Ирония Джокера
Шрифт:
В кабинете повисла небольшая пауза, которую нарушил Роберт.
— Ты был у детектива Митчел, да еще и с Энтони. С ума сошел? Забыл, что я тебе говорил?
— Не забыл. Но не могу ее долго не видеть. Сидит в голове круглые сутки, снится. Хочешь, лучше пристрели меня. Детектив так и сказала, что ты это сделаешь за нарушение правил и кодекса нашего сообщества, — Алекс вытащил из кобуры пистолет и положил его перед боссом, — Лучше сразу пристрели. Только отдай Энтони детективу Митчел, он ее мамой называет, — Алекс стоял перед Робертом, который несколько минут молчал, потом докурил сигарету,
— Детектив умна. А ты ведешь себя как пацан. Ладно, давай о делах, а не о бабах. Что у нас с бандой «Пилигрим»? Фишер не ломался на переговорах?
— Нет, приняли все наши условия. Их позиции не настолько сильны, они долго были в открытой конфронтации с группировкой «Карателей». Им союз с нами выгоден. Но вот «Карателями» надо позаниматься, они заручились чьей-то поддержкой, начинают поднимать «хвост», но я этим займусь.
— А с теми, что напали на наших людей три дня назад, разобрался?
— Они взлетели в воздух.
— Найди мне ее, — Роберт протянул фотографию блондинки и ее спутника Алексу.
Через двое суток Роберту было доложено, что эта пара, действительно, приезжие. Они из Латинской Америки, куда вылетели частным самолетом в тот же вечер, сразу же после игры в покер. У спутника блондинки крупный нефтяной бизнес, и он с этой богиней помолвлен. Роберт расстроился, но принял информацию как неизбежный факт.
— Босс, все основные зачистки сделаны. Хочу слетать к отцу в Италию, показать сына, да и не был там больше года. Отпустишь? — Алекс остался у Роберта в кабинете после собрания.
— Антонио Марино авторитетный и авторитарный глава. Передай ему привет, но скажи, что пока я не готов расстаться со своим замом, — он усмехнулся, но Алекс понял, что имел в виду босс.
— Передам.
— Бери частный самолет и охрану. Трех дней хватит?
— Вполне. Спасибо, босс, — и Алекс вышел, а уже через четыре часа он с сыном и телохранителями вылетели в Италию, где их ждали и встречали на частном аэродроме.
Антонио Марино принял Энтони как родного внука и гордился решением Андрэа усыновить мальчика, зная историю гибели его отца. Дружба и дети были святой категорией для главы мафиозного клана. Две няни занимались малышом, пока папа и сын наслаждались общением, оба соскучились, и им было что обсудить.
— Андрэа, тебе не надоела Америка? Не думал вернуться домой? — Антонио Марино курил сигару и внимательно смотрел на сына, в котором много было черт его любимой Эми.
— Думал, конечно. Но не сейчас. Есть еще дела, — выражение лица и глаза сына многое отцу рассказали.
— И главное дело, как я понимаю, женщина, — отец улыбнулся, а сын вздохнул, кивнув головой.
— Не принимает малыша Энтони?
— Его как раз принимает, он ее мамой начал называть. Меня не принимает, — этот ответ заставил Марино старшего искренне удивиться и приподнять брови.
— Интересная девушка. Ни разу с таким не сталкивался. А что ее в тебе не устраивает?
— Она детектив полиции, а я бандит, и не нравлюсь ей, все просто, — грустно усмехнулся Андрэа, а его отец отложил сигару и задумался на несколько секунд.
— Расскажи, как вы познакомились, если это не секрет.
— Никакого секрета нет, — и младший Марино рассказал всю историю знакомства и общения с детективом. С отцом у Андрэа всегда были доверительные отношения.
Антонио Марино внимательно слушал, а в конце, когда сын сказал, что эта девушка неповторима, произнес: «Сынок, счастье должно быть неповторимым. Но правила кодекса любого преступного сообщества таковы, что с полицейскими и другими силовиками связываться запрещено. Думаю, что тебе это известно, и Роберт уже это неоднократно повторял».
— Это мне и детектив сказала.
— Умненькая значит. И мудрая, судя по рассказу, — отец встал и прошелся по кабинету, сложив руки за спиной, что свидетельствовало о его раздумьях, — Ты помнишь клан Манчини?
— Конечно. Филиппо Манчини твой хороший приятель и соратник, если ничего не изменилось.
— Мы отлично ладим, но видимся нечасто, у всех много дел. Помнишь его дочь малышку Джемму?
— Пап, я ее видел последний раз, когда ей было лет 11, не больше. Четко не помню, единственное что, она хорошо играла в шахматы и любила карты.
— Не просто любила, а к 16 годам стала официальной «Королевой блефа», ее выигрыш составил 10 миллионов долларов. Баловница с очаровательной улыбкой. Кстати, она в 16 лет уехала в Америку и где-то работает частным психологом.
— Хочешь, чтобы она меня проконсультировала? — засмеялся Андрэа.
— Нет, чтобы вы встретились. В 16 лет она была похожа на принцессу, правда боевую, воспитанием ее занимались ведь только мужчины. Вам надо пообщаться, ты же в 4 года обещал на ней жениться и любить только ее одну, — отец улыбнулся и подмигнул сыну.
— Только не говори, что за ошибки детства надо расплачиваться всю жизнь, я ее ни разу не вспомнил за столько лет, — буркнул на полном серьезе Андрэа, — не хочу. Я люблю детектива, — после этих слов возникла небольшая пауза, — Папа, я раньше как-то не задумывался, а почему у меня амулет, который мне надела мама в детстве, состоит только из половины Дерева Жизни?
— Я ждал этого вопроса давно. Эми и Эбигейл были как сестры, такой дружбы я не встречал среди женщин. И когда тебе было 4 года, и в семье Манчини родилась дочь, ваши мамы, желая вам вечной и чистой любви, сделали каждому из вас по половине амулета, которые если соединить, станут единым целым. Вот так придумали ваши мамы.
— Но это ведь не означает, что я должен жениться на Джемме? Между кланами нет никакой договоренности о браке?
— Нет, конечно, мы же цивилизованные люди. Просто две подружки так мечтали. Если бы они были живы, может, все было бы с их мечтой иначе. Жениться надо только по любви. Никто тебя женить насильно не собирается.
Они до глубокой ночи сидели и разговаривали, как будто и не было долгой разлуки. А когда Андрэа ушел спать, отец сел в кресло на веранде, посмотрел на звездное небо со совами: «Милая, ты же все видела? Наш мальчик влюбился и стал отцом. Я им горжусь. Мы тебя любим. Передай привет своей подружке Эбигейл, скажи, что Филиппо ей верен, как и я тебе», — он нежно улыбнулся. В такие моменты этот суровый человек был полон любви к своей семье.