Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
Шрифт:
Существуют ли закономерности экономического развития объективно, вне нас, независимо от воли и сознания людей? Марксизм отвечает на этот вопрос положительно. Марксизм считает, что законы политической экономии социализма являются отражением в головах людей объективных закономерностей, существующих вне нас. Но формула тт. Саниной и Венжера отвечает на этот вопрос отрицательно. Это значит, что эти товарищи становятся на точку зрения неправильной теории, утверждающей, что законы экономического развития при социализме «создаются», «преобразуются» руководящими органами общества (оговорка по Фрейду: на самом деле сталинские корреспонденты писали вовсе не о «руководящих органах общества», а о «сознательных действиях советских людей»; Сталин-то знал, что законы придуманы им самим, а прежде – Марксом и Лениным, и в своем ответе пытался всячески скрыть этот факт. – Б.
Допустим, что мы стали на минутку на точку зрения неправильной теории, отрицающей существование объективных закономерностей в экономической жизни при социализме и провозглашающей возможность «создания» экономических законов, «преобразования» экономических законов. К чему это привело бы? Это привело бы к тому, что мы попали бы в царство хаоса и случайностей, мы очутились бы в рабской зависимости от этих случайностей, мы лишили бы себя возможности не то что понять, а разобраться в этом хаосе случайностей.
Это привело бы к тому, что мы ликвидировали бы политическую экономию как науку, ибо наука не может жить и развиваться без признания объективных закономерностей, без изучения этих закономерностей. Ликвидировав же науку, мы лишили бы себя возможности предвидеть ход событий в экономической жизни страны, то есть мы лишили бы себя возможности наладить хотя бы самое элементарное экономическое руководство.
В конечном счете мы оказались бы во власти произвола «экономических» авантюристов, готовых «уничтожить» законы экономического развития и «создать» новые законы без понимания и учета объективных закономерностей».
Здесь как Сталин, так и его корреспонденты столкнулись с неразрешимыми противоречиями марксистской теории. С одной стороны, согласно Марксу, более передовые производственные отношения вызревают еще в рамках предшествующей формации, например, капиталистические – в феодальной, причем задолго до первых буржуазных революций. С другой стороны, социалистические и коммунистические производственные отношения, оказывается, еще только предстоит создать после победы социалистической революции за счет созидательного труда советских людей. К тому же Маркс говорил о необходимости мировой революции, а на практике получилось, что социализм Ленину и Сталину пришлось начинать строить в одной отдельно взятой стране, причем далеко не самой развитой в экономическом отношении. Выходит, что, раз производственные отношения еще только предстоит создать, то и законы их развития также должны порождаться волей тех, кто участвует в созидании нового общества. Но что это за научные законы, которые зависят от воли людей! Ведь это означает, что один ученый или политик может провозгласить один закон, а другой – совсем иной, прямо противоположный первому. И совсем уж непонятно, кто каждый из этих законов будет воплощать в жизнь – то ли сами их авторы, то ли захваченные идеей массы. И вообще может получиться, что Сталин в своей деятельности, раз он провозглашает ее как реализацию познания законов развития общества, рискует оказаться в зависимости от Троцкого, Бухарина или другого не симпатичного ему теоретика, сформулировавшего те или иные законы общественного развития. Этого Иосиф Виссарионович никак не хотел, равно как и не хотел пускать на самотек развитие страны и мира, отдавать ее на откуп стихийных сил, которые в один прекрасный день могут вдруг лишить его власти. Выход был один: самому формулировать законы и руководить претворением их в жизнь, выстраивать общество под собственный вариант марксистской теории. И при этом декларировать объективность общественных законов и их независимость от людского произвола. Таким образом можно было гарантировать, что никто другой, по крайней мере в СССР, не рискнет придумывать такие законы. А если рискнет – ему прямой путь в ГУЛАГ.
И еще Сталин обрушился на Санину и Венжера за вполне невинное, казалось бы, предложение передать МТС в собственность колхозов: «Из этого получилось бы… что колхозы стали бы собственниками основных орудий производства, т. е. они попали бы в исключительное положение, какого не имеет в нашей стране ни одно предприятие, ибо, как известно, даже национализированные предприятия не являются у нас собственниками орудий производства… Такое положение могло бы лишь отдалить колхозную собственность от общенародной собственности и привело бы не к приближению к коммунизму, а наоборот, к удалению от него…
Из этого получилось бы… расширение сферы действия товарного обращения, ибо колоссальное количество орудий сельскохозяйственного производства попало бы в орбиту товарного обращения. Как думают тт. Санина и Венжер, может ли способствовать расширение сферы товарного обращения нашему продвижению к коммунизму? Не вернее ли будет сказать, что оно может лишь затормозить наше продвижение к коммунизму?
Основная ошибка тт. Саниной и Венжера состоит в том, что они не понимают роли и значения товарного производства при социализме, не понимают, что товарное обращение несовместимо с перспективой перехода от социализма к коммунизму. Они, видимо, думают, что можно и при товарном обращении перейти от социализма к коммунизму, что товарное обращение не может помешать этому делу. Это глубокое заблуждение, возникшее на базе непонимания марксизма… Переход от социализма к коммунизму и коммунистический принцип распределения продуктов по потребностям исключают всякий товарный обмен, следовательно, и превращение продуктов в товары, а вместе с тем и превращение их в стоимость».
Сталин был последовательным противником расширения сферы товарно-денежных отношений при социализме. Людей и коллективы надо было максимально лишить собственности, чтобы они не имели возможности отстаивать свою независимость и самостоятельность перед лицом государственной власти, т. е. его, Сталина, абсолютной власти. Товарно-денежные отношения были фикцией при монопольных и диктуемых государством ценах и административном распределении всех основных ресурсов. Они призваны были лишь создать у трудящихся иллюзию материальной заинтересованности в результатах собственного труда. То, что страна только что пережила послевоенный голод 1946–1947 годов, унесший сотни тысяч жизней, Сталина не волновало.
В идеале же Сталин вообще мечтал о возвращении к натуральному обмену, что сводило бы его подданных на положение рабов и делало его власть абсолютной и незыблемой, как в восточных деспотиях древности. Иосиф Виссарионович сетовал: «У нас нет еще развитой системы продуктообмена, но есть зачатки «продуктообмена в виде «отоваривания» сельскохозяйственных продуктов. Как известно, продукция хлопководческих, льноводческих, свекловичных и других колхозов уже давно «отоваривается», правда, «отоваривается» не полностью, частично, но все же «отоваривается». Заметим мимоходом, что слово «отоваривание» неудачное слово, его следовало бы заменить продуктообменом. Задача состоит в том, чтобы эти зачатки продуктообмена организовать во всех отраслях сельского хозяйства и развить их в широкую систему продуктообмена с тем, чтобы колхозы получали за свою продукцию не только деньги, а главным образом необходимые изделия. Такая система потребует громадного увеличения продукции, отпускаемой городом деревне, поэтому ее придется вводить без особой торопливости, по мере накопления городских изделий. Но вводить ее нужно неуклонно, без колебаний, шаг за шагом сокращая сферу действия товарного обращения и расширяя сферу действия продуктообмена.
Такая система, сокращая сферу действия товарного обращения, облегчит переход от социализма к коммунизму. Кроме того, она даст возможность включить основную собственность колхозов, продукцию колхозного производства в общую систему общенародного планирования…
Выгодна ли такая система для колхозного крестьянства? Безусловно, выгодна. Выгодна, так как колхозное крестьянство будет получать от государства гораздо больше продукции и по более дешевым ценам, чем при товарном обращении. Всем известно, что колхозы, имеющие с правительством договора о продуктообмене («отоваривание»), получают несравненно больше выгод, чем колхозы, не имеющие таких договоров. Если систему продуктообмена распространить на все колхозы в стране, то эти выгоды станут достоянием всего нашего колхозного крестьянства».
Не знаю, как рабочие и трудовая интеллигенция, а колхозники уж точно этим байкам о продуктообмене ничуть не поверили. То, что предлагал Сталин, очень смахивало на реалии «военного коммунизма». А также на первые годы коллективизации и первые послевоенные годы, когда зерно и мясо меняли на галочки трудодней. Что такое продуктообмен, наши соотечественники хорошо узнали на своей шкуре в 90-е годы, когда многие предприятия вынуждены были реализовывать свою продукцию по бартеру и менять, например, посуду на сахарный песок, а автомобильные шины – на ситец. Конечно, и в сталинское время были показательные колхозы, которые «отоваривали» всем необходимым. Или почти всем. Но остальные колхозники подобное изобилие видели лишь в фильме «Кубанские казаки».