Исцеление
Шрифт:
Во время всех этих встреч, Саманта была мила с каждым ребенком. Она разговаривала с ними так, словно они не находились в ожоговом отделении, а были обычными веселыми детьми. Кокетливо взмахнула ресницами Логану, когда он назвал ее милой, и даже преподала Бейли небольшой урок макияжа с розовыми тенями, которые нашлись у девочки в палате и с которыми она играла.
Она потрясающая. Поняв насколько потрясающая, я был шокирован. Я помогу ей, чего бы мне это ни стоило. Я помогу ей, даже зная, что мужчина, ради которого она делает все это, бесполезный мудак, недостойный целовать пальчики на ее ногах.
Когда мы
После того как я пристегнул ремень безопасности и завел двигатель, она повернулась ко мне и привлекла мое внимание. Я готов платить деньги, чтобы каждый день видеть такой восторг в ее глазах.
Я покачал головой.
— Ты другая, знаешь это?
— Другая? — улыбка пропала, и она в замешательстве нахмурила брови.
— Самое забавное, что ты не осознаешь, насколько ты чудесная, Саманта Олдридж.
Двигатель тихо работал, и ее глаза изучали мое лицо, проверяя, не шучу ли я. Убедившись, что я говорил серьезно, она протянула руку и игриво потрепала меня по руке, улыбнулась, а затем отвернулась и пристегнула ремень безопасности.
Поправила волосы и снова повернулась ко мне.
— Что дальше, док? — спросила она с воодушевлением.
Я ухмыльнулся про себя, вливаясь в поток транспорта.
— Рад, что ты спросила. У тебя когда-нибудь был питомец? — задал я вопрос.
Саманта
Я никогда не видела ничего прекраснее, чем то, как Роман общался с детьми в больнице. Даже с ожогами более пятидесяти процентов тела, они все еще способны улыбаться и счастливо играть. Я чувствовала себя подавленной — гораздо хуже, чем просто подавленной, если честно.
Всего несколько дней тому назад я практически умоляла Романа изменить мое идеальное прекрасное лицо, в то время как есть красивые маленькие девочки и мальчики, которые никогда не будут выглядеть так, как прежде. Встреча с маленькими пациентами Романа, ради которой он взял меня в больницу, рассказала мне кое-что обо мне самой, чего я раньше никогда не знала. Я эгоистка.
Сидя в тишине рядом с ним, я думала обо всем, что хотела изменить в себе. Я чувствовала себя глупой и наивной. В этот момент я решила, что независимо от того, что случится в результате «исцеления», придуманного Романом, я откажусь от пластической операции. Мне она не нужна. Детям в больнице — да. Я начала понимать Романа и причины, по которым он предпочитает реконструктивную пластику косметической.
— Пенни за твои мысли, — предложил Роман со своего водительского сиденья.
— Спасибо, что свозил меня туда, — поблагодарила я.
Мне не нужно было объяснять, за что я благодарю его. Он посмотрел на меня и кивнул, показывая, что понимает.
— Спасибо тебе, — тоже поблагодарил меня он.
— За что? Я ничего не сделала.
— Ты сделала больше, чем можешь себе представить. Ты разговаривала с ними. Ты играла с ними, и ни разу я не увидел в твоих глазах отвращения. Ты ни секунды их не разглядывала. Им это очень нужно.
Его слова смутили меня. Как кто-то может испытывать отвращение к детям?
— Они же просто дети, и ни в ком из них нет ничего отвратительного.
И
Почти сразу он отпустил мою руку и снова сосредоточился на дороге. Он остался совершенно невозмутимым после прикосновения, но я чувствовала себя так, будто распадаюсь на части. Это сбивало с толку, но я списала эти ощущения на то, что уже долгое время ко мне никто не прикасался.
Когда мы проехали несколько улиц, я начала узнавать город. Размер зданий изменился, а тротуары были полны людей, спешащих по своим ежедневным делам. Наконец, он припарковался напротив здания и начал отстегивать ремень безопасности. Посмотрев на вывеску, я улыбнулась.
— Городской приют для животных? — смущенно спросила я.
С какой стати он привез меня в приют для животных? Он еще и животным помогает?
Губы Романа изогнулись в широкой улыбке.
— Следуй за мной.
Там стояли длинные ряды клеток с животными, которые ждали, что их кто-нибудь возьмет к себе. Когда я засунула палец в одну из клеток, крошечный черный котенок забавно замахнулся на него лапой. Я заворковала над ним, уверенная, что никогда раньше не видела ничего более милого. Роман стоял рядом и наблюдал за мной, словно я была одним из экспонатов выставки. Он стоял, сцепив руки за спиной, пока я переходила от клетки к клетке, восхищаясь животными. Он молчал, но меня успокаивало само его присутствие. За последние несколько часов я поняла, что Роман сумел заставить меня почувствовать себя женственной и обожаемой. Даже такой мелочью, что придержал для меня дверцу машины — он доставил мне удовольствие.
Мы направлялись к собакам: слышался лай щенят, и в воздухе отчетливо пахло собаками. Я была не против. На самом деле, я никогда не знала что это такое. У меня никогда не было питомца. У отца была аллергия, а Майкл считает их омерзительными созданиями, но я понимаю, почему люди хотят их. Они игривые, и должна заметить, идея, что будет кто-то, помимо Майкла, к кому ты будешь спешить домой, звучала здорово.
Женщины, работающие в приюте, не сводили с Романа глаз. Он ходил по помещению, рассматривал всех животных и периодически улыбался мне, будто я чокнутая, беседующая с животными, которая считает, что они ее понимают. Знаю, что видели эти дамы, потому что я видела то же самое. Я замужем, но не слепа. Роман красив — и не только из-за того, как он выглядит, а из-за того, как смотрит на людей. Трудно не смотреть на него.
Пока я бродила по комнате, я заметила большого черного пса. Он был лохматый и казался слишком большим для клетки, в которой находился. Шерсть свисала с его долговязого тела, и уверена, что он нуждался в горячей ванне с мылом, но что-то в выражении его глаз напомнило мне Романа. Они карамельного цвета и очень добрые. Когда я подошла к его клетке, он кокетливо склонил голову, быстро лизнул мои пальцы, а затем отошел в заднюю часть клетки.
Он казался напуганным и побитым, близким мне по духу. Я понимаю его желание найти пристанище, его нужду быть любимым и страх попытаться получить все это.