Интервью приволжской лиге журналистов - октябрь 2002
Шрифт:
Александр Солженицын
Интервью приволжской лиге журналистов - октябрь 2002
– Александр Исаевич, сложилось впечатление, что в последние годы Вы как будто удалились в монашеский скит. По крайней мере, голос Ваш звучит не так общественно мощно, как в прежние времена. Это демонстративное молчание, как ответ на невозможность обустроить Россию по Вашим представлениям или что-то другое?
– Все эти 8 лет, как я вернулся, я пытался по силам моим воздействовать на гибельный ход событий в России: я обращался к властям, начиная с Верховной, к законодателям, к государственным и общественным деятелям, к общественности, к читателям моих книг, к телезрителям - никакого моего "молчания" не было. Но все мои обращения оказались тщетны, ни один мой совет не
– Вы видели Россию, российский народ из дальнего зарубежья. Теперь, вернувшись на Родину, можете сравнить эти наблюдения со взглядом изнутри. В чем отличие этих взглядов, схожесть; что Вы могли предполагать и не могли предвидеть?
– Полвека проработав над историей российской революции (эпопея "Красное Колесо") и нагруженный ее разорительным, поучительным опытом, я из зарубежья с огромной тревогой следил за начавшимися в 80-х годах переменами: как бы им удержаться в разумной эволюции, как бы не опрокинуться в разрушительный хаос Февральской революции. Но предупреждения мои уже не могли достичь родины, а Горбачев и Ельцин избрали путь именно мгновенного, предельного сотрясения, отчего изломались все устои социальной жизни, десятки миллионов канули в нищету - и ограбленным же оказалось само государство, бессильное сохранять в стране нормальную жизнь. Вот этого колоссального ограбления России я предвидеть не мог.
– Почему среди тех, кто пострадал от коммунистического режима, в том числе и среди советских эмигрантов, вернувшихся на Родину, так много ярых патриотов и даже апологетов советского коммунистического строя (например, Лимонов, Зиновьев)? И даже Вас обвиняют в отступничестве от идеалов демократии.
– А.Зиновьев тут не пример: он еще до своей эмиграции писал, что коллективизация была большим благом для русского крестьянства. Но сожаление о коммунистических временах - явление гораздо шире. В моих общественных встречах в 1994 - 1995-м во многих областях оно громко, уверенно звучало из залов, по две трети зала. Это чувство проросло в миллионах, разоренных грабежом и произволом ельцинского времени. Человеческая память часто забывает более давнее: коммунистического террора легко не помнят те, чьих родственников он не коснулся, да не помнят и всей удушающей большевицкой обстановки. А сегодня, в отсутствие действенного обсуждения политической реальности, всякую естественную критику ее отписывают к "коммунистической" и к "экстремизму".
Я же - давний поборник демократии, писал об этом не раз, - но только демократии истинной: когда народ реально направляет свою судьбу через органы самоуправления, когда народные представители не подменяются представителями пристрастных партий, а бюрократия и ее решения не скрыты за непробиваемыми, непроглядными барьерами.
– Разговоры и действия по восстановлению памятника Дзержинскому - это просто частная ситуация в полифонии общественной жизни или гораздо более грозный симптом?
– Закулисная подоплека мне неизвестна. Но Дзержинский - символ и знамя карательных органов СССР. Восстановление памятника было бы надругательством над миллионами погибших в советских лагерях.
– Как Вы оцениваете нынешнюю политическую обстановку в России?
– Как тяжелейшую. Показная демократия. Ко второстепенным признакам ее, среди которых не находится места для экономической и гражданской независимости жителей, для народной самодеятельности, - добавлены в сохранности худшие черты советской системы: бесконтрольность и непроницаемость решений и действий властей. В избирательных кампаниях решающее влияние принадлежит криминальным силам. Финансовые тузы контролируют целые регионы и вырываются из-под власти. Закулисные силы действуют и позади административного фасада. Всенародный референдум (по Конституции - "высшее выражение власти народа") вот оттеснен, запрещен - потому что власти боятся услышать народное мнение, оно опасно для властей. За последние 15 лет условия жизни большинства населения развалены. Миллионы изо всех сил выбиваются в труде и в полуголодной
– Александр Исаевич, Республика Марий Эл готовится к празднованию 450-летия вхождения Марийского края в состав России. Но среди марийской интеллигенции есть люди, утверждающие, что марийцев к России присоединили насильственно, а следовательно, юбилейная дата - не праздник, а день скорби. Что Вы можете сказать по поводу таких народов, проживающих в России, может быть им действительно нужно восстановить независимость и это будет исторически правильно?
– Новая история не раз показала, что малым народам весьма трудно, почти невозможно сохранить отдельное государственное существование, а только в объединении с соседями. Центробежные амбиции - несостоятельны и губительны. Российская империя сохранила все полтораста народов, включенных в нее; не было ничего подобного повальному уничтожению североамериканских индейцев. А последние полвека даже бывшие "великие державы" вынуждены вступать в устойчивые союзы государств, чтобы продержаться.
– В эпоху СССР властями не скрывалась цель: переплавить в одном котле нации и народности Союза и сформировать единую общность - советский народ. Худо ли, хорошо, но идея играла на межнациональную стабильность. Имеет ли, на Ваш взгляд, право на жизнь идея формирования общности "российский народ" сегодня, когда взаимоотношения наций в России оставляют желать лучшего?
– Нации - величайшее богатство человечества, краски его - и "переплавлять" их противоестественно. Но много наций могут иметь единое Отечество. Конечно имеет право на жизнь такая общность - "российский народ". Все зависит от того, как это право осуществлять.
В нынешней России мы должны учесть грозный опыт распада СССР. Бережно охраняя религиозные права и культурную автономию всех народностей до мельчайших - не вносить в государственную структуру никаких задатков национального гражданского неравноправия.
– Считаете ли Вы, что в России все национальности находятся в равных условиях, как это заявлено в Конституции страны?
– Вот как раз и нет. Во многих автономиях для "титульных наций" созданы преимущества в занятии должностей и другие льготы - сравнительно с остальным населением, кто владеет одним лишь общегосударственным русским языком.
– В российских городах все больше не любят "инородцев". Сваливают на них, как обычно, все свои беды. Даже в таком исключительно благополучном городе как Самара, славящемся своей многонациональностью и терпимостью к верам, в последнее время пренебрежение к людям других национальностей, особенно на бытовом уровне, сильно выросло. А что Вы думаете по этому поводу, Александр Исаевич?
– Это многодесятилетнее государственное упущение, что торговля и хозяйственное обслуживание населения русских областей перешло во властные руки сплоченной массы приехавших с Юга, теперь даже и вовсе иностранцев как азербайджане. Это - болезненное явление, оно вызывает в русском населении чувство угнетения, иногда прорывается резко, что еще усугубляет положение.
– Что нам делать с нашим чувством патриотизма - загнанным в угол, но не вытравленным совсем? Куда его направить: а) на строительство Великой державы? Только реально ли это теперь? б) на устремление в мировое сообщество, а в утешение - сажать березки под окнами дома? в) не брить же головы и не идти же на улицы бить инородцев...
– Русский патриотизм был в мировом радостном спросе во время войны с Гитлером. Сейчас к нему взрастили недоверчивость и враждебность даже в самой нашей стране, затюкивают его. В конституции российского государства вы и не встретите понятия "русский". Уж какая там "Великая держава", да и не в радость она нам. Русский патриотизм, его исторические, православные и нравственные истоки мы должны сохранять себе - в надежде, хотя и омраченной, что нашему народу все же суждено сохраниться на Земле.