Иные Миры
Шрифт:
Правда, мы забыли еще об одной возможности – об отказе от бессмертия. Какой бы странной ни показалась эта мысль на первый взгляд, но именно так поступил, как утверждают легенды, царь Соломон. Когда ему был предложен эликсир бессмертия, он отказался принять его, потому что не хотел пережить тех, кто был близок ему и кого он любил. Эта легенда, в основании которой лежит грустная мысль о том, что бессмертие может оказаться жестоким бременем, даже проклятием, предвосхищает в чем-то притчу об Агасфере.
Предание гласит, что, когда Христа вели, чтобы предать его мучительной казни, орудие казни, тяжелый деревянный
– Иди! Иди! – прикрикнул он под одобрительные возгласы фарисеев. – Нечего отдыхать!
– Хорошо, – разжал спекшиеся губы Христос. – Но и ты тоже всю жизнь будешь идти. Ты будешь скитаться в мире вечно, и никогда не будет тебе ни покоя, ни смерти…
Возможно, предание это было бы в конце концов забыто, как и многие другие, если бы после этого из века в век то там, то здесь не появлялся человек, которого многие отождествляли с личностью бессмертного Агасфера.
О нем писал итальянский астролог Гвидо Воватти, тот самый, которого Данте в своей «Божественной комедии» угодно было поместить в аду. В 1223 году Бонатта встретил его при испанском дворе. По его словам, человек этот был в свое время проклят Христом в потому не мог умереть.
Пятью годами позже о нем упоминает запись, сделанная в хронике аббатства св. Альбана (Англия). В ней говорится о посещении аббатства архиепископом Армении.
На вопрос, слышал ли он что-нибудь о бессмертном скитальце Агасфере, архиепископ ответил, что не только слышал, но и несколько раз лично разговаривал с ним.
Человек этот, по его словам, находился в то время в Армении, он был мудр, чрезвычайно много повидал и много знает, в беседе, однако, сдержан и рассказывает о чем-нибудь, только если его об этом попросят. Он хорошо помнит события более чем тысячелетней давности, помнит внешность апостолов и многие подробности жизни тех лет, о которых не знает никто из живущих ныне.
Следующее сообщение относится уже к 1242 году, когда человек этот появляется во Франции. Затем на долгое время воцаряется молчание, которое нарушается только через два с половиной века.
В 1505 году Агасфер объявляется в Богемии, через несколько лет его видят на Арабском Востоке, а в 1547 году он снова в Европе, в Гамбурге.
О встрече и разговоре с ним рассказывает в своих записках епископ Шлезвига Пауль фон Эйтзен (1522-1598). По его свидетельству, человек этот говорил на всех языках без малейшего акцента. Он вел замкнутый и аскетический образ жизни, не имел никакого имущества, кроме платья, которое было на нем. Если кто-нибудь давал ему деньги, он все до последней монеты раздавал бедным. В 1575 году его видели в Испании; здесь с ним беседовали папские легаты при испанском дворе Критофор Каузе и Якоб Хольстейн. В 1599 году его видели в Вене, откуда он направлялся в Польшу, собираясь добраться до Москвы. Вскоре он действительно объявляется в Москве, где многие якобы также видели его и разговаривали с ним.
В 1603 году он появляется в Любеке, что было засвидетельствовано бургомистром Колерусом, историком и богословом Кмовером и другими официальными лицами.
«Die 14 Januarii Алло MDCHI, – гласит городская хроника, – adnotatum reliquit Lubefcae Suisse Judacum ilium immortalem, que se Christi crocifixioni interfllisse affinnavit» («Минувшего 1603 года 14 января в Любеке появился известный бессмертный еврей, которого Христос, идя на распятие, обрек на искупление»).
В 1604 году мы находим эту странную личность в Париже, в 1633 году – в Гамбурге, в 1640 году – в Брюсселе. В 1642 году он появляется на улицах Лейпцига, в 1658 году – в Стамфорде (Великобритания).
Когда в конце XVII века вечный странник снова объявился в Англии, скептически настроенные англичане решили проверить, действительно ли он тот, за кого его принимают. Оксфорд и Кембридж прислали своих профессоров, которые устроили ему пристрастный экзамен.
Однако познания его в древнейшей истории и географии самых отдаленных уголков Земли, которые он посетил или якобы посетил, были поразительны. Когда ему внезапно задали вопрос на арабском, он без малейшего акцента отвечал на этом языке. Он говорил чуть ли не на всех языках, как европейских, так и восточных.
Вскоре человек этот появляется в Дании, а затем в Швеции, где следы его снова теряются.
Впрочем, упоминание об этой загадочной личности мы встречаем и позднее. В 1818, 1824 и 1830 годах он же или некто, выдававший себя за него, появляется в Англии.
Мы не можем знать, не можем сказать сегодня, какой исходный факт стоит за легендой об Агасфере. Знаменитый врач и ученый средневековья Парацельс писал в одном из своих трактатов: «Нет ничего, что могло бы избавить смертное тело от смерти, но есть нечто могущее отодвинуть гибель, возвратить молодость и продлить краткую человеческую жизнь».
4. Разными путями – к бессмертию
Мысль о максимальном продлении человеческой жизни сегодня все больше связывают с наукой. Одним из первых, кто пришел к этому, был Роджер Бэкон. «Человеческое тело, – писал он, – можно освободить от всех неправильностей и продолжить жизнь на многие столетия».
Р. Бэкон имел в виду осмысленное, направленное воздействие на человеческий организм.
В то, что со временем такое воздействие окажется возможным, верил и другой известный ученый прошлого – Бенджамин Франклин. Он заявлял, что в будущем человек сможет жить более тысячи лет. Это было сказано в годы, когда люди жили при свечах и ездили в каретах, когда лучшие умы не имели ни малейшего понятия о вещах, известных сейчас любому школьнику.
Еще большим оптимистом в отношении возможностей науки был французский философ-гуманист XVIII века Кондорсе. Он считал, что продолжительность жизни человека, увеличиваясь от века в век, может в конце концов приблизиться к бесконечности, то есть к бессмертию.
О проблеме человеческого бессмертия размышлял К. Э. Циолковский. «Жизнь не имеет определенного размера и может быть удлинена до тысячи лет, – писал он. – Неопределенного удлинения жизни наука рано или поздно достигнет».
В основе этой надежды лежит не просто обожествление науки, которая, мол, все может, а если и не может сегодня, то сможет завтра, и не слепое стремление человека жить как можно дольше, а мысль о принципиальной возможности неограниченного продления жизни отдельного индивида.