Исцеление
Шрифт:
Но позвонила Катя. Он сорвался, ответил, проветрился и остыл. И где-то в глубине души был сестре за это благодарен. С глаз долой — из сердца вон. Заполнил историю, эпикриз, малодушно взглянул на Нику в шесть утра после очередной операции и свалил, чтобы больше ее никогда не видеть.
А дело было в следующем. Катя, по своему обыкновению, навзрыд расписывала, как ей до чертиков необходимо рвануть с мужем Вадиком в Питер. На несколько дней. Какое-то предложение работы, какое-то повышение квалификации… Леший знает, что за чепуха. Главное, свекры — в круизе, и оставить мелкого вообще не с кем. Вот если бы Паша пожертвовал недельку, крошечную недельку из своего гигантского врачебного
Турция, Тунис и прочие курорты растаяли в мареве братской заботы. Конечно, он согласился. И в первый же день отпуска, едва Паша вырубился после долгих суток, в дверь нагрянула вся орава. Катя сгрузила коляску, манеж, памперсы, какие-то мешки с барахлом и погремушками, баночки-присыпки-скляночки и кучу разной дребедени, а главное — мирно сопящего в автокресле младенца, что-то протараторила на тему режима дня и исчезла, бросив напоследок «Ну, ты же врач, разберешься».
Ребенок спал, голова с дежурства болела, и Паша рассудил, что проблемы надо решать по мере поступления. Поэтому поставил племянника рядом с кроватью, сам растянулся и, сладко зевнув, погрузился в крепкий сон хирурга.
Сон, однако, продлился недолго. Раскатистый Пашин храп разбудил не подозревающего о новой обстановке карапуза. Никита сонно поморгал, оглядел непривычную комнату, чужую мебель и громоздкого устрашающего мужика, которого в силу возраста не проассоциировал с увиденным несколько месяцев назад Дедом Морозом. И во всю мощь своих юных легких огласил квартиру воплем.
Так Исаева еще не будили никогда. От испуга он подскочил на кровати, в глазах потемнело, сердце заколотилось, как после беготни по лестницам. Не сразу сообразил, откуда этот звук, а когда понял, было уже поздно. Мощнейшая шумовая атака, от которой хотелось проткнуть себе барабанные перепонки, лишала возможности соображать. И Паша моментально забыл все наставления сестры: где подгузники, где пеленки и бутылочки, чем кормить и во сколько. С хриплым и басовитым со сна «Тише-тише» он ринулся к малышу, отчего тот зашелся еще сильнее.
Исаев сначала просто взял автокресло вместе с ребенком и беспорядочно метался с ним по комнате, тряся и раскачивая. Пытался исполнить колыбельную, но что было ждать от полугодовалого карапуза, если даже соседи на Пашино пение в ванной реагировали в лучшем случае стуком по батарее. Тогда пришлось отбросить сомнения и выковырять ребенка из кресла. Провозившись с чудовищным замком и прищемив себе палец, Паша, наконец, извлек племянника, но из рук извивающееся дитя выскальзывало, как намыленный осьминог.
Можно было бы позвонить Кате, но, во-первых, из-за ора было бы ничего не слышно, а во-вторых, Паша понятия не имел, где валяется мобильник.
От не прекращающегося ни на секунду рева остатки самообладания покинули Исаева. Он, взрослый мужик, опытный хирург, который имел дело с буйными пациентами, взмок, как половая тряпка, и сильно захотел заплакать. Им овладела полная беспомощность, и он бы отдал все отпускные Фейгину, окажись тот сейчас рядом со своим волшебным газом. Скоропостижное бегство Катьки становилось все понятнее.
Раскачивая одной рукой хрипящего младенца, утратив надежду понять, где в этом клубке соплей низ, а где верх, Паша свободной правой копался в сумках в надежде отыскать хоть какое-то спасение. Таковым ему показалась было пустышка, и он умудрился вставить ее в рот племянника правильным концом, но Никита тут же прицельно выплюнул ее в дальний конец комнаты, куда-то под шкаф, перевел дыхание и завопил снова.
Из самых недр Исаева
В ход шло все: погремушки, медвежата, умильные, как представлялось Паше, рожи и игра в ку-ку, мультики по телевизору. Пацан оказался стойким и непреклонным. И тогда Исаев увидел сумку с едой. Достал пачки со смесью, бутылку и попытался прочитать инструкцию. Наивный! Мелкие буковки так и прыгали перед глазами, залитыми по́ том и, возможно, слезами, потому что он не переставал подпрыгивать и трясти Никиту. Вскрыть пакет из фольги одной рукой было непросто, половина белого порошка поднялась облаком и саваном окутала кухню. В отчаянии Паша просто плеснул в бутылку кипяченой воды, сыпанул сверху пару столовых ложек сухого молока и был готов торжественно привинтить соску, но малец изогнулся, попал шустрой ножкой по бутылочке, окатив смесью и себя, и дядю. И в общем, Паше было бы плевать на беспорядок, если бы это чуть-чуть развлекло Никиту, хоть на секунду прекратило бы адский вой, но нет. Оказалось, плакать можно еще громче.
И в эту минуту, когда даже последний день Помпеи по сравнению со страданиями Исаева казался сущим пустяком, в дверь позвонили. Паша ждал кого угодно: разъяренных соседей, грозящих вызвать полицию, или самих представителей закона, или даже продавцов пылесосов. Никто не был страшен ему, он был готов вызвериться на любого, кто окажется на лестничной клетке, однако распахнув дверь и набрав воздуха для ответной атаки, Исаев увидел Нику и замер с открытым ртом. Но, что самое главное, Никита тоже удивленно воззрился на незнакомку и перестал вопить. Паша даже подумал, что, наверное, уже оглох, но взглянул на племянника и убедился: тот действительно закрыл рот. В распахнутых глазах стояли крупные слезы, покрасневшее личико пошло пятнами, но рев прекратился. И Паша понял, что большего блаженства не сможет испытать никогда.
— У тебя что, ребенок? — ошарашено выдохнула Ника.
От счастья Исаев забыл про нее и про то, что может прийти ей в голову. С ее-то склонностью все переиначивать и накручивать. А она и правда выглядела едва ли не испуганной, словно ей открыл дверь мужик в маске и с бензопилой. Карташова даже сделала шаг назад и теперь стояла на полусогнутых, готовая в любой момент бежать.
— Это племянник, — тихо объяснил Паша, до сих пор не веря в окружающую тишину.
Только теперь он оглядел Нику целиком: нарядная, накрашенная, с каким-то необыкновенным тортом в изящной коробочке. Это что, она к нему в гости пришла?! К нему? И накрасилась? И прямо сразу домой? Ах, да, торт. Ляпнул тогда в реанимации, чтобы не думать про ее намеки… Наверное, решила отчитаться. Конечно: отличница, аккуратистка, еще бы она не выполнила домашнее задание. И он хорош: стоит тут весь грязный, с младенцем на руках и держит ее на пороге. Даже если это всего лишь торт, она ведь спасла Пашу от глухоты и, возможно, помешательства. Может, она и с детьми ладить умеет? Женщина, как-никак.
— Ты проходи, проходи, — он отступил назад. — У меня, правда, сейчас бардак… Катька нагрянула, подкинула Никиту на несколько дней и свалила. А я первый раз с ним сижу, понятия не имею, что надо делать.
— Мой бедный, — почти пропела она таким ласковым тоном, что у Паши побежали мурашки.
— Да ладно, не так уж все и плохо, — он пожал плечами и только потом сообразил, что она обращается к Никите.
— Дядя тебя обижает? — сочувственно спросила она, и малыш по-взрослому поджал нижнюю губу. — Сейчас мы с тобой все сделаем, да? Паша, где ванная?