Исцеление в Елабуге
Шрифт:
Восемнадцать тысяч солдат пошли по пути, указанному Национальным комитетом, и остались в живых. Но пятьдесят пять тысяч поплатились своей жизнью по вине Гитлера и неистовых генералов.
К окруженным под Корсунь-Шевченковским часто обращались по радио немецкие борцы за свободу, находившиеся в Советском Союзе. В феврале и марте 1944 года газету «Фрайес Дойчланд» ждали в Елабуге с особым нетерпением. Неужели окруженные не внемлют голосу разума? Неужели они не прислушаются к голосу Национального комитета?
Национальный комитет добился лишь частичного успеха. Генерал Штемерман, здраво оценив создавшееся положение,
Начался развал восточного фронта. Из решений Тегеранской конференции мы узнали, что уничтожение гитлеровского режима будет осуществляться комбинированными ударами с востока, запада и юга.
Новая ситуация потребовала от Национального комитета сменить лозунг об отходе войск вермахта к границам рейха на лозунг о создании свободной и миролюбивой Германии. Антифашисты призывали к решительным действиям: прекращать сопротивление и переходить на сторону Национального комитета «Свободная Германия». Этот призыв указывал солдатам и офицерам ясную политическую цель: сдаваясь в плен, вы не просто сдаетесь в плен, а делаете очень важный и ответственный шаг для того, чтобы поскорее покончить с войной, свергнуть в Германии гитлеровский режим и приступить к строительству новой, свободной Германии. Этот лозунг призывал немецкий народ решительно выступить против фашизма и войны. Этот лозунг стал общим лозунгом всех антифашистских сил до самого конца войны.
Но закоренелые нацисты лагеря не собирались искать виновников катастрофы Германии. Они упорно стояли за гитлеровский режим. Они ненавидели Советский Союз и антифашистское движение в Германии. И они продолжали петь фашистскую песню: «Мы будем маршировать дальше, если даже все будет трещать по швам…»
Между тем над Германией нависала серьезная угроза. Возникал вопрос: что же будет, если Красная Армия и ее западные союзники вступят в города Германии? Что же станет с Германией?
– Что с вами? – спросил меня как-то политинструктор Фриц Книтель. – Почему у вас такой мрачный вид?
Я попытался объяснить, что со мной происходит:
– Почти год назад Национальный комитет обратился к солдатам с призывом покончить с войной, но война все продолжается, хотя абсолютно ясно, что для Германии она безнадежно проиграна. Каждый день война уносит тысячи жизней. Над городами Германии летают бомбардировщики противника. А тактика «выжженной земли» в неимоверных размерах увеличивает вину Германии. И мы ничего не можем изменить, не можем прекратить эту трагедию.
– Человек, занимающийся политикой, должен иметь терпение, – ответил мне инструктор. – Вы требуете от Национального комитета, чтобы он в течение каких-нибудь нескольких месяцев сделал чудо – разубедил бы армию и народ. Вы забываете, что нацисты отравляли их ядом своей пропаганды больше десяти лет. А действенность Национального комитета вы, видимо, почувствовали на себе самом.
– Но я думал, что катастрофа наших войск на Волге, на Дону и под Курском должна ускорить процесс изменения взглядов, – перебил я инструктора.
– Вы имеете в виду некоторых лиц из нашего лагеря, которые все продолжают верить Гитлеру. Не всем сразу вложишь правду в голову. Мы, коммунисты, несмотря ни на что, не теряем веры в дело рабочего класса.
– Я удивляюсь стойкости коммунистов и завидую их решительности.
– Гитлеровский режим будет свергнут. Война кончится, – убежденно сказал Книтель. – И, чем больший вклад в это дело внесут сами немцы, тем лучше будет послевоенное устройство Германии. Именно поэтому коммунисты и считают самой насущной задачей нашей нации активизацию немцев. И мы свергнем Гитлера не только потому, что он проиграл войну, а потому, что он ее развязал.
На лице политинструктора застыло выражение решимости.
– Захватнические войны – это бедствие нашей нации. Мы должны создать такие условия в Германии, чтобы сделать невозможным в дальнейшем подготовку таких войн. Поэтому Национальный комитет в своем манифесте выступает за создание сильной демократической власти. Время в плену нужно использовать для учебы. Необходимо изучить основы марксизма-ленинизма. А уж потом вы сами решите, по какому пути вам идти.
– Я уже сделал выбор, но, откровенно говоря, без соответствующей подготовки приходится трудно. Литературы так много, что легко запутаться.
Книтель улыбнулся:
– Вам можно помочь. Слышали про антифашистскую школу в Красногорске? Ближайшие курсы начинаются в мае. Так что подумайте об этом.
Антифашистская школа!
Группа офицеров из нашего лагеря, в том числе и Гельфрид Гроне, в октябре 1943 года уехала в Красногорск. Курсы были шестимесячные, так что скоро должен быть новый набор. Само собой разумеется, я очень хотел попасть в эту школу.
Спустя некоторое время я встретил в клубе одного преподавателя из красногорской школы. Это был уже немолодой, лет пятидесяти, мужчина с седой шапкой волос над высоким лбом. Звали его Герман Матерн.
– Мне сказали, что вы хотите поехать учиться в антифашистскую школу? – спросил он меня, как только я подошел к нему.
– Я хотел бы получить правильное представление о немецкой истории и познакомиться с основами марксизма-ленинизма.
– Желание учиться – похвальное желание, – сказал мой собеседник. – И правильное представление о немецкой истории вы получите. Однако марксизм-ленинизм – это мировоззрение рабочего класса, мировоззрение, которое предусматривает коренное изменение мира путем политической борьбы. Вас это не пугает?
– Мои родители ничего не знали о марксизме, хотя ни фабрик, ни земли у нас не было. Но я плохо знал жизнь. И теперь у меня нет никакого желания еще раз попасть в беду из-за собственного неведения. За последнее время я познакомился с некоторыми произведениями марксизма. Они открыли мне глаза. Они же и разбудили во мне желание учиться.
– Ну что ж, хорошо, посмотрим.
Интермеццо
Как-то в середине мая у нашего лагеря остановились восемь прилично одетых мужчин. Я был одним из восьми. Перед нашим отъездом из Елабуги начальник лагеря приказал заменить нам рванье на что-нибудь получше, чтобы производили более приличное впечатление. Мы ехали в красногорский лагерь.