Иные
Шрифт:
– Я знаю, что таково общественное мнение на большинстве Новых Миров, – заметил Хаф-Тандер. – Но оно не учитывает одного существенного момента. Именно Ньютон приобретает значение планеты, жизненно важной для всех остальных.
– Жизненно ли? – спросил Блейз.
На эту наживку тут же клюнул Жорж Лемэр.
– Конечно, ведь если бы не мы, у остальных населенных планет просто не было бы общей технологии! – громко воскликнул он.
– А не слишком ли много вы на себя берете? – как бы про себя произнес Блейз. Но Лемэр уже не слушал его.
– Если мы завтра прервем всяческие сношения с остальными мирами, все они двинутся в разные стороны с разной скоростью
– Понятно, – кивнул Блейз. – Видимо, вы уже разработали планы организации собственного производства, подобного кассидианскому, медицинских исследований и образовательных структур, подобных экзотским, военной подготовки как на Дорсае – кстати, а не дорсаец ли Донал Грим лет около ста тому назад заставил Ньютон капитулировать?
– Названные вами миры уже специализированы до предела. Мы знаем обо всех этих вещах не меньше них, – ответил Лемэр.
– Ясно, – снова спокойно повторил Блейз.
Ему действительно все стало ясно.
Именно теперь он вдруг с необыкновенной четкостью осознал гораздо больше, чем им хотелось бы, и даже больше, чем они понимали сами.
Одним из признаков общественного упадка, предсказанного для Новых Миров, было и сползание в некую разновидность мегаломании, при которой население планет вдруг начинало не только полагать себя обитателями лучшего из миров, но и рассчитывать на дальнейшее господство над остальными.
В принципе он был готов встретиться с подобными проявлениями мании величия, но только не так скоро. К тому же он считал, что первыми признаками подобного полубезумия будет наращивание вооружений и создание армии, способной силой овладеть остальными Новыми Мирами.
Старая Земля однажды уже пыталась завоевать Дорсай. И совершенно неожиданно потерпела сокрушительное поражение – причем вовсе не из-за того, что ей пришлось уступить дорсайскому военному гению, и не из-за того, что ее противниками выступили отборные силы дорсайцев. Нет, победу одержали мирные жители планеты, и с тех пор подобные планы завоевания были навсегда заброшены.
Очевидно, его собеседники намеревались пойти другим, менее насильственным путем – использовать прежде, всего экономические средства. Совет вовсе не шутит, заявив о своем пренебрежительном отношении к его дипломатической неприкосновенности. Если они и вправду собирались арестовать его, то даже Солдаты Генри вряд ли могли остановить их.
Блейз полностью отдавал себе отчет в том, что в межпланетной политике он все еще оставался довольно мелкой фигурой. Члены Совета могли, конечно, не знать этого, но он-то был твердо уверен, что Маккей ни в коем случае не поставит под удар отношения между Квакерскими мирами и Ньютоном только из-за того, что с одним из членов правительства обошлись неподобающим образом. У Маккея не было для этого ни соответствующей твердости, ни решительности.
Скорее всего, он вообще отреагирует крайне вяло, в глубине души даже порадуясь тому, что этим человеком оказался именно Блейз, совершенно не учитывая, насколько тот популярен среди населения обоих Квакерских миров, а также то, что стоит пасть Блейзу, как вскоре падет и он сам. У тамошних избирателей была отличная память и вполне определенные убеждения.
Все это промелькнуло в
– Даже если предположить что вы действительно готовы совершить такой неслыханный доселе акт, как нарушение моей дипломатической неприкосновенности, а то и подвергнуть меня чему-то худшему, чем просто высылка, хотя мне даже трудно представить…
Хаф-Тандер с усмешкой перебил его:
– Я не собираюсь скрывать наши намерения. Мы предлагаем отдать вас под суд по обвинению в подрывной деятельности. Не буду цитировать вам соответствующие статьи нашего уголовного законодательства, но хочу заметить, что признание виновным в подобном преступлении может караться даже смертной казнью.
– Причем приговор, очевидно, будет приведен в исполнение незамедлительно, – вставил Блейз с плохо скрываемой иронией в голосе.
– Ничуть не сомневаюсь в этом, – вмешалась Динь Су все с теми же теплыми, почти материнскими интонациями в голосе. – Я уверена, что все Новые Миры испытают только облегчение, узнав об избавлении от такого возмутителя спокойствия, как вы.
– Мне кажется, что вы не учли еще кое-чего, – заметил Блейз. – Если вы будете судить меня вопреки всем международным законам и правилам, а затем казните, то тем самым сделаете из меня мученика. Обратитесь к истории не только Новых Миров, но и Старой Земли. Мучеников обычно долго помнили и объявляли святыми. У мучеников, как правило, гораздо больше последователей появляется после смерти, а не при жизни.
Хаф-Тандер снова усмехнулся и покачал головой.
– Нынешняя ситуация имеет совершенно иной прецедент. Помните, в свое время кто-то заметил, что в исторических хрониках именно Карфаген, а не Рим, представлен как злодей – а все потому, что история писалась именно в Риме. Вскоре и мы будем подобны Риму. И историю писать тоже будем мы.
– Понятно, – протянул Блейз. Он снова опустился в кресло. – Тогда чем быстрее вы начнете соответствующие юридические процедуры, тем лучше. Поскольку я верю в свои слова, обращенные к людям. И жизнь моя гораздо менее важна, чем то, что я им говорю.
Он окинул взглядом присутствующих.
– Вообще не так уж важны ни моя жизнь, – продолжал он, – ни организация Иных, ни что-либо еще. Самое главное – это будущее человеческой расы. Конечно, перспектива гибели меня вовсе не радует, но все же я уверен, вопреки вашим утверждениям, что моя смерть даст как моему делу, так и будущему человечества больше, чем могли бы мои слова дать при жизни.
Теперь он позволил себе мрачно улыбнуться.
– Может быть, – добавил он, – мне следовало бы даже поблагодарить вас за это.
Блейз не только был совершенно искренен, но и в голосе его, прекрасно натренированном, как всегда, звучала убежденность, так эффективно действующая на слушателей. Члены Совета, какими бы проницательными и опытными людьми они ни были, не были и столь же опытными слушателями, способными распознать намеренное эмоциональное окрашивание речи Блейза.
Впрочем, даже если бы они и обладали такими способностями, он все равно говорил чистую правду – кроме самых последних слов. В душе Блейз совершенно искренне продолжал считать, что для выполнения конечной цели нужен именно он сам, причем живой и способный продолжать начатое дело. Но они вряд ли смогли бы заметить эту маленькую ложь на фоне всего остального. Более того, теперь Блейз был уже совершенно уверен, что, если бы они и в самом деле вознамерились покончить с ним таким образом, бессмысленным тогда являлось это приглашение, а также попытка запугать.