Иные
Шрифт:
— Вам виднее. Вы врач.
— Я Высший.
Император кивнул.
— Что вы там говорили по поводу того, что я не человек?
— Ваша кровь, сир, более чем на семьдесят процентов кровь Иных и Высших. Но вы почти ничего не умеете. Это странно. Вы никогда не пробовали лечить руками?
— У нас есть такой обычай. В день моего рождения я обязан принимать больных. Считается, что руки Императора — руки целителя. Обычай я исполняю, но, честно говоря, плохо получается.
— Что значит плохо?
Дитрих пожал плечами.
— Ну, максимум снять боль.
— Понятно.
Я задумался.
«Тим, ты не зайдешь?»
«Да?»
«У
«Сейчас».
— Тим, ты помнишь картину повреждений своего мозга после Истара? — спросил я, когда он вошел.
— Да.
— Посмотри! — я кивнул в сторону Императора.
— Сир, положите голову на подушку, расслабьтесь. Мы сейчас кое-что посмотрим.
Исследовать мозг не сложнее, чем все остальное, но Тим был нужен мне как эксперт.
— Да, Рауль. Соответствующий участок мозга поврежден. Но не так, как у меня. Точечно.
— Искусственные повреждения?
— Еще бы! Это не несчастный случай — это тщательно проведенная операция.
— О чем вы? — Император вопросительно смотрел на нас.
— Кто-то не хотел, чтобы вы в полной мере владели своими способностями. Помните об оружии Александра Вольфа? Это не оружие, сир. Любой из Высших так может. И вы могли бы. Но у вас отняли способность убивать вместе со способностью лечить. Это называется функция биологического контроля.
Император молчал, глядя в стену.
— Сир, когда вы впервые встретились с воинами Храма?
— Мне было уже семь лет, когда воины Храма нашли меня. Это очень поздно. Если избранного не находят до восьми лет — они обязаны убить его.
— Избранного?
— Нас называют избранными Пантократора. Тех, кого забирает Храм. Мы с мамой жили в маленьком городке на севере Империи. Меня привезли на Храмовый остров. На следующий день очень торжественно отвели в Храм, в святая святых. Ничего особенного. Белая комната с высоким сводом. Совершенно пустая. Меня там заперли. Я чувствовал себя напроказившим ребенком, наказанным неизвестно за что. А потом появился свет, и из света вышел Пантократор. В белых одеждах, красивый, очень похожий на фрески и скульптуры. Взял меня за руку, посмотрел в глаза. Потом положил мне руку на голову, и я понял, что во мне что-то меняется. Думаю, обычный человек на моем месте почувствовал бы боль. Его ладонь скользнула ко мне на плечо, и потом там нашли печать Пантократора.
— Печать Пантократора?
— Да.
Император приподнялся на локте.
— Смотрите.
На левом плече, у основания шеи, был выжжен символ, напоминающий чуть сплюснутое греческое «пси». Буква была заключена в круг.
— Это императорская печать, — пояснил Дитрих. — У воинов без круга.
Я коснулся «печати» рукой. Ого!
«Тим, это похоже на имплантат», — помыслил я и наткнулся на острый императорский взгляд.
— Это похоже на имплантат, — повторил я вслух.
— То, что вы ставите, — это вроде печати Пантократора?
— Не совсем. Боюсь, они служат разным целям. Сир, нам придется это удалить.
— Господа, печать — знак моего императорского достоинства. Император не может быть без печати. Меня объявят самозванцем, как только узнают.
— Вы жить хотите?
— Да.
— Тогда отречетесь.
— Ладно… потом.
Мы помогли Императору перейти в операционную и удалили «печать». Под «пси» находилось нечто, напоминающее крошечную пулю с заостренным концом. Мы провели Дитриху еще одну детоксикацию крови, а потом пошли разбираться с этой штукой.
Мы ошиблись. В императорском имплантате находился ментальный усилитель, что позволяло управлять прибором дистанционно и с очень большого расстояния. Оказывается, технология ментальной связи была очень хорошо известна в этом мире. Только не всем. В остальном «печать» представляла собой мини-фабрику по производству некоего вещества. Мы исследовали состав. Это был не яд — это было противоядие. Только имплантат уже пару дней не работал.
Ну, что ж! Теперь мы знали метод борьбы. Синтезировать найденное вещество не составляло труда. Только Императору теперь придется везде таскать за собой шприц и ампулы, как диабетику, чтобы колоть себе противоядие по два раза в день.
Утром мы сделали первую инъекцию.
— Сир, вы спасены! — торжественно объявил Тим.
Дитрих недоверчиво улыбнулся.
— Посмотрим.
Вечером, в час заката, Император стоял у широко открытого окна и лениво препирался с охранником.
— Прошу вас, сир, отойдите от окна. Там могут быть снайперы.
— Брось!
— И простудитесь.
По радио как раз передавали сообщение о внезапно усилившемся императорском насморке. Дитрих хмыкнул.
— Сир?
Он обернулся. Надо сказать, Император выглядел значительно лучше, чем накануне.
— Как вы себя чувствуете?
— Почти хорошо. Здорово помогает ваша сыворотка! Надо еще?
— Да. Каждый день утром и вечером.
— И долго так?
— Мы что-нибудь придумаем.
— Понятно. Идите, Йозеф. — Он кивнул охраннику.
Мы остались одни.
— Ну, что вы там нашли?
Мне пришлось рассказать.
— Так! Значит, «печать» можно было не удалять? Жаль!
— От нее все равно не было никакого толка. А так мы нашли эффективное противоядие. Причем совершенно безвредное.
Дитрих покачал головой.
— Как я мог усомниться в Пантократоре!
— Имплантат не работал, сир. Сломался или был выключен. — Я помолчал. — Скорее второе. — Я сделал инъекцию. — Расскажите еще о Храме, сир. Возможно, это натолкнет нас на какую-нибудь мысль.
Император кивнул.
— У выхода из святая святых меня встретили воины Храма. Посмотрели печать, довольно грубо отвернув ворот рубашки. Но сразу отступили на шаг и склонились в глубоком поклоне: «Слава принцу Империи!» Потом начались будни с бесконечными уроками. Нас не щадили. Занимались весь день с перерывом на обед. Каникул не полагалось. Мои императорские привилегии заключались в том, что мне приходилось учить с десяток дополнительных предметов, и меня больше всех ругали за ошибки. Правда, одноклассники должны были мне подчиняться. Храм считал, что я должен учиться властвовать. Но если наши учителя решали, что я употребляю свою власть не должным образом, на меня сразу сыпались все шишки. Вплоть до карцера. Кстати, я учился в одном классе с одним из нынешних Директоров. С третьим Директором. Забавно… Обучение продолжалось восемь лет. Когда мне исполнилось пятнадцать, меня отвезли на материк и представили правящему Императору Францу Пятому. Старик не произвел на меня особого впечатления. Дед как дед. Ему было тогда уже за восемьдесят. Здесь меня учили всякой ерунде: куртуазным манерам, дворцовому этикету. Из любопытства я немного походил в Вестенбургский университет, но скоро понял, что знаю гораздо больше любого из выпускников, и бросил это занятие. К тому же за мной везде таскалась охрана. Обременительный эскорт, знаете ли. А через три года меня стали приглашать на королевский совет.