Интуиция (сборник)
Шрифт:
Олег помялся немного, не зная, с чего начать. С матерью он всегда робел. Татьяна Алексеевна никогда не допускала фамильярности – и с пелёнок лишила Олега желания когда-нибудь прильнуть к материнскому плечу. Даже став взрослым, он каждый раз словно сдавал экзамен, разговаривая с ней – и с облегчением вздыхал на лестничной клетке оттого, что экзамен закончен. Но сегодня ему нужно было кое-что выяснить – так сказать, «покопаться в родословной». Очень нужно.
– Мама, я хотел поговорить с тобой об отце. Татьяна Алексеевна отреагировала
– Мне кажется, мы с тобой закончили этот разговор давным-давно, и не хотелось бы к нему возвращаться.
– Мы никогда его не начинали, мама. Мне очень нужно у тебя кое-что узнать.
– Мне виднее, что тебе нужно знать, а что – нет. – Татьяна Алексеевна поджала губы. Олег видел, что настроение у матери испортилось, но продолжал настаивать.
– Мама, я уже давно взрослый мальчик и в состоянии понимать некоторые вещи.
– Мне совсем не нравится, когда ты начинаешь говорить со мной таким тоном.
Олегу воспитательный процесс набил оскомину ещё много лет назад, и он ляпнул сгоряча:
– Ей-богу, ещё немного – и мне начнёт казаться, что я появился на свет от непорочного зачатия.
– Олег, не смей оскорблять мать. – Татьяна Алексеевна поднялась, приняв вид поруганного достоинства. Когда она начинала говорить о себе в третьем лице, разговор дальше можно было не продолжать. Олег и без того понял, что ничего не добился. Не солоно хлебавши, он покрутился по комнате, чертыхнулся про себя и ушёл, хлопнув дверью.
Ничего нового ссора с матерью не принесла. Наоборот – сны стали сниться чаще, а некоторые моменты из них даже стали проникать в повседневную жизнь. Однажды утром Олег обнаружил себя осторожно выливающим кофе из чашки на пол коридора. Только что ему грезилось, что он бродит по лесной поляне, отыскивая какое-то страшно необходимое место. Привычное пространство вокруг пересекали разноцветные линии, и Олег пытался каким-то образом сориентироваться между ними. Жена смотрела с ужасом. Олег сумел обратить всё в шутку, но испугался здорово.
Пришлось всёрьёз задуматься. В собственном душевном здоровье он не сомневался, вернее сказать – почти не сомневался. Никто обычно не сомневается – до тех пор, пока тело не начинает вытворять вещи, о которых его не просила голова. Один раз приступ застал его сразу после работы.
Олег как раз усаживался в машину, когда это случилось. Среди бела дня это происходило впервые. Он едва успел упасть на сиденье, как перестал чувствовать собственные руки. Перед глазами опять поплыл туман, исчёрканный разноцветными штрихами.
Охранник тряс его за плечо.
– Олег Сергеич…
Олег поднял тяжёлую голову. Руки продолжали шевелиться против воли, он едва ощущал их движение. Лицо охранника плавало в воздухе.
– Всё нормально. – Олег криво улыбнулся. – Это разминка такая… по системе йогов. За рулём помогает.
Охранник отошёл, подозрительно оглядываясь. Олег закрыл дверь, со второй попытки завёл машину и потихоньку выехал
«Надо что-то с этим делать». Проспект, как всегда, был одной вялотекущей пробкой. «Так можно окончательно съехать. Однажды взять и съехать». С соседнего ряда к нему попыталась втиснуться какая-то «десятка», он привычно заткнул лазейку, прижавшись к бамперу впереди стоящего – обойдёшься, щенок. «Позвонить Климовичу, у него доктор какой-то был. Главное, чтобы на работе не узнали – сожрут в момент…» Голове стало холодно, но кондиционер он не выключал.
До светофора оставалось метров пятьдесят. Слева блеснул купол колокольни, по ассоциации проскочила мысль: «В церковь сходить?!» Попов Олег презирал, считая церковь разновидностью лохотрона, но сейчас… кто его знает… все средства были хороши.
По пробке, ловко пробираясь между рядов, шастали нищие, заглядывали в тонированные стёкла. Олег опустил своё, жестом подозвал того, что поближе. Нищий подковылял, заискивающе подставил лодочкой грязную ладонь – и даже отшатнулся, таким холодом веяло из открытого окна.
Олег обычно никогда никому не подавал. Опустил руку во внутренний карман, потрогал бумажник, понял глупость ситуации – не кредитной же карточкой подавать милостыню. Полез в бардачок, нащупал горсть мелочи – осталась как-то после заправки – и высыпал в подставленную руку, стараясь не касаться грязной ладони.
Нищий принялся кланяться, отходя, но руки не опускал. Олег поднял стекло, продвинул машину чуть вперёд. Он не видел, как нищий, поковырявшись в ладони, выудил две монетки покрупнее, а остальные высыпал на асфальт, брезгливо пошевелив пальцами, и тут же засеменил в соседний ряд к «Мерседесу» – там из приспущенного окна торчал краешек купюры.
В церковь Олег, естественно, не пошёл. Но Климовичу позвонил, соврав, что знакомому позарез нужен психолог (едва не сказал «психиатр»), и получил рекомендацию.
Порекомендованный специалист на доктора был похож мало, зато здорово смахивал на отрицательного, но по-своему симпатичного героя боевика. Брил скуластую монгольскую голову и носил тоненькую бородку, рукава халата закатывал до локтей. Олег даже подумал, что для завершения образа он сейчас положит ноги на стол – из-под брюк торчали острые мысы хороших сапог, которые неплохо бы смотрелись и на столе. Но доктор сел рядом, а не напротив, как следовало бы, и этим сразу сократил дистанцию.
– Значит так. – Он не стал тратить время на обычные «на что жалуетесь», сразу приступил к делу. – Как говорил старик Гиппократ, в этом кабинете нас трое – ты, я и какая-то напасть. Если ты останешься со своей напастью – скорее всего, я помочь не смогу, потому что останусь в одиночестве. Если ты будешь со мной – вдвоём мы наверняка одолеем. Так что давай, выкладывай.