Ирония Джокера
Шрифт:
— Вы знали, что Алекс Харрисон на самом деле Андрэа?
— Выяснили это, когда к тебе попал ребенок его друга, — Филиппо чувствовал напряжение.
— А Адольфо когда об этом узнал?
— В тот же день, что и ты, милая, когда к нам в дом приехал Марино с внуком, — Филиппо старался держать себя в руках, не показывать внутреннего волнения.
— Ты сердишься, что мы тебя об этом не предупредили и не рассказали раньше? — Анджело ласково посмотрел на внучку, а Джемма тяжело выдохнула и пристально посмотрела сначала на отца, потом на дедушку.
— Нет. Наоборот, я вам за это очень благодарна. Вы даете мне возможность самой сделать выбор, при котором не руководствоваться
— Конечно, милая, поезжай.
Джемма вышла из кабинета, Филиппо устало присел на край стола, скрестив руки в замок на коленях, и тяжело выдохнул.
— Малышка права, им надо все именно прочувствовать, — Анджело встал у окна, глядя, как внучка садится со своей охраной в машину, — Пока этого не случится, лучше ничего больше не рассказывать. И самое интересное, Джемма даже не допускает мысли, что мы можем быть против ее отношений с Адольфо или осудим, начнем отговаривать, препятствовать. Это называется вера в Семью и безусловную любовь ее членов.
— А где Адольфо? — поинтересовался Филиппо, — Его с утра нет.
— На нашей тренировочной базе, там есть ряд вопросов, он ими занимается, будет к вечеру, — Анджело глубоко выдохнул, — Мальчик совсем перестал спать.
— Мам, здравствуй. У тебя всегда свежие цветы от наших с тобой любимых и самых лучших мужчин в мире, — она опустилась на колени перед мемориальной доской, положила букет нежных полевых цветов, некоторое время сидела и молчала, — Пришла покаяться перед тобой. Я не смогу выполнить твою мечту и выйти замуж за Андрэа, как ты и Эми хотели. Люблю Адольфо, хоть и знаю, что этого нельзя делать, и эта любовь — испытание для всех, но так случилось. С ним я счастлива. Не знаю, как он себя поведет после того, как все узнал, но это не повлияет на мое отношение к нему. Просто я хотела попросить прощения у тебя. Дай знать, простила ты меня или сердишься, хорошо? Мы любим тебя, мама, — она встала и вместе с телохранителями вернулась в резиденцию Семьи.
Густаво делал ей перевязку, но видя, что Джемма мыслями где-то, ничего не стал спрашивать, молча, обрабатывал рану, хотя очень волновался, ведь они с Адольфо близкие друзья. Потом она ушла к себе, и из ее комнаты сначала была слышна мелодия Брамса 5 Lieder Op. 49: 4 Wiegenlied (колыбельная), а затем 5 Lieder Op.105, исполняемые Джеммой на виолончели.
До вечера она не выходила из комнаты, отказалась ужинать и начала складывать чемодан, слушая через наушники Андреа Бочелли.
Джемма стояла и рассматривала фотографии в альбоме, который ей попался среди книг, и почувствовала, как крепкие руки обняли ее со спины.
— Тепло Адольфо особенное, мне его будет не хватать, — это была первая мысль от его прикосновений, — Как прошел день? — она крепче сомкнула его руки на своей талии.
— Я скучал. Давай поговорим, — Адольфо вдохнул аромат ее волос и поцеловал макушку, а Джемма развернулась в его объятиях и сейчас стояла, обхватив его за талию и подняв голову, чтобы видеть любимые черные глаза.
— Джемма, не буду скрывать, для меня стало неожиданностью, что Энтони — ребенок Андрэа Марино, с которым тебе пророчили вечную любовь. Я не знал, кто такой реально Алекс Харрисон. По твоей реакции понял, что и ты была не в курсе этого. Но когда посмотрел, какой ты будешь прекрасной матерью, как к тебе тянется Энтони и называет мамой, у меня сердце заныло, понял, что не имею права своей любовью ломать твою жизнь. Мне безумно тяжело осознавать, что ты можешь стать чьей-то, а не моей. Но как брат я все приму, ты должна быть счастлива и реализоваться во всем, включая материнство. Я всегда буду тебя любить и никогда не предам свои чувства. Знаю, тебе тяжело, ребенок сильно влияет на эту ситуацию, ты к нему привязалась. Алекс Харрисон, как только узнает, что ты Джемма Манчини, для тебя сделает все, — девушка слушала слова Адольфо внимательно, вникая в интонацию и прислушиваясь к его дыханию, чувствуя, как тяжело, через силу ему дается все, что он говорит.
— Ты предлагаешь мне ответить на чувства Харрисона? — она продолжала смотреть в его глаза, а мужчина лишь сильнее прижал ее к себе, во всем его теле чувствовалось напряжение.
— Мне хочется, чтобы ты была счастлива.
— Но я же тебя люблю, Адольфо. Я отказала Алексу. И он все понял.
— Понял, будучи Алексом, а не Андрэа. Увидишь, как он активизируется, когда правду узнает, — Адольфо хотел поправить прядь ее волос, но Джемма отстранилась от него, и сейчас в ее глазах была пустота, которой испугался Адольфо, его будто холодом обдало.
— Я услышала тебя, Адольфо, и поняла. Не говори больше ни слова. Извини, но мне надо продолжить сборы, выйди, пожалуйста, из комнаты, — она надела наушники, включила музыку и подошла к шкафу.
Тело Адольфо отказывалось слушаться, казалось, что в душе разорвался снаряд. Он вышел из комнаты, прислонился к стене и закрыл глаза. Так он стоял некоторое время, потом пошел к себе в комнату и упал лицом на кровать, внутри была такая сильная боль, что хотелось кричать. Он не может потерять Джемму, что бы ни произошло.
От переживаний и бессонных ночей Адольфо провалился в тревожный сон, проснулся в районе восьми часов утра и первым делом решил пойти к Джемме. Подойдя к ее комнате, вдохнул и постучал, но никто не открыл, внутри было тихо.
— Она улетела в Америку в 5 утра, — послышался голос Густаво, — я даже перевязку не сделал ей, — К такому Адольфо был не готов, он сделал решительный шаг к лестнице, но друг его остановил, — Уже два часа как она в небе.
ДЖЕММА
Поговорив с Адольфо, решила, что мне просто необходимо уехать. Заказала электронный билет до Швейцарии, а оттуда до Америки, сдала билет на тот рейс, каким планировала улететь ранее, чемодан был уже собран. Какие эмоции от разговора с Адольфо? Внутренняя пустота и грусть.
Как-то прочитала высказывание на этот счет одного психоаналитика: «Наша жизнь напоминает аттракцион душевных переживаний, где на каждом повороте судьбы мы прикасаемся к собственным чувствам. Наслаждаемся, когда испытываем любовь и благодарность, возбуждение и сочувствие. Страдаем, когда стыдимся или обижаемся, ревнуем или злимся. Какими бы ни были чувства, именно они заставляют нас ощущать себя живыми».
Правда, интересное сравнение? И ведь емко и точно сказано.
Вот сейчас такое впечатление, что мой «парк аттракционов» снесло ураганом, и вместо него оказался внутренний вакуум, сопряженный с растерянностью. И на ум приходят слова Мацуо Монро: «Пустота — слишком абстрактное понятие. Так же, как дружба, любовь и смерть. Их нельзя представить. И невозможно понять».