Иосиф Сталин, Опыт характеристики
Шрифт:
Управление промышленностью получило архибюрократический характер. Рабочие утратили какое бы то ни было влияние на руководство заводом. При сдельной оплате труда, тяжких условиях материального существования, отсутствии свободы передвижения, при ужасающей полицейщине, проникающей жизнь каждого завода, рабочему трудно чувствовать себя «свободным тружеником». В чиновнике он видит начальника, в государстве – хозяина. Свободный труд несовместим с существованием бюрократического государства.
С необходимыми изменениями сказанное относится и к деревне. Согласно официальной теории колхозная собственность есть особая форма социалистической собственности. «Правда» пишет, что колхозы «по существу уже однотипны с государственными, последовательно социалистическими предприятиями», но тут же прибавляет: гарантией социалистического развития сельского хозяйства является то обстоятельство, что «большевистская партия руководит колхозами», т. е. отсылает нас от экономики к политике. Это означает, по существу, что социалистические отношения заложены пока что не в реальных отношениях между людьми, а в попечительном сердце начальства. Трудящиеся очень хорошо сделают,
Для предстоящей 6 января 1937 г. переписи советского населения выработан следующий перечень социальных категорий: рабочие; служащие; колхозники; единоличники; кустари; люди свободных профессий; служители культа; другие нетрудящиеся элементы. Согласно официальному комментарию, переписной лист только потому не заключает в себе никаких других социальных характеристик, что в СССР нет классов. На самом деле переписной лист построен с прямым расчетом: скрыть привилегированные верхи и наиболее обездоленные низы. Действительные прослойки советского общества, которые должно и можно было бы без труда выявить при помощи честной переписи, таковы: верхи бюрократии, специалисты и пр., живущие в буржуазных условиях существования; средний и низший слой, на уровне мелкой буржуазии; рабочая и колхозная аристократия – примерно на том же уровне; средняя рабочая масса; средние слои колхозников; крестьяне и кустари-единоличники; низшие рабочие и крестьянские слои, переходящие в люмпен-пролетариат; беспризорные, проститутки и проч.
Когда новая конституция заявляет, что в СССР достигнуто «уничтожение эксплуатации человека человеком», то она говорит неправду. Новое социальное расслоение создало условия для возрождения самой варварской формы эксплуатации человека, именно покупки его в рабство для личных услуг. В регистре новой переписи личная прислуга не упоминается вовсе: она должна быть, очевидно, растворена в группе «рабочих». Не хватает, с другой стороны, вопросов: имеет ли социалистический гражданин прислугу, и сколько именно (горничную, кухарку, кормилицу, няню, шофера); имеет ли в личном пользовании автомобиль, сколькими комнатами располагает и пр. Нет вообще ничего о размерах заработка! Если б восстановить правило, согласно которому эксплуатация чужого труда лишает политических прав, то оказалось бы неожиданно, что за порогом советской конституции должны остаться сливки правящего слоя. К счастью, установлено полное равенство в правах… для прислуги, как и для хозяина.
Изнутри советского режима вырастают две противоположные тенденции. Поскольку он, в противоположность загнивающему капитализму, развивает производительные силы, он подготовляет экономический фундамент социализма. Поскольку, в угоду высшим слоям, он доводит до все более крайнего выражения буржуазные нормы распределения, он подготовляет капиталистическую реставрацию. Противоречие между формами собственности и нормами распределения не может нарастать без конца. Либо буржуазные нормы должны будут в том или ином виде распространиться и на средства производства, либо, наоборот, нормы распределения должны будут прийти в соответствие с социалистической собственностью.
Бюрократия страшится обнажения этой альтернативы. Везде и всюду, в печати, в речах, в статистике, в романах своих беллетристов, в стихах поэтов, наконец, в тексте новой конституции она тщательно прикрывает реальные отношения города и деревни абстракциями социалистического словаря. Оттого так безжизненна, фальшива и бездарна вся официальная идеология!
Государственный капитализм?
От незнакомых явлений нередко ищут спасения в знакомых терминах. Загадку советского режима пытались перекрыть именем государственного капитализма. Этот термин представляет то удобство, что никто точно не знает, что, собственно, он означает. Первоначально термин «государственный капитализм» возник для обозначения всех тех явлений, когда буржуазное государство непосредственно берет в свое заведование средства транспорта или промышленные предприятия. Самая необходимость таких мер есть один из симптомов того, что производительные силы переросли капитализм и приводят его к частичному самоотрицанию на практике. Но пережившая себя система, вместе с элементами самоотрицания, продолжает все же существовать как капиталистическая система.
Теоретически можно, правда, представить себе такое положение, когда буржуазия в целом конституируется как акционерная компания, которая, через посредство своего государства, управляет всем национальным хозяйством. Экономические закономерности подобного
Со времени войны и особенно опытов фашистской экономии под именем государственного капитализма понимают чаще всего систему государственного вмешательства и регулирования. Французы пользуются в этом случае гораздо более подходящим термином – «этатизм». Между государственным капитализмом и этатизмом имеются несомненные пункты соприкосновения; но взятые как системы, они скорее противоположны, чем тождественны. Государственный капитализм означает замену частной собственности государственной и именно поэтому сохраняет частичный характер. Этатизм – все равно где: в Италии Муссолини, в Германии Гитлера, в Америке Рузвельта, или во Франции Леона Блюма – означает вмешательство государства на основах частной собственности с целью спасения ее. Каковы бы ни были программы правительств, этатизм неизбежно ведет к переложению убытков загнивающей системы с сильных плеч на слабые. Мелких собственников он «спасает» от полной гибели лишь поскольку их существование необходимо для сохранения крупной собственности. Плановые мероприятия этатизма диктуются не потребностями развития производительных сил, а заботами о сохранении частной собственности за счет восстающих против нее производительных сил. Этатизм означает торможение развития техники, поддержание нежизнеспособных предприятий, увековеченье паразитарных социальных слоев, словом, носит насквозь реакционный характер.
Слова Муссолини «три четверти итальянского хозяйства, промышленного, как и сельского, находятся на руках государства» (26 мая 1934 г.) не нужно понимать буквально. Фашистское государство – не собственник предприятий, а лишь посредник между предпринимателями. Это не одно и то же. «Popolo d’Italia» говорит на этот счет: «Корпоративное государство направляет и объединяет хозяйство, но не ведет хозяйства, не заведует им, („dirige e porta alla unita l’economia, ma non fa l’economia, non gestisce“) что, при монополии производства, было бы ничем иным, как коллективизмом» (11 июня 1936 г.). В отношении крестьян и вообще мелких собственников фашистская бюрократия выступает как грозный властелин; в отношении капиталистических магнатов – как первый уполномоченный. «Корпоративное государство, – справедливо пишет итальянский марксист Феррочи, – есть не что иное, как приказчик монополистского капитала… Муссолини берет на государство весь риск предприятий, оставляя за промышленниками выгоды эксплуатации». Гитлер и в этом отношении следует по стопам Муссолини. Классовой зависимостью фашистского государства определяются границы планового начала, как и его реальное содержание: дело идет не о повышении власти человека над природой в интересах общества, а об эксплуатации общества в интересах немногих. «Если б я хотел, – хвалился тот же Муссолини, – установить в Италии, – чего на самом деле нет, – государственный капитализм или государственный социализм, я располагал бы сегодня всеми необходимыми и достаточными объективными условиями». Кроме одного: экспроприации класса капиталистов. Для осуществления этого условия фашизму пришлось бы переместиться по другую сторону баррикады, «чего на самом деле нет», по торопливому заверению Муссолини, – и конечно не будет: для экспроприации капиталистов нужны другие силы, другие кадры и другие вожди.
Первое в истории сосредоточение средств производства в руках государства осуществлено пролетариатом по методу социальной революции, а не капиталистами по методу государственного трестирования. Уже этот краткий анализ показывает, насколько абсурдны попытки отождествить капиталистический этатизм с советской системой. Первый – реакционен, вторая – прогрессивна.
Есть ли бюрократия господствующий класс?
Классы характеризуются своим местом в общественной системе хозяйства, прежде всего – своим отношением к средствам производства. В цивилизованных обществах отношения собственности закреплены в законах. Огосударствление земли, средств промышленного производства, транспорта и обмена при монополии внешней торговли составляет основу советского общественного строя. Этими отношениями, заложенными пролетарской революцией, определяется для нас, в основном, природа СССР как пролетарского государства.
Своей посреднической и регулирующей функцией, заботой о поддержании социальных рангов и эксплуатацией государственного аппарата в личных целях советская бюрократия похожа на всякую другую бюрократию, особенно – на фашистскую. Но у нее есть и величайшие отличия. Ни при каком другом режиме, кроме советского, бюрократия не достигала такой степени независимости от господствующего класса. В буржуазном обществе бюрократия представляет интересы имущего и образованного класса, который располагает бесчисленными средствами повседневного контроля над своей администрацией. Советская же бюрократия поднялась над таким классом, который едва выходит из нищеты и тьмы и не имеет традиций господства и командованья. В то время как фашисты, оказавшись у корыта, объединяются с крупными буржуа узами общих интересов, дружбы, брака и проч., бюрократия СССР усваивает буржуазные нравы, не имея рядом с собою национальной буржуазии. В этом смысле нельзя не признать, что она есть нечто большее, чем бюрократия. Она есть единственный в полном смысле слова привилегированный и командующий слой в советском обществе.