Исцеление
Шрифт:
Михайлов в окружении полиции вошел в дом, разочарованные журналисты постепенно рассасывались, но Стокфорд выставил постоянный пост полиции у дверей дома — предосторожность не помешает.
Николай, войдя в комнату, обнял Вику, Аллу и детишек, которые смотрели на него с лаской и преданностью, расцеловал всех и плюхнулся в кресло.
— Фу-у, наконец-то я с вами, как надоели все…
Он не договорил до конца, но его любимые поняли, что подразумевалось дальше, они подошли к нему, Витя с Юленькой забрались на колени, Алла с Викой обняли его сзади по бокам и прижались всем телом. Вика ласково водила губами по его щеке, иногда причмокивая и прижимаясь еще ближе.
— Ну и наделал
— Точно, мы пошли сегодня покататься на знаменитых американских горках — куда там, — смеялась Алла, — сразу вычислили говоруны и бумагомаратели, проходу не дали, в магазин зайти невозможно. Проехались на машине, посмотрели Нью-Йорк из салона автомобиля и все. А за нами так и следовали машины этих писак, от бликов фотовспышек до сих пор рябь в глазах стоит. — Она засмеялась сильнее, потом сквозь смех кое-как вымолвила, — Витя сказал им, что они хуже полчища комаров, мельтешат, пищат своими вопросами прямо в уши, каждый хочет напиться информации, как крови. «Вам же все равно, господа комары, — говорит им Витя, — чью кровь высасывать — из популярной задницы бегемота или с лица юной девушки».
Михайлов расхохотался от души.
— Здорово ты им врезал, сынок!
— Да-а, я думал они отстанут, а они словно ополоумели после этого, — отмахнулся Виктор, — еще хуже приставать стали. Какой умный ребенок, какой умный…
Дети убежали играть, а Михайлов выпил баночку пива и спустился в холл с Викой и Аллой.
— Откровенно сказать, я не предполагала, доктор, что вы такая знаменитость, поздравляю, вы в прекрасной форме, — кокетничала Эмилия Стоун, выставляя напоказ свои длинные ноги.
Она то покачивала бедром, то наклонялась чуть вперед, выставляя для обзора свою насиликоненную грудь с едва прикрытыми сосками, не вызывая у Аллы и Вики ничего, кроме смеха, который они старались скрыть. Но Эмилия замечала скрытые улыбки и считала, что это верный признак женской зависти, смотрела с превосходством, готовая еще короче надеть платьице или юбку, но короче уже было некуда.
Последнюю ее фразу можно было отнести как к профессионалу, так и к мужчине, но все понимали, что о профессионализме здесь речь не идет.
— Благодарю вас, — сухо ответил Михайлов, — а как вы провели время?
— О-о! — воскликнула Эмилия, посчитав, что Михайлов заинтересовался ею, — прекрасно! Хотя ваша жена и бабушка неплохие собеседники, но с вами бы было гораздо интереснее…
Она, как на панели, выставила ногу и откровенно напрашивалась… «Как Стоун может жить с такой пробкой»? — подумал Стокфорд, — она же может все испортить, застанет его одного и полезет в наглую, потом обязательно Вике намекнет. Скандал… Нет, ее срочно надо убрать отсюда». Пока он подыскивал варианты, Михайлов решил осадить немного зарвавшуюся Эмилию.
— Вы правы, госпожа Стоун, моя жена и ее мама абсолютно уверены, что со мной было бы интереснее…
Но Эмилия не поняла сказанного, и в разговор вмешался Стокфорд.
— Госпожа Стоун, у меня к вам деловой разговор, собственно я за этим сюда и приехал.
Михайловы поднялись к себе, замечая, как Стокфорд что-то убежденно объясняет Эмилии. Минут через пять она бесцеремонно ворвалась к ним.
— Извините, но я вынуждена срочно уехать, жаль, что не смогу пообщаться с вами, меня пригласили сниматься в одном из самых популярных журналов. Билл давно дружит с моим мужем и специально приехал сообщить мне эту новость. Жаль, но с вами тоже было бы интересно, господин Михайлов.
Она вышла и Вика подумала: «Интересно, куда ее спроваживает Стокфорд, ясно одно — он не хочет напряженной обстановке в доме, эта шлюха не отстанет от Николая».
Пока Эмилия собиралась в дорогу, Стокфорд висел на телефоне: «Да, да, да, — кричал он в трубку, — встретьте ее по высшему разряду. Делайте все, что угодно — снимайте, фотографируйте, обещайте, соблазняйте… Что угодно, но чтобы ее 10 дней было не видно и не слышно. Ни на вилле, ни дома. Хоть на Багамы везите, хоть в тартар». Он положил трубку и, глубоко вздохнув, вытер платочком выступивший на лбу пот. «Как с ней живет Стоун? Союз денег и тела, — он усмехнулся, — да, в сексе она разбирается»…
Он проводил Эмилию и задумался, пора заняться Михайловым. Стокфорд чуть было не вылетел из Лэнгли за провал операции по академику. Из России пришла кассета с какой-то порнухой, но академика там не было и в помине, Чабрецов исчез, продал квартиру и исчез. Если бы не приезд Михайлова в Нью-Йорк, его бы уволили, а просто так из ЦРУ не уходят — автокатастрофа, пищевое отравление, инфаркт…
«Михайлов не дурак и его на бабе или пьяной потасовке не возьмешь, конечно, можно подсыпать снотворного и подложить девицу, снять во всех позах, но все не то, не пройдет этот финт с академиком, Вика не поверит снимкам. Надо показать роскошь американской жизни, уважение к семейной ячейке, пока он оперирует, заняться женой и тещей, она, видимо, доминирует в семье. Упреждать все желания, дорогие подарки… Нет, они не возьмут дорогих вещей, значит на счете у Михайлова должно оказаться много денег и законных денег, он сам им все купит, — Стокфорд усмехнулся. — Каждый пациент из благодарности перечислит на его счет по 200 тысяч долларов, для них это мелочь, когда ворочаешь сотнями миллионов, а тройка миллиардеров и по 500 отдаст, если не больше. Сами отдадут и станут думать, что еще мало заплатили, только необходимо натолкнуть их на верную мысль. Здесь не будет проблем, главное, чтобы его женщины захотели одеться, купить украшения, пусть он потратит на них хотя бы миллионов пять. И это за пять дней работы, эту мысль тоже необходимо подсказать им — сколько же тогда он бы мог иметь при постоянной работе здесь. Америка — не Россия, с его головой здесь можно иметь все — виллы на побережье, личные самолеты, власть и славу. Да, так и будем действовать, не получится в первый приезд, получится во второй, пригласим его зимой позагорать и покупаться на море, жена и теща не откажутся. А сейчас главное убрать журналистов, они все могут испортить своей бесцеремонностью и надоедливостью, пусть славят его по всем каналам каждый день, но к нему и семье — даже не суются».
Стокфорд стал обзванивать редакции газет и телевидение, требовал, просил от себя и Михайлова. Покончив с этим, он поднялся на второй этаж, постучал.
— Войдите, — ответил Михайлов.
Стокфорд вошел.
— Извините, господин Михайлов, я бы хотел кое-что обсудить с вами, — Вика и Алла встали, но Стокфорд предупредил их, — нет, нет, у меня нет секретов, разговор касается всей семьи. Я переговорил практически со всеми редакторами газет и журналов, с телевидением, мне обещали, что репортеры не станут докучать вам.
— Слава Богу! — обрадовалась Алла Борисовна.
— Я всего лишь делаю свою работу, — скромно ответил Стокфорд, — правда стал обожаемым почитателем господина Михайлова, поверьте, в Америке могут и умеют ценить настоящий талант. Пока ваш муж и зять оперирует, вы с детьми можете спокойно осмотреть Нью-Йорк, побывать в магазинах, на детских аттракционах… Мой помощник будет постоянно с вами и все устроит, а после обеда я готов выполнить все пожелания господина Михайлова и ваши лично. Вечером можно сходить в театр…