Исцеление
Шрифт:
Перед глазами висело бледное искаженное тревогой лицо Синтии.
– - Тебе опять что-то снилось?
Он ласково отстранил ее и, недоверчиво оглядываясь, сел.
– - Снилась ерунда всякая.
– - Что-то страшное?
– - Так, глупости. Сначала одно, потом другое... думал, что проснулся - оказалось, сплю. Я сильно кричал?
– - Нет, я проснулась, когда ты стонал. Не очень громко, но испуганно.
– - Ничего, ничего, - сказал он, осторожно щупая одеяло.
– Все прошло. Который час?
– - Пол третьего.
'Почти как там', - подумал он.
– - Я немного встану, похожу.
– - Давай я с тобой.
– - Нет, не надо. Спи. Я скоро приду.
– - Я волнуюсь.
– - Все в порядке, Синди. Серьезно,
– - Я тебя подожду.
– - Не нужно. Засыпай.
На кухне все было так же. Поблескивали в белом свете сковородки, тихо гудел холодильник. И вода была такой же ледяной, и даже вкус пива совсем не изменился. А вот засевшего в каждой клеточке страха не было. Только лоб покрыла неуместная при такой температуре испарина. Дэвид прошел в комнату, осторожно подошел к окну и выглянул в пустой двор. Никого. Лишь ветви деревьев шевелятся на ночном ветру, да изредка взлетают с земли опавшие листья. Он закрыл глаза, вспоминая покачивающуюся тушу вертолета и режущую боль в груди. Все было таким настоящим. Почти как сейчас. Совсем как сейчас...
Он приблизился к креслу. Медленно опустился в него, чувствуя под собой податливое сопротивление подушки - совсем как пять минут назад. Газета на журнальном столике выглядела точно так же. Он осторожно потянулся к ней, вслушиваясь в тишину, но вдруг остановился на полпути. Из-под газеты выглядывал угол белого конверта с подозрительно знакомыми буквами.
Дэвид замер, глубоко втягивая в себя воздух. Это не сон.. Это не может быть очередным сном... Это слишком реально. Так же реально как пустые улицы Хаяниса, как ночь в старом доме, как архаичный поддельный экипаж, встреченный сегодня утром по дороге на работу. А конверт... конверт просто лежит тут с вечера. Я забрал его вместе со всей почтой, вместе с вот этой газетой, принес сюда, положил, не читая на стол, зашел к мальчикам, проводил Сюзан и пошел спать. А потом он мне приснился. Все просто и ясно. И газета мне приснилась, только уже в другом сне. А сейчас я не сплю. Я сижу у себя в гостиной, сейчас пол третьего ночи, мне завтра идти на работу, а я сижу и из-за двух паршивых снов боюсь взять кусок бумаги. Да пошло оно все!
Он рывком подтянул к себе газету и резким движением распахнул ее, да так что испещренный буквами лист почти разорвался пополам. Дэвид не обратил на это внимания. Закусив губу, он смотрел на кричащие, бьющие по глазам заголовки. Это было еще страшнее, чем в прошлый раз. Таинственные из ниоткуда разящие выстрелы, смерти, невинные жертвы, город, пораженный ужасом, ничего не знающие федеральные органы. Откуда-то издалека донесся голос Синтии: 'Дейв, ты в порядке?'. И снова все было таким ощутимым, таким настоящим. Он вцепился изо всех сил в подлокотники кресла. Нет, это какое-то безумие. Когда же это закончится?! Проснуться! Проснуться! Просну-у-уться...
Дэвид открыл глаза. Спальню заливал теплый утренний свет. Он повернул голову направо. Синтии рядом не было. Только одиноко лежала смятая подушка, да с кухни доносилось позвякивание. Он сел на постели, чувствуя ломоту во всем теле, как после тяжелой работы. Глаза слезились, во рту стоял отвратительный привкус. 'Дважды выпитое пиво', - мысленно усмехнулся он. И только тут понял, что в отличие от прошлого пробуждения не гадает, спит он сейчас или нет. Все вокруг было настоящим, солидным, пропитанным той знакомой каждому осязаемостью, которая однозначно позволяет отличить реальность от даже самого правдоподобного сна. Он встал и пошел на кухню, по дороге отмечая десятки мельчайших деталей, которых не было в ночных прогулках по тому же маршруту.
– - Как ты?
– спросил он, целуя Синтию в щеку.
– - Лучше скажи, как ты, - отозвалась она, мешая кофе.
– Ты всю ночь стонал.
Страх холодной струйкой пробежал по спине.
– - Стонал? А я не просыпался?
– - Нет. Только я, - с улыбкой сказала Синтия.
– - А на кухню я в пол третьего
– - В пол третьего? Я же говорю: ты спал всю ночь. Только стонал и крутился. Наверное, тебе приснилось.
– - Конечно, приснилось, - с облегчением ответил он.
– Ладно, я пошел. Извини, что я тебе ночью мешал.
– - Не забудь, тебе перед работой надо заскочить за бумагами на перефинансирование.
– - Где это?
– - Ты забыл? Два квартала от твоего здания.
– - Аа.. да, теперь помню.
Машину удалось припарковать не сразу. Мест возле здания не было, становиться на платную стоянку из-за десятиминутного визита не хотелось, и пришлось поколесить по соседним улицам. Наконец кое-как втиснув машину между новеньким сияющим Фордом и помятой Тойотой, Дэвид вышел на мостовую и стал оглядываться по сторонам, соображая в какую сторону ему надо идти. Определив направление, он подивился своей несообразительности (надо же было так долго крутиться для того, чтобы приехать почти на то же место) и шагнул вперед. Пронзительный раздирающий душу трезвон наполнил воздух. Дэвид краем глаза заметил несущийся на него трамвай, метнулся назад, вперед, и едва не упав, отскочил от рельс. Мимо пролетела грохочущая зеленая стена, мелькнула яркая реклама радиостанции, и он остался один наедине с колотящимся сердцем и удивленными взглядами прохожих. Кое-как переставляя ноги, он добрел до тротуара и присел на ступень перед входом. Тень реальной смерти, нависшая над ним, не шла ни в какое сравнение с ужасами ночных приключений.
Прижимая руку к груди, он перевел дух. Жив. Жив. Буду жить. Не сейчас, не в этот раз... Еще поживу. И тут ему вдруг с невероятной отчетливостью представилась его жизнь за прошедший год. Эти двенадцать месяцев наполненные тоскливым страхом, беспокойством, ожиданием беды. Что было хорошего в этом году? Разве что короткие, мгновенно гаснущие вспышки облечения 'не я, не меня'. И все! Ничего больше. Он жил, не зная радости, насквозь пропитанный своими опасениями, вечно подавленный, мрачный, ожидающий лишь подвоха от окружающего мира. И это все, что ожидает его впереди? День за днем, год за годом будет тянуться это тоскливое постылое существование. И он и дальше будет, хмуро ссутулившись, смотреть телевизор, а потом, угрюмо сопя, приниматься за газеты вместо того, чтобы пойти куда-то с сыновьями или почитать хорошую интересную книгу или поговорить с Синтией или, черт возьми, схватить ее в охапку и, преодолевая дурашливое сопротивление, отнести ее в спальню? А по ночам его будут душить перетекающие один в другой кошмары. И так пройдет вся жизнь, которую у него только что едва не забрали. Так стоило ли так радоваться такой развязке? Кому она нужна - такая жизнь. Кому она нужна?
Он медленно достал мобильный телефон, чему-то еле заметно улыбнулся, пролистал список телефонов, ища полузабытое название, и набрал номер. Через пять минут, закончив разговор, он позвонил по другому, на этот раз хорошо знакомому номеру.
– Синди, - сказал он, задумчиво следя за проезжающими мимо машинами, - сегодня нигде не задерживайся. В семь часов мы идем на мюзикл... Да, я говорю серьезно. Твой любимый 'Чикаго', мы его не видели уже сто лет. И я хочу, чтобы ты была очень красивая. Что? Нет, об этом ты больше не беспокойся. Теперь я по-настоящему здоров. А таблетки можешь выкинуть.
Он опустил телефон в карман, весело прищелкнул пальцами и направился к зданию.
– - Мам, ну что сказал врач?
– - А что он может сказать? То же что всегда: состояние стабильное, здоровью угрозы нет, сердце работает хорошо. И никаких оснований предполагать, когда он выйдет из комы. И выйдет ли вообще... Четвертый год уже никаких оснований... Четвертый год...
– - Мам, перестань. Ну что ты... Ну не плачь...Не плачь...
– - Ничего, ничего... это сейчас пройдет. Я все никак не могу себе простить.