Ирландский воин

Кеннеди Крис

— Зачем я делаю — что? — не поняла она.

— Ну… занимаетесь расчетами и ведете счетные книги.

Он никогда еще не встречал женщину, которая занималась бы чем-то подобным. И он не мог представить, как Сенна решилась связать свою жизнь с рядами цифр и щелканьем деревянных шариков, когда могла бы под открытым небом встречать восход, по которому, как она только что призналась, скучала последние три года.

— Счетные книги нужно содержать в порядке, — ответила Сенна.

— Да?.. Неужели?

— Да, именно так. Потому что у меня довольно большое

хозяйство. А вы, Финниан, наверное, не представляете, сколько времени отнимает работа.

Он снова растянулся на траве и с ухмылкой заметил:

— Вы, должно быть, очень любите овец, правда?

Сенна на несколько секунд задумалась, потом вдруг заявила:

— Нет, овец нисколько не люблю, но я люблю… — Она в смущении умолкла.

— Может, деньги? — предположил Финниан.

Легкий румянец залил щеки девушки, и она молча потупилась. Что ж, это было пусть и молчаливое, но все же признание того, что для нее главное в жизни — это деньги. Подобное признание должно было бы охладить его пыл, но все же он не мог не отметить, что Сенна оказалась более честной, чем некоторые другие женщины.

Разумеется, такая откровенность не сделала ее менее корыстной, зато уменьшила его интерес к ней. Или все-таки не уменьшила?..

— Ничего смешного, Финниан. — Неодобрительно поджав губы, Сенна подняла с земли веточку и начала ломать ее. Потом снова заговорила: — Производство шерсти — очень выгодное дело, и я создавала его в течение… В общем, все последние годы. И я сама все делаю. Сама нанимаю перевозчиков, слежу, чтобы у нас всегда были места на ярмарках, и заключаю сделки. Сараи, овцы, безопасность перевозки — все это на мне. Кроме того, я арендую корабли, нанимаю работников, плачу кредиторам и…

Она опять внезапно умолкла. Финниан терпеливо ждал продолжения, и минуту спустя, глядя в землю, Сенна тихо добавила:

— И у меня ужасно хорошо все это получается.

Финниан невольно рассмеялся:

— Так хорошо — или ужасно?

Девушка взглянула на него с удивлением, потом, тоже рассмеявшись, проговорила:

— Если честно, то бывает по-всякому. Моя поездка к барону — это, конечно ужасная история.

— Да, верно, — согласился Финниан. — Но сейчас Рэрдов, наверное, уже проклинает себя за глупость.

— Наверняка, — кивнула Сенна. — Он мог бы занять выгодное положение на рынке шерсти, а вместо этого говорил со мной о браке и крашении.

Финниан тут же приподнялся.

— Рэрдов говорил о крашении?..

Сенна снова кивнула:

— Да. Это его навязчивая идея.

— Уишминские моллюски?

Девушка вздрогнула и, пристально глядя на собеседника, спросила:

— Ирландцы тоже знают об уишминском индиго?

— Да, конечно. — Финниан изобразил равнодушие. — А что в этом странного?

— Вообще-то все это просто глупые россказни, — заявила Сенна. — К тому же земли Рэрдова — эго не легендарный берег индиго. — Она взяла другую веточку и тотчас же принялась ее ломать.

— Это теперь здешние земли принадлежат Рэрдову, — тихо сказал Финниан, пытаясь справиться с внутренним

волнением. — Но прежде они были ирландскими. — Более того, эти земли принадлежали его, Финниана, семье.

Он с трудом подавил желание схватить Сенну за плечи и потребовать, чтобы она сказала, как много ей известно об уишминских красках и почему она вообще о них знает. Стараясь говорить как можно спокойнее, Финниан спросил:

— А как по-вашему, Сенна, Рэрдов стал бы так беспокоиться из-за выдумки?

— Думаю, Рэрдов — настоящий сумасшедший.

Финниан рассмеялся:

— Знаете, рассказывают, что уишминские моллюски обладают способностью губить людей, так что вам, Сенна, лучше держаться подальше от них.

— Я их видела, — призналась Сенна. — И я видела уишминскую краску.

— Видели? — переспросил Финниан, и сердце его гулко забилось.

Сенна кивнула:

— Да, видела. У Рэрдова есть образец, кусочек ткани, окрашенный в цвет индиго. А вы когда-нибудь видели этот цвет? Это самый изумительный оттенок синего и…

— Фальшивка, — перебил Финниан, не в силах сдержаться.

— Но тот цвет был прекрасен! — В голосе девушки появились восторженные нотки. — И если бы кому-то удалось воссоздать этот цвет, то он был бы… — Она в очередной раз внезапно умолкла.

Финниан молча слушал и вспоминал детство. Он вырос вблизи этих берегов и в детстве слушал истории о древних красках и об утерянных секретных рецептах их изготовления. Сухой и морщинистый старый Дональд и острый на язык Руайдри — эти алхимики красоты всегда были для Финниана такими же легендами, как Финн Маккун и как Тристан и Изольда.

Когда-то красильщики с берега индиго получали такие чудесные оттенки синего цвета, что слухи об этих красках дошли до римских правителей. Однако в конечном итоге римляне посчитали, что путешествие через Ирландское море, а также неизбежные военные расходы не окупятся. «И поступили очень разумно», — подумал Финниан.

Поэтому ирландские красильщики мирно занимались своим ремеслом, но сделались более осторожными и сузили круг посвященных. Становилось все меньше и меньше людей, которым позволялось участвовать в приготовлении краски или даже видеть ее, и в конце концов цвет индиго стал производиться только для верховных правителей для их коронации на скале Тара — и превратился в исключительно королевскую привилегию. А через некоторое время явились викинги и норманны, и секреты изготовления краски были забыты.

А двадцать один год назад, когда Финниану было десять, здесь появился Рэрдов, укравший у страны индиго все, — но не секрет чудесной краски.

И вот теперь, впервые со времен падения Римской империи, опять поползли слухи об уишминцах и их изумительных волшебных красках.

Сенна по-прежнему молчала, и Финниан, не удержавшись, спросил:

— Так как же, милая?.. Каким бы был этот цвет?

«Интересно, какое слово она выберет, чтобы описать чудесный оттенок синего, созданный моими предками? — думал Финниан. — Восхитительный? Опять изумительный? Милый?»