Инженер. Часть 4. Угол

Южин Евгений

Появление неожиданных способностей – скелле, опираясь на свой опыт, утверждали, что в смысле магии я стерилен и мне, учитывая к тому же, что я мужчина, ничего не светит – я приписывал присутствию рядом черной дыры. Так или иначе, но часть материи ускользает от ее безжалостной хватки, пройдя, как говорится, по самому краю горизонта событий. Элементы, образующие такую материю, должны иметь существенное отличие в количестве событий на их векторе жизни. Это не имеет никакого значения при образовании единичного события, но кардинально меняет картину вероятностей при событиях сложных. Сами элементы не привязаны к какой-то определенной материи, они так или иначе участвуют в движении всего вещества и излучений вокруг звезды. Я жил на Мау уже не первый год, я ел, пил, меня облучало всеми видами электромагнитных излучений – не мудрено, что часть материи, из которой я состою, несет на себе печать черной дыры.

В

чем же отличие поведения такого вещества от стандартного? Я предполагал, что везде, где на уровне микромира совершался случайный выбор, это проявлялось в непредсказуемых флуктуациях результатов. Скажем, какие-нибудь натриевые или калиевые каналы на нейронах головного мозга – это, в буквальном смысле, протоки в оболочках клеток, через которые транспорт атомов натрия или калия образуется по сугубо вероятностным принципам. Ионы мигрируют из зоны с большей их концентрацией в области с меньшей по вероятностным законам. К чему могут привести искажения этого процесса? Да к чему угодно! Например, нейрон срабатывает раньше или позже, чем должен был. Или вообще не срабатывает и так далее. Для меня, как макросущества, это проявляется в неожиданных слуховых или зрительных галлюцинациях, например. Часть воздействия сознание может вообще не распознавать. По каким-то причинам мой мозг научился воспринимать именно тактильные ощущения, игнорируя прочие – так, никаких зрительных галлюцинаций у меня пока не было, хотя я и слышал скелле как тихий звон в ушах. Впрочем, звон не показатель, так как мог возникать как реакция организма на не идентифицируемые моим сознанием события – ну, например, какой-то отдел мозга, регулирующий давление крови, как-то нестандартно возбуждается в присутствии сестер, и как результат звук, который я слышу, – моя собственная кровь, рефлекторно стиснутая сосудами рядом со скелле. Куда интересней и загадочней обратный процесс – каким образом я управляюсь с тенью от темной звезды? Может быть, возбуждение каких-то областей мозга меняет концентрации тех же ионов, например, создавая некий рисунок измененного вещества, которое и взаимодействует с потоком событий от источника? Последнее соображение казалось сомнительным, но ничего иного придумать я еще не успел.

Сам появился внезапно и сразу потянул меня в сторону постоялого двора на мысу, уже осветившегося развешенными на стенах фонарями.

– Пойдем, пока там места есть. Позже народу набьется под завязку.

– А что, благородные джентльмены едят теперь в общем зале? – не удержался я от вопроса.

– Тут благородным джентльменам делать нечего. Таверна рядом одна, и вполне приличная. Народ попроще сюда не ходит – дорого. В основном капитаны да коммерсанты. Кормят хорошо – я еще ни разу не пожалел. Если мы отправимся на другую сторону, то точно привлечем внимание, а тут люди деловые – чужие заботы им неинтересны. Да и хозяин таверны знает, что за чрезмерное любопытство можно поиметь проблемы не от властей, а от публики попроще. Попроще – в смысле методов. Стучит, конечно. Но я сам себе власть – он знает границу и никогда ее не переходит. Ты, кстати, что-нибудь интересное видел?

– Скелле нет, – коротко ответил я.

– Ну и хорошо, – кивнул Сам, открывая широкую дверь в угловой башне.

8

Урмазор был доволен – жизнь наконец-то повернулась к нему лицом. Большую часть своей жизни он провел в Саутриме, подбирая крошки с чужого стола. Капитан без судна – карра, вот кем он был. Вместе с приятелями он нанимался для разовых перегонов всяческого плавающего барахла. На хлеб с маслом, в принципе, хватало, но он отчетливо осознавал, что настоящая жизнь проходила мимо и еще десять, двадцать лет, и лучшее, что ему светит – пристроиться в порту попроще, где-нибудь на востоке. Никогда ему не увидеть Мау и не ходить за океан. Капитан был темнокожий – кто-то из его предков был из древних, но в Саутриме это ничего не значило. Таких, как он, там было множество, и цвет кожи не давал ничего, кроме чувства причастности к былым повелителям мира. Иное дело здесь на Мау – люди поглядывали на капитана с осторожным любопытством, и он неожиданно ощутил себя носителем древней крови, почти аристократом. Однако стоило ему открыть рот, и дистанция, которую он чувствовал вокруг себя, рушилась, встречные понимающе кивали, и в такие моменты Урмазор вновь чувствовал себя простым карра из далекого угла на юго-востоке континента.

Тем не менее сейчас он вновь ощущал себя на коне. Долгожданный контракт на перегон переделанной под море речной баржи из Саутрима в Арракис был денежным и сам по себе, но, что намного важнее, в столице Мау его ждало собственное судно – быстроходный морской грузовичок, на который он уже подписал долгосрочный капитанский договор. Эта бумага, лежавшая в его сумке, возвышала его над всеми прочими, придавала ощущение того, что наконец-то удалось подняться повыше, стать вровень с надменными морскими капитанами, никогда раньше не признававшими его ровней. Сейчас он сидел вместе со своим старшим помощником и боцманом в настоящей капитанской таверне на окраине порта Азура и накачивался великолепного качества орешком, сделавшим бы честь любому кабаку на востоке. Если держать себя немногословным и преисполненным внутреннего достоинства, что, как казалось, Урмазору, у него отлично получалось, то можно было насладиться еще и осторожным любопытством посетителей, принимавших его, как ему казалось, за аристократа.

Зал еще не был полон, когда открылась дверь и внутрь вошел высокий пожилой чернокожий человек в скромной одежде и в сопровождении слуги – по виду матроса. Урмазор всмотрелся – несмотря на то что вошедший держался скромно, капитан был уверен, что в заведение пожаловал настоящий, а не мнимый представитель благородного семейства. Спокойное безразличие к окружающим, вежливый кивок засуетившемуся хозяину, забегавшие официанты, за которыми Урмазор был вынужден несколько раз посылать боцмана, – настолько те были заняты и не замечали важного гостя, все отмечало незримой печатью статус гостя. Лицо вошедшего производило впечатление своими точными правильными чертами – явно его предки не общались с представителями иных рас. Урмазор против своего желания прикипел взглядом к незнакомцу, пытаясь высмотреть в его поведении, его жестах и словах признаки древней крови, так отличавшей ее носителей на западе от простого люда. Приятели капитана заметили его застывший взгляд и оглянулись – вошедший, сопровождаемый своим матросом, не спеша прошел вглубь зала, бросил взгляд на обернувшуюся компанию, с достоинством кивнул и занял столик неподалеку, повернувшись к ним спиной. То, как он кивнул, выглядело, скорее, как команда «вольно» – мол, не беспокойтесь, продолжайте свои дела, и Урмазора передернуло. Незнакомец не видел его реакции, но рослый светлокожий матрос, сопровождавший его, на мгновение всмотрелся в капитана, равнодушно отвернулся и устало опустился за стол рядом с аристократом.

Настроение испортилось, и это заметили приятели. Ладно, аристократ – все же Урмазор знал дистанцию, отделявшую его и ему подобных от элиты местного общества, но простой матрос безошибочно распознал в нем простолюдина, и это бесило.

К счастью, подскочившие официанты уделили внимание и его столику, и на какое-то время все вернулось на свои круги – Урмазор наслаждался орешком и новым статусом, незнакомцы тихо беседовали, не обращая ни малейшего внимания на подвыпившую компанию неподалеку.

Капитан время от времени поглядывал на занятый аристократом столик. Тот сидел спиной к компании, и рассматривать его затылок скоро стало не интересно. Другое дело – его слуга. Его лицо сразу же привлекло внимание Урмазора. Было оно какое-то неправильное – слишком светлое, со странным цветом глаз – то ли желтых, то ли зеленых, с тонким прямым носом и длинными, по виду мягкими волосами, собранными на затылке в небольшой хвост, тонкие губы и непонятный налет на щеках еще более усугубляли впечатление чуждости. Матрос вел себя странно – держал себя на равных с хозяином, несколько раз, задумавшись, даже, как показалось Урмазору, не отвечал на вопросы того, выглядел таким же спокойным и уверенным, как и аристократ. Да, подумал капитан, если близость к элите так меняет поведение ее, по сути, прислуги, то что тут говорить о самих аристократах. Будь он на месте незнакомца, то уже выгнал бы забывшегося матроса на судно – гальюны чистить.

Задумавшись, он не заметил, как к столу аристократа подскочил молодой парнишка, поклонился с должным почтением и что-то быстро затараторил, кося взглядом на матроса. Закончив свою речь, пацан получил вознаграждение и тут же испарился. Следом за ним поднялся и незнакомец, что-то бросил матросу, тот кивнул в ответ и склонился над тарелкой, а аристократ быстро вышел из таверны.

– Нормально тут? – спросил приятелей Урмазор. – Простые матросы обедают в одном зале с капитанами?

Старпом оглянулся и заметил:

– Это не простой матрос. Это прислуга очень важной шишки!

– Я что-то шишки не вижу, – вмешался боцман. – А без шишки ему тут делать нечего!

– Ну, ладно – мы люди простые и негордые, – продолжил Урмазор, – но порядок на судне – основа благополучия всего экипажа! Матрос должен знать свое место! – капитан сделал первую попытку подняться.

– Кэп, может, шишка отлить отошла? Пусть сидит, если не воняет.

– Нет, – пьяно не согласился капитан, – шишка свалила. Я видел, к нему посыльный прибегал. А имущество оставил. Непорядок! Надо имущество отправить за владельцем! И потом, что значит не воняет? Надо проверить, давно ли его в воду бросали.