Инженеры
Шрифт:
А муж Светланы пропал бесследно. Доходили слухи, что будто бы он попался на взятках и был осужден. Ну что же, Светлана только вздохнула облегченно.
* * *
Сергей возник неожиданно. Когда-то давно, в прежней жизни, их пути пересеклись. Случайные встречи в случайных компаниях, чтото необъяснимое магнитом притягивало их друг к другу. Но он был женат, она замужем. Было в них нечто общее: некий кодекс чести и чистоты. Ну, нравятся они друг другу, и только один шаг навстречу… а что потом? Нельзя построить счастье на развалинах старой жизни. Свой крест нужно нести до конца. Потом их пути разошлись, и вот, спустя много лет… как встречаются обломки кораблекрушения, выброшенные на дальний берег случайными ветрами, встретились обломки двух судеб, двух разрушенных семей. Старый друг Сергей, несомненно, жалел ее, больную и слабосильную. Ну да ладно, пожалеет, покрутится и отстанет. Вон он какой
Но почему-то не отставал. Жизнь у Сергея сложилась, как и у нее, нескладно. Неудачная, по молодости лет, женитьба на совсем чуждой ему женщине. Он бежал от постылой жены, забрав единственную дочь, на Украину, жена преследовала Сергея судами, пыталась отобрать дочь. Он прошел через эти мытарства, вырастил дочь, развелся с женой и почувствовал себя свободным, жаждущим счастья и любви. Вернулся с Украины и работал главным инженером завода в областном центре, в ста километрах от городка. Какие-то добрые знакомые рассказали Сергею грустную историю Светланы, и нахлынули воспоминания. И теплые чувства, которые тогда, много лет назад, он гнал от себя. Он разыскал Светлану, и теперь каждое воскресенье приезжал на стареньком «москвиче» вместе с дочерью, привозил какие-то вкусные вещи. Светлана вдруг поймала себя на мысли, что она ждет очередного воскресенья и старается как-то подобраться, надеть лучшее платье к приезду Сергея. «Этому следует положить конец», — решилась она.
— Серьезный и откровенный разговор, Сережа. Дружба дружбой, и я благодарна тебе за всё внимание, что ты мне уделяешь. Но будущего у нас с тобой нет и быть не может. Я безнадежно больна, ты это знаешь. Я понимаю, в тебе говорит жалость и ты готов взвалить себе на плечи эту благотворительность. Только я на заводе насмотрелась на последствия того, что подхватила. Поверь мне, это жалкое зрелище. Постепенное умирание без всякой надежды.
— Ну вот, — прервал ее Сергей, — ты уже себя похоронила и жить больше не хочешь. А для меня нет на земле других женщин, кроме тебя, и мы с тобой справимся. Главное — это то, чтобы ты захотела жить и быть здоровой.
Главное — это захотеть жить дальше.
Светлане вдруг мучительно захотелось быть здоровой и счастливой, любить и быть любимой. Темный тупик, в который она себя загнала, осветился лучом надежды. Вернувшись из школы, она уже не лежала безвольно, уставившись в потолок, а совершала прогулки, сначала до местного пруда, потом дальше, с каждым днем чуть-чуть дальше. Отвыкшие от движения ноги ныли, но это была приятная усталость.
Двигаться, двигаться, понукала она себя, движение — это жизнь! Появился какой-то аппетит.
Она будет бороться, она вырвется из глубокого омута. Она будет счастливой!
Накануне Нового года с началом зимних каникул в школе Сергей приехал в середине дня.
— Так. У меня мало времени. Час тебе на сборы, и поехали.
— Куда? — удивилась Светлана.
— Ко мне домой. Новый год будем встречать у меня. Поторапливайся, мне еще на завод нужно ехать, закончить последние дела старого года.
И Света, словно ждала, подхватила Пашку, наскоро попрощалась с бабушкой Марией: «Бабушка, ты не волнуйся, всё будет хорошо, я напишу…» — и уже через час сидела в машине.
Заснеженная равнина расстилалась перед глазами Светланы, до рези в глазах искрилась под ярким праздничным солнцем и искрами счастья отзывалась в ней. Она ехала в новую, счастливую жизнь! В городок она приехала лишь к концу каникул — подать заявление об увольнении.
2
Прошли годы. Все последствия ртутного отравления ушли из организма Светланы почти полностью, о них напоминали только воспаленные десны, шатающиеся зубы, и приходилось обращаться к дантистам. Но глубоко, на дне души остались осколки пережитых крушений. С острыми краями, они вдруг всплывали из темных глубин, ранили, терзали. Временами Светлана начинала плохо спать, поздно ложилась, просыпалась среди ночи и уже не могла заснуть. Тихо, чтобы не разбудить мужа, перебиралась в другую комнату, читала часами, не понимая прочитанного. А он спал, не замечая ее отсутствия, посапывая безмятежно, и это начинало злить. Утром вставала невыспавшаяся, пасмурная, и Сергей чувствовал, как назревал, сгущался электрический заряд скорой грозы. «Завтра? Послезавтра?» — ожидал он. И Света срывалась. Из-за мелочи, из-за пустяка, и тогда лавина черной злобы выплескивалась. Ей нужно было разрядиться, и она метала в мужа стрелы давних обид, скопившихся за многие годы. Всплывало давнее, давно пережитое, но не отомщенное. Он не отвечал, не опускался до перебранки, молча поворачивался и уходил в дальнюю комнату, запирал за собой дверь, и она в бессильной злобе колотилась в нее. Сергей одевался, дрожащими руками доставал из стола ключи от машины. Теперь — прорваться, уехать прочь, куда глаза глядят, от этого безумия. Он понимал, что никакое это не безумие, эта черная волна должна вылиться без остатка, и тогда Света станет прежней, любящей и заботливой. Но сколько времени для того понадобится? День? Два? Неделю? Когда кончалась темная жизненная полоса и наступала светлая, Сергей предлагал: «Может быть, тебе следует сходить к психотерапевту? Давай вместе пойдем, это может помочь». Но Света обижалась: «Ты что, считаешь меня ненормальной? Никуда я не пойду, ну подумаешь, сорвалась! Ничего, справлюсь». Но проходило время — месяц, два, и всё повторялось.
За эти годы они вдвоем прошли много дорог, пять раз меняли города и страны. Казахстан — Белоруссия — Урал — Вятка — Москва — снова Белоруссия. Почему их носило по огромной стране? Да потому что оба были непоседами. Пять лет жить на одном месте? Пять лет каждый день ходить на работу по одним и тем же улицам, на одни и те же заводы? Заниматься одним и тем же хорошо известным, надоевшим делом — это было не для них. Им хотелось нового, интересного, неиспытанного, и они получали новизну в полном объеме. В министерстве знали Сергея как человека, способного вытащить из ямы безнадежное производство. Ему делали предложение — возглавить завод, нуждавшийся в переменах, и он соглашался, оставлял отлаженное производство и ехал на новое место, чтобы там по уши влезть в раздрай и беспорядок, чтобы работать по двенадцать часов, а потом придумать нестандартный путь, как вытащить завод из пропасти, — не так, как в строгих советских инструкциях. И за это получить предупреждение и даже наказание — нечего самовольничать, всё прописано в инструкциях и сборниках правил. Ну да ладно, пусть наказывают, главное — результат и доверие людей, с которыми работаешь. Это было некое озорство вполне взрослого, опытного человека. Вот ты пришел на завод, где всё идет через пень-колоду, где люди изверились и ходят на работу по привычке, по инерции, ищут место на стороне, чтобы прочь от постылого, бесперспективного.
Конечно, лучше всего в этом случае — притащить с собой свою команду единомышленников, выбить для них квартиры в новом городе, резво начать ломать старое и строить новое. Тогда возникает малая гражданская война, фронт делит старых, проработавших на заводе не один год, и пришлых, пригретых новым начальником: какого черта они здесь командуют? Тогда требуется жесткая, безжалостная рука, требующая подчинения новым принципам. А не нравится — ворота завода открыты! И уходят непокорные, и нужно время для того, чтобы улеглись страсти, чтобы залечились раны, заштопались прорехи. Сергей шел другим путем. Для этого нужно отыскать в старом, разрозненном сборище людей активных, нестандартно мыслящих, зажечь их новыми идеями, сделать их своими единомышленниками. И наступает поворотный момент, когда весь коллектив поверил в тебя, и это высшее достижение руководителя-лидера.
Как и когда случилось то, что он добровольно взвалил на свои плечи эту беспокойную обязанность — быть лидером, быть первым, быть лучшим? Со школьных времен Серега был младшим в классе и всегда — круглым отличником. Не потому, что очень старался. Это происходило естественно и органично. Он всё схватывал с лету. То, что другие мучительно зубрили, ему казалось ясным и простым, легко, без труда запоминалось. И для всех в школе, и для учеников, и для учителей, да и для него самого, было совершенно очевидно: Сережа не совсем такой, как другие, Сережа может получать по всем предметам только пятерки, Сережа — гордость школы. Вот только по физкультуре… Он был тощим, долговязым, малосильным, а учителю физкультуры Костину Ивану Федоровичу по кличке Ишак было плевать, что Сережа — гордость школы: будь добр, выполняй требования программы. В пятом классе таким требованием был акробатический прыжок фляк — с разгона нужно опереться на руки, а затем, оттолкнувшись руками, изогнуться дугой и опуститься на согнутые ноги. У Сережи никак не получалось — подламывались слабые плети рук, и он падал мешком на мат. Он был хуже всех, и сознание этого тяжким камнем висело на шее. Через месяц предстоял зачет по этому самому ненавистному прыжку, и он не мог не получить пятерку, ведь он — гордость школы! И тогда он решил — он сделает сальто вперед, а это труднее, чем проклятый фляк! Но сальто всё не получалось и не получалось, он приземлялся на спину, на задницу, валился назад…
Но вот настал день зачета, и у Сережи всё валилось из рук, даже по любимой физике он ответил невпопад. Третьим уроком была физкультура, мстительный Ишак вызвал его первым, ожидая позора гордости школы. И тогда у Сереги что-то произошло в голове. Он почувствовал полную отрешенность и собранность, к нему пришло осознание: нет отступления, и он сейчас совершит это сальто. Легко разбежавшись, он взмыл в воздух, собрался в тугой комок и приземлился, вытянув вперед руки. Может быть, с этого сумасшедшего прыжка к нему пришла способность сосредоточиться и мобилизоваться в решающий, критический момент в жизни. И дурацкая обязательность быть всегда первым, не пропуская ни одного ухаба по дороге.