Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»
Шрифт:
«Креол (произносится “криоже”) всегда изысканно одет, будь он дворником или министром. Он чувствует себя неуютно, если у него нет выглаженного костюма, накрахмаленного воротничка, стильной шляпы — чамберго и начищенных, как зеркало, ботинок. Ремню он предпочитает подтяжки, резинками подтягивает рукава батистовой рубахи и носки и мажет волосы специальным клеем, невиданной в мире пакостью, которая называется “гомина”. Обязательные атрибуты — платочек в нагрудном кармашке и массивный перстень на пальце. Молодой “криоже” предпочитает в дождливую погоду плащ, пожилой — зонтик на английский манер. Летом все как один носят панаму или твердую соломенную шляпу-ранчо, костюм светлых тонов и обязательно черные ботинки. Зимой “криоже” щеголяет в легком суконном или габардиновом пальто и считает себя неполноценным,
О кулинарных пристрастиях «криоже»:
«Аргентинское меню зиждется на мясе. Обычно на закуску берется “фьямбре суртидо” (колбаски разных сортов), затем идет мясной суп (бусекка и т. п.), “бифе” или “чурраско”, фруктовый салат или флан на дессерт. Два типичных аргентинские блюда: “пучеро”, похлебка из вареного мяса разных сортов плюс картошка, лук, морковь, батат, турецкий горох (все обильно сдабривается прованским маслом и уксусом или лимоном); “паррильяда микста”, разные части говяжьего или воловьего мяса, зажаренного на открытом огне. За исключением этих двух лукулловых блюд, прочая аргентинская кухня — это хаотическая мешанина испанских и итальянских кулинарных “мотивов”, могущих привести в ужас любого французского повара. Средний аргентинец пьет обычно красное вино — как правило, терпкое и довольно низкого качества. Наиболее известные марки “популярных” вин — “Нортон”, “Ариса”, “Ресерва”, “Томба Ресерва”, “Наполеон”, “Боргонья”. Есть и более изысканные по букету, но высказаться по ним конкретно не могу, поскольку в личных средствах был ограничен…»
Вечером 19 июля 1936 года Иосиф был арестован на вилле Аугусто Бунхе. Тихая улочка Деан Фунес никогда не видела такого количества стражей правопорядка. Всего по доносу осведомителя было задержано 109 человек. Полиция приняла всерьез информацию о том, что маститый ученый, известный просоветскими симпатиями, проводит нелегальную коммунистическую сходку, в ходе которой планировалось коллективное прослушивание Московского радио, обсуждение задач по расширению подрывной деятельности и созданию новых районных организаций МОП Р. Фанни Эдельман так описала этот арест:
«Многочисленная группа парней и девушек беззаботно танцевала в прекрасном саду с апельсиновыми деревьями. И тут неожиданно ворвались агенты “специального отдела”, арестовывая всех подряд, подбрасывая фальшивки в ящики письменного стола, попутно “расправляясь” с запасами спиртного в буфете… В грузовиках нас перевезли в здание департамента полиции Ла Платы, куда были уже приглашены журналисты для того, чтобы ошеломить их числом задержанных подрывных коммунистических элементов. Каково же было изумление корреспондентов, когда они увидели, что из грузовиков спускаются симпатичные, кокетливые, веселые девушки в лучших своих платьях, а следом — нарядные парни. Все это вызвало колкие насмешки и шуточки в адрес держиморд… Тем не менее ночь пришлось провести в полицейском участке. Всех нас переписали и взяли на учет, однако благодаря своевременным действиям адвокатов мы смогли разойтись по домам уже на следующий день».
В дело вмешались несколько депутатов левого крыла парламента, в столичных газетах появились насмешливо-критические комментарии в адрес стражей порядка, стреляющих из пушек по воробьям. Департамент полиции поторопился распространить коммюнике, в котором настаивал на своей точке зрения: Бунхе проводил политическую сходку, в ходе которой коллективно прослушивалась пропагандистская передача из Москвы, велось рекрутирование новых членов в «Красную помощь», осуществлялся сбор денег на издание просоветской газеты «Дефенса Популар». В коммюнике указывалось, что «сигналы» о предполагаемой сходке поступили «из конфиденциальных источников», надежность которых не подвергается сомнению. Бунхе характеризовался полицией как политик экстремистского толка, что «нашло подтверждение в
«Гостями Бунхе были в своем большинстве русские» — это еще одно утверждение из полицейского коммюнике [12] .
Григулевичу этот трехдневный арест грозил серьезными неприятностями. Он не прошел натурализации и, как иностранец, был весьма уязвим. Его отпустили, но успокаиваться было рано. Полиция не откажется от своей версии «коммунистического сборища» и дотошно изучит изъятые на вилле Бунхе документы и материалы, наведет справки через агентуру и картотеки в отношении участников «танцевального вечера», отделяя «зерно от плевел». Иосиф понимал, что он дешево отделается, если его просто вышлют из страны. Обычным исходом для таких, как он, была отправка в каторжную тюрьму в Неукене или Ушуайе.
12
La Nation. 1936. 21 июля.
Бунхе пытался оправдаться и, выйдя на свободу, лично разнес по газетам пространное заявление, в котором высмеивал заявления полиции о характере «сборища» на его вилле. Идиотизм полицейских агентов, принявших переписку сына на языке эсперанто за кодированные послания Коминтерна, имел, действительно, клинический характер. Не было преступлением и присутствие на вечеринке иностранцев и аргентинских граждан еврейского происхождения, которые, по-видимому, в восприятии стражей порядка ассоциировались с главными носителями коммунистических идей. «Прошу учесть, — не без иронии отметил Бунхе, — что на вечеринку пришли даже два немца — члены национал-социалистической партии. Они предъявили агентам свои партбилеты и умоляли не предавать их имена гласности». Единственным документом на русском языке, обнаруженном полицией на вилле, было рекомендательное письмо следующего содержания: «Председателю тов. Величко. Всесоюзное Общество Культурной Связи с Заграницей просит Вас оказать возможное содействие аргентинским ученым Бунхе и Ботано в посещении интересующих учреждений и предприятий. Член Правления ВОКС К. Шутко. 11 августа 1935 года». Загадочная для обывателя кириллица, зловещий славянско-коммунистический след…
Может быть, эти подробности были и в самом деле комичными, но Иосифу было не до смеха. Среди документов, изъятых полицией у беспечного Бунхе и факсимильно опубликованных газетой «Насьон» в номере от 24 июля, имелась внешне невинная схема под названием «Районный комитет». Она отражала структуру столичной организации МОПР. В верхнем «председательском» квадрате схемы значилось: «Мигель, электрик». В других квадратах, озаглавленных «секретариат», «административный отдел», «финансовый», «отдел по печати» были старательно вписаны псевдонимы его товарищей: Тереса, Самуэль, Дора, Карлос, Хуан, Сара, Эдуардо, Лола, Симон, Фрида.
«Насьон» воспроизвела также содержание обширного отчета, подытоживающего деятельность МОПР в Аргентине. «“Красная помощь” должна трансформироваться в нашей стране в Красный крест объединенного Народного фронта» — таков главный вывод документа, в котором указывалось, что за последние два года количество членов в МОПР Аргентины утроилось и достигло 15 тысяч человек. В отчете было также отмечено, что финансовые возможности организации значительно выросли, и это позволило в 1935 году израсходовать на оказание помощи политзаключенным 70 тысяч песо.
Схема и отчет «Красной помощи» были подготовлены рукой Григулевича. Если бы полицейские агенты были внимательней, «Мигель» не вышел бы из этой переделки с такой легкостью. Но число задержанных было столь велико, что агентам из «специального отдела» пришлось привлечь «вспомогательные силы» для их регистрации. Иосифа опрашивал малоопытный новичок, который поверил, что разговорчивый «арестант» ничем кроме девушек и танцев не интересуется. Однако анкетные данные Григулевича и его дактилоскопические отпечатки полиция все-таки получила. Теперь, при необходимости, полиция могла докопаться до истины — что это за подозрительный литовец, не удосужившийся за два года пребывания в Аргентине легализовать свое пребывание?