Иоланда — дочь Черного корсара
Шрифт:
— Он, сеньора.
— Но у него нет прав на владения герцога, моего деда.
— Вы в этом уверены? — спросил Морган. — Он ничего вам не говорил при встрече с вами?
— Только предложил подписаться под отказом от принадлежащих мне владений в Венесуэле и Панаме, — ответила Иоланда.
— И чем он это объяснил?
— Сказал, что земли конфискованы вице-королем Панамы в возмещение убытков, понесенных населением от набегов и грабежей моего отца.
— Подонок! — воскликнул Морган. — Всем известно, и прежде всего самим испанцам, что ваш отец ни пиастра
— Почему вы это спрашиваете, сеньор Морган? — с удивлением спросила девушка.
— Просто так.
— Это — испанец, который, наверное, ненавидит отца больше, чем другие.
Морган умолк на минуту, походил по салону, а потом спросил:
— Кто заботился о вас после геройской гибели отца в Альпах, где он сражался с захватчиками?
— Одна дальняя родственница.
— Вам никогда не казалось, что за вами неотступно следят?
При этом вопросе Иоланда замолкла и удивленно взглянула на корсара.
— Фриц... — воскликнула она внезапно, ударив себя по лбу.
— Фриц?.. — повторил за ней Морган. — Что за Фриц?
— Невесть откуда взявшийся фламандец. Моя родственница взяла его в услужение, и он ни на минуту не оставлял меня одну.
— Старый или молодой?
— Тогда ему было лет тридцать.
— Это он сопровождал вас в плаванье из Европы?
— Да, капитан.
— И куда он делся?
— Не знаю. Он исчез после того, как испанцы взяли на абордаж голландский корабль, на котором я плыла в Америку. То ли пал в бою, то ли попал в плен — понятия не имею.
— Он-то вас и предал, — сказал Морган.
— Почему вы так считаете?
— Скорей всего, это он сообщил губернатору Маракайбо о вашем отплытии в Америку.
— Вы так полагаете?..
— Я уверен, что этого человека приставил к вам граф Медина.
— Но у него не было оснований устраивать за мной слежку.
— Гораздо больше, чем вы думаете, сеньора, — сказал Морган. — Когда-нибудь вы все узнаете. Но если испанцы надеются вновь заполучить вас, они ошибаются — вы теперь под защитой Береговых братьев. Конечно, они собираются устрашить меня высокобортными судами. Но мы еще посмотрим. Будьте покойны, сеньора Иоланда. Верный помощник Черного корсара не даст вас в обиду.
Странно было слышать столь пылкие слова из уст Моргана, отличавшегося, скорей, холодным и замкнутым характером.
Оставив кают-компанию, он поднялся на палубу. Чувствовалось, что он гораздо больше встревожен, чем это казалось на первый взгляд.
Корабли его эскадры старались держаться поближе друг к другу, словно опасаясь появления огромных испанских фрегатов, которые, как было известно пиратам, посланы были в погоню за ними. Свертывая паруса, они жались к фрегату Моргана, как цыплята к наседке.
Гибралтар давно уже скрылся из вида, и ветер неуклонно гнал корабли к Маракайбо.
— Ну как, капитан? — спросил Кармо, подходя к Моргану, разгуливавшему
— Чего тебе, старина?
— Как будем выпутываться?
— Помнишь Пуэрто Лимон? — неожиданно спросил Морган, останавливаясь перед ним.
— Еще бы, капитан, как будто все было вчера.
— Помнишь, как Черный корсар избавился от испанских кораблей, вставших на его пути?
— Как же! Заправил брандер смолой и серой и двинул его на противника.
— И чем кончилось дело?
— Один корабль сгорел, другой пострадал.
— И мы так поступим, — сказал Морган. — У нас есть «Камарада» — старая галоша с ее двенадцатью пушками не стоит и пяти тысяч пиастров. Мы превратим ее в брандер и пустим против испанцев. Все пройдет как по маслу, мой старый Кармо, вот увидишь.
— С нами дочь Черного корсара, не отдавать же ее испанцам! Я готов лечь костьми за эту девчонку.
— А я — отдать душу, — сказал Морган с такой пылкостью, что старый моряк изумленно взглянул на него.
— Не переживай, сделаем все, что можно, — добавил он затем, словно пожалев, что сказал лишнее.
В полночь эскадра, подгоняемая ветром, подошла к Маракайбо, где была встречена восторженными криками оставленного там небольшого гарнизона. К сожалению, корсаров ждали малоутешительные известия. Форт Барра перешел к испанцам и пополнился за шесть недель мощной артиллерией. Испанские корабли не снимались с якоря, собираясь дать решительный бой. Путь в Карибское море был закрыт, и столкновение становилось неизбежным. Морган хотя и понимал, что ему будет непросто одолеть большие испанские корабли, остановился все же на принятом решении: только запугав врагов, он мог заставить их оставить его в покое. Посадив в шлюпку нескольких пленников из числа наиболее влиятельных жителей города, он отправил их ночью к испанскому адмиралу с требованием пропустить его суда, в противном случае город будет разрушен, а заложники — преданы казни. Незадолго до рассвета вернулись с понурой головой посланцы. Они сообщили, что адмирал ответит на его требование пушечными ядрами и расчистит проход только в том случае, если получит обратно награбленное в обоих городах, всех пленных, включая черных рабов, и в особенности сеньору Иоланду. Узнав об этих домогательствах, особенно о последнем, экипаж эскадры пришел в ярость. Все, что угодно, только не отдавать дочь Черного корсара — единодушно решили все моряки.
Морган немедленно созвал на «Молниеносный» командиров с других кораблей.
— Хотите получить свободу, вернув добычу и сеньору Иоланду, или будем защищаться? — спросил он их.
За всех ответил Пикардец, которому после Моргана больше всех доверяли флибустьеры.
— Лучше умереть, — сказал он, — чем отдать дочь Черного корсара. Береговые братья никогда не покроют себя позором.
Учтя, однако, превосходящие силы испанского адмирала, они решили снова направить гонцов с обещанием покинуть Маракайбо, не причинять городу вреда, не требовать выкупа с жителей и освободить всех заложников и половину рабов и пленных Гибралтара.