% от среднего уровня за довоенное пятилетие 1631, а в 1921 лишь– 40%, причем в голодающих губерниях– значительно ниже. Т. е. в среднем на душу населения почти на 20% меньше, чем во время голода 1891 г. [Я. Иоффе дает другие сведения. К январю 1919 г. произошло сокращение сбора пшеницы до 45% к уровню 1913 г., ячменя – 37%. (И о ф ф е Я. Организация интервенции и блокады Советской республики. 1918-1920, М.;Л., 1930. С. 85-86.)]
Для того чтобы избежать предвзятости, обратимся снова к сравнению продовольственного положения Германии и России. Германия, несмотря на меньшие посевные площади, имела гораздо более высокий сельскохозяйственный потенциал, чем Россия. Так, до войны урожайность в России была в 3,2 раза ниже, чем в Германии. Именно «неспособность» русских получать большие урожаи стала одним из тезисов немецкой, а затем фашистской пропаганды, обосновывающей агрессию против России.
Действительно, в Германии преобладало интенсивное земледелие, а в России экстенсивное, но причины здесь не в расовых различиях. Обоснование того, почему это было так, а не иначе, мы приведем позже; здесь почти нет идеологии или базы для расовых теорий, более 90% – это только экономика. Отметим пока, что из производственной функции хорошо известно, что интенсивный рост земледельческого производства обусловлен двумя факторами: затраченными трудом и капиталом [Инновации и деловые способности на данном этапе мы включаем в капитал и труд. Позже мы их раскроем]. Для России необходимо добавить третий фактор – климат и географию.
После начала войны в 1915 г. в Германии «были введены карточки на хлеб и обязательное его суррогатирование, а в 1916 г. появились карточки на масло, жиры, картофель, мясо, одежду. Была введена полная сдача сельхозпродуктов государству. Правительство попыталось провести и общегосударственный посевной план, но при существующем состоянии сельского хозяйства его выполнение оказалось нереальным». Уже к концу 1916 г. «в деревнях с населением 300-400 чел. насчитывалось по 20-30 погибших на фронте. 40% мужского населения были в армии. Из-за нехватки рабочих рук, тягловой силы, удобрений урожайность снизилась до 60-40% довоенной. И при этом урожай еще и не могли собрать…» 1632И это в наиболее передовой и просвещенной стране того времени – Германии. В России критическое положение с продовольствием аналогичное тому, которое было в Германии в конце 1916 г., наступило годом позже, осенью 1917 г., и после этого Россия противостояла интервенции и Гражданской войне еще 3 года…
Девятая версия –климатическая. В 1921 г. разразилась засуха из 38 млн. десятин, засеянных в европейской России, урожай погиб полностью на 14 млн., так что продналога было собрано лишь 150 млн. пудов вместо плановых 240 млн. Засуха была не редкостью для российских сельскохозяйственных районов, которые в большей своей части относятся к группе рискованного земледелия, из-за недостаточного количества осадков. Сильные засухи снижали урожайность в среднем на 10%, но это редко приводило к случаям массового голода. Локальные очаги компенсировались за счет госрезервов и благотворительной помощи. В 1921 г. у большевиков не было госрезервов зерна, а его производство за годы войн и революций сократилось более чем на 40% по сравнению с довоенным периодом. В этих условиях сильной засухи оказалось достаточным для возникновения массового голода. Уезд признавался голодающим, если доказывалось, что урожай меньше 6 пудов на душу. В довоенное пятилетие средняя норма потребления крестьянского натурального хозяйства составляла 16-19 пудов на человека.