Исцеление в Елабуге
Шрифт:
«Но почему именно краеугольным?» – думал я. С политэкономией я был, собственно говоря, не в ладах. Лекции профессора Рудаша разрушили все мои прежние представления о некоторых явлениях политэкономии. Но Рудаш писал на доске различные формулы, доказывая сказанное, и многие понятия становились предельно ясными.
Все это было открытием для меня. Теперь я хорошо понимал, что между работодателями и работополучателями не может быть никакого «единства», о котором так много твердили в Германии власть имущие. Теперь я еще раз убедился, как глубоко заблуждался раньше.
Каждая
Профессор Рудаш шаг за шагом знакомил нас с мировоззрением рабочего класса и его революционной партии. Исторический материализм помог мне лучше понять русскую и немецкую историю. Все общественные явления я стал рассматривать с марксистских позиций. Постепенно я понял, что социализм – не случайное явление, а закономерное развитие человеческого общества, результат целенаправленной классовой борьбы пролетариата и его союзников. Постепенно мне стало ясно, что марксизм-ленинизм имеет решающее значение не только для рабочего класса, но и для всех прогрессивных слоев общества.
Ласло Рудаш был первым профессором-коммунистом, с которым я познакомился. Его мастерство преподавателя во многом способствовало тому, чтобы мы глубоко усвоили основы марксизма-ленинизма. Благодаря ему я стал ориентироваться в истории. Личность Рудаша настолько меня заинтересовала, что я старался узнать о нем как можно больше.
Рудаш еще в молодые годы принимал активное участие в венгерском рабочем движении. В 1918 году Рудаш вместе с другими товарищами основал Коммунистическую партию Венгрии, а в 1919 году играл видную роль в дни Венгерской советской республики. Террор контрреволюции вынудил его покинуть родину. Рудаш нашел убежище в Советском Союзе, где преподавал в партийной школе при Коминтерне, а позже в антифашистской школе в Красногорске.
Но прежде чем попасть на преподавательскую работу, Рудаш сорок лет отдал революционному рабочему движению. Сорок лет – борьбе за интересы рабочего класса! Рудаш помог нам, немецким военнопленным, понять правду. Все его лекции были проникнуты глубокой партийностью. Ласло Рудаш фактически сделал нас политически зрелыми людьми.
Как-то мне в руки попала небольшая книжица под названием «Сибирская смена». В ней рассказывалось о первых шагах советских людей на бескрайних просторах Сибири. Жить и строить в Сибири было очень и очень трудно. Многое держалось на одном энтузиазме, но энергия и самоотверженность советских людей, готовых на любые трудности ради достижения великой цели, делали свое дело. Здесь, на стройках пятилетки, рождалась настоящая человеческая дружба. Усилия каждого сливались с усилиями общества.
Под титулом «Сибирская смена» стояло, что это – заметки и репортажи с мест. Автором этой книжки был некто Гуно Хуперт, австриец. В Вене он изучал общественно-политические науки, в Сорбонне – социологию. В Париже познакомился с Анри Барбюсом – этим страстным обличителем империалистической войны. Затем Хуперт как политэмигрант переехал в Советский Союз. Здесь он вел большую литературную и научную работу. Летом 1944 года Хуперт преподавал у нас на курсах. Так же, как немецкие писатели Фридрих Вольф и Вилли Бредель, он вел у нас в школе одну группу.
Книга Гуго Хуперта рассказывала о социалистических преобразованиях в Сибири. А ведь Сибирь для многих из нас была страшным пугалом. При царе в Сибирь ссылали всех непокорных, чтобы сломить их духовно и физически. Там был в ссылке Ленин. Немецкие солдаты и офицеры знали только об этой Сибири. А теперь я читал совсем другое. На территории Сибири строились гигантские промышленные предприятия. И я высказал свое восхищение в статье для стенной газеты.
На следующий день староста нашей группы сказал мне, чтобы я зашел к товарищу Гуго Хуперту.
Это был темноволосый мужчина среднего роста, с темными глазами и слегка горбатым носом на узком лице. Он тепло поздоровался со мной.
– Отто Рюле? Уж не сын ли вы Отто Рюле – депутата рейхстага от социал-демократической партии? Автора Истории культуры и нравов? В годы первой мировой войны он вместе с Карлом Либкнехтом голосовал против военных кредитов. Что с ним стало теперь?
– Этого я, к сожалению, не могу сказать. Я знаю только то, что мой отец Отто Рюле был ректором одной из школ в Дрездене и что он ровно на сорок лет старше меня. Мои родственники по линии отца – швабы. Так что депутат рейхстага – не мой родственник.
– Значит, случайное совпадение фамилий. А вы, я вижу, внимательно прочли мою «Сибирскую смену». Ваша статья в стенной газете заинтересовала меня. Сибири действительно принадлежит будущее. Уму непостижимо, как изменился этот край! Война приостановила там мирное строительство, но, несмотря на это, производственная мощь Сибири с каждым днем растет за счет предприятий, эвакуированных из западных районов страны.
– Так что старые представления о Сибири нужно выбросить на свалку?
– Точно. В этой стране я живу и работаю уже более десяти лет. И все время учусь.
Гуго Хуперт познакомился в Советском Союзе с Владимиром Маяковским и даже перевел некоторые его стихи на немецкий язык.
Однажды вечером он рассказал нам о своих встречах с Маяковским и о том, как трудно было переводить на немецкий язык его поэму «Хорошо». Даже само название заставило Гуго немало подумать.
– Перевести название поэмы просто словом «Гут» казалось мне явно недостаточным. Поэма говорила о большем. И тогда я решил, что к слову «хорошо» следует добавить еще и «прекрасно». Таким образом, я перевел название поэмы «Хорошо» как «Гут унд шен» – «Хорошо и прекрасно». Вот я сейчас кое-что вам из нее прочитаю.
Хуперт раскрыл книжку с портретом Маяковского и начал читать. Поэт призывал к штыку приравнять перо. Читал Гуго настолько взволнованно, что я забыл обо всем на свете. Громкие аплодисменты вернули меня к действительности. Потом Гуго читал нам отрывки из поэмы «Владимир Ильич Ленин» и «Левый марш».
Равнодушных здесь не было. Большинство восторженно встретило чтение этих стихов, однако были и такие, которым стихи Маяковского пришлись не по вкусу.
– Я не знаю, – проговорил Роман, когда мы возвращались домой, – искусство ли это? Мне кажется, Маяковский перешагнул привычные границы жанра. По-моему, это не поэзия, а агитплакат.