Исчадие рая
Шрифт:
В прежней жизни преданно ждали его замечательные женщины, которые и были героинями всех легенд и фантастических историй, ходивших по Москве. Главное здесь заключалось в том, что, привыкший окружать себя самыми лучшими вещами, обладать самыми последними новинками едва ли не на следующий день после их появления на свет, будь то автомобили, самолеты, новая электронная техника или новая модель горных лыж, Дмитрий тот же принцип исповедовал и в отношениях с женщинами. Ему первому, по крайней мере в их кругу, принадлежали новые звезды и звездочки эстрады, подиума, телевизионного экрана, театральных подмостков, цирковой арены и просто новенькие обитательницы закрытых модных клубов. Условия были просты: женщина должна была быть экстра-класса и не иметь никаких иллюзий относительно их дальнейших взаимоотношений. В обмен она получала более чем щедрое вознаграждение, которое иногда могло обернуться московской квартирой, а иногда новеньким спортивным «БМВ», и его дружеское расположение в будущем, что тоже значило немало – крупнейшие режиссеры и продюсеры, композиторы, поэты, руководители телевизионных каналов и прочая шоу-братия выполнить его просьбу почитали за честь. Разрешение звонить ему вместе с номером специального «женского» телефона и, как правило, личным мобильным телефоном в подарок получали немногие дамы из числа тех, кого когда-либо отметил он своим вниманием. Однако никому не возбранялось обратиться к нему посредством сообщения на пейджер. Операторы пейджинговой компании тайком от начальства и с немалым риском для себя коллекционировали эти милые обращения, которые в будущем
«Солнышко, Митенька, очень хочу услышать твой родной голос. Отзовись хоть на мгновенье. Твой черный пушистый котенок».
«Дима, прости, что отрываю от дел, но у меня завтра кастинг, а этот тип, С. Л., похоже, присмотрел какую-то драную кошку. Если можешь, помоги. Лана».
«Открываю глаза и вижу твое лицо, такое любимое. Но это только остаток сна. Сделай так, чтобы он сбылся, ведь ты – волшебник. Аня».
«Сегодня собираем девичник, но для тебя найдется тепленькое местечко. Если согласен – отзовись. Ждем и любим. Твои горячие девчонки из «Парадиза».
Сообщений приходило до пяти в день, и случалось, он отзывался, прихватив с собой на встречу пару оказавшихся под рукой готовых на все приятелей.
Он же был одним из авторов идеи создания того самого закрытого заведения без названия, разместившегося в бывшей «вороньей слободке» на Пушкинской. Однако сам услугами его не пользовался: это было слишком примитивно и не «комильфо».
Телефон – это было несколько серьезнее и означало, что нечто в женщине зацепило его, и он знал наверняка, что захочет повторения. Телефон – это была своего рода игра в то, что инициатива исходит от нее, иногда ему нравилось вдруг поверить в это. В обычное женское увлечение им после одной-единственной встречи и долгое томление в ожидании его звонка. А потом, «будь что будет – позвоню сама, ждать больше нет сил… он почти доступен – стоит только набрать семь цифр. Но как бьется сердце!..» Такая вот игра. Смешно, конечно, но иногда хочется взять и просто пройтись по улице погожим деньком или купить билет в кинотеатр и пойти в кино. Телефон он давал только умным, которые эту игру понимали и умели тонко подыграть, неукоснительно соблюдая при этом правила.
Теперь телефон зазвонил. И он потянулся к нему с некоторым душевным волнением – он уже начал играть. Однако голос в трубке был незнакомым – и это была первая неприятная неожиданность, более того, этого просто не могло быть. Но ведь было же! Во-вторых, голос был неприятным. Резким, высоким и ломким, с отчетливо звучащими капризными, истерическими нотками. И это было совсем уж скверно. Третье обстоятельство породило тревогу, но это произошло несколько позже, когда до него дошел смысл того, что говорила женщина на другом конце провода.
– Ал-ло-о! Дмитрий! Не кладите трубку, я скажу важные для вас вещи. Мы не знакомы, поэтому не напрягайтесь: голос мой вы не вспомните. И не пытайтесь вычислить, с какого телефона я звоню, я могу сама продиктовать вам номер. Это чужой мобильный, я его только что… как бы это сказать помягче… позаимствовала у совершенно незнакомого человека. Он даже не заметил. Смешно, правда? Сейчас поговорю с вами и выброшу. Ну так что, будете меня слушать?
– Я уже слушаю, только, по-моему, зря.
– А во-от и не зря, не зря. Вы послушайте. У вас есть друг и партнер по бизнесу Александр Георгиевич Егоров. Так? Это не секрет. И не секрет, Димочка, что вы постоянно втягиваете его в тот образ жизни, который ведете сами. Со всеми вашими шлюшками и прочими дрянными девками. Я ваши пейджеры читала и телефончик этот ваш слушаю иногда. Какая мерзость и какая глупость! Зайчики, козлики, кошечки! Развели какой-то зверинец! Но это дело ваше личное и вашей жены. Вы еще помните, что женаты? А, Димочка? По-моему, нет. Но меня это не касается. А вот все, что связано с Александром, меня касается, и далее очень. Поэтому слушайте меня внимательно. Если еще хотя бы один раз, вы слышите – один раз, вы посмеете втянуть Сашу в эти ваши оргии, например, в «Рощице» по пятницам, я обещаю вам крупные неприятности, очень крупные, Дима, вы далее не можете представить насколько.
– Послушайте, дорогая моя…
– Я вам не дорогая.
– Ну, хорошо, послушайте, недорогая моя, а вы-то к Александру Георгиевичу каким боком относитесь? С женой его, Раисой, мы хорошо знакомы, а вас, извините, не имею чести знать.
– Про жену его, мерзопакостную бабу, вы сейчас вспомнили напрасно, потому что я начинаю сердиться, когда про нее слышу. А сердить меня не стоит, особенно вам. Но на первый случай я вас прощаю, а вот в другой раз…
– А другого раза не будет, поняла? И пошла ты…
Нервы у него неожиданно сдали, и он разразился бранной тирадой, что делал крайне редко. Впрочем, и невозмутимое спокойствие его гоже изменяло ему крайне редко и в связи с обстоятельствами очень и очень серьезными. Что же произошло сейчас? Он еще сжимал в руке изящный корпус телефона, но внутренний компьютер уже начал свою отрешенную от эмоций стремительную работу – просчет ситуации. Что вывело его из себя? Неизвестная тварь (так он про себя, не задумываясь о природе именно этого определения, окрестил звонившую женщину) откуда-то выяснила номер этого телефона. Здесь нет ничего сверхъестественного. Кто-то из отнесенных им к категории умных и относительно надежных женщин оказался не вполне соответствующей этим параметрам. Далее. Упоминание о содержании сообщений на пейджер и прослушивании телефона. Возможен блеф. Но она упомянула кисонек и прочих, значит, вероятнее всего, некоторые сообщения читала. Что ж, в этом тоже нет особой проблемы – за небольшие деньги любой профессиональный программист влезет в любую пейджинговую сеть. Слушает ли она его телефон? Прямых подтверждений этому не прозвучало. Но и это не из категории невозможного. Только денег надо чуть больше. Что ж, телефон придется сменить. Это вопрос одного часа. Девочек временно можно перевести в режим пейджинговой связи, заодно проверить и обновить ряды. Что еще? «Рощица». Это был построенный несколькими крупными финансовыми группировками, вернее их руководством, небольшой, но безумно комфортабельный, отвечающий самым взыскательным требованиям оздоровительный комплекс под Москвой. Этот земной рай пользовали многие, информация о нем вот уже несколько раз просачивалась на страницы прессы в связи с громким разоблачением и уличением очередного крупного птенца из кремлевских гнезд, так что ее знания – это секрет полишинеля. Он действительно любил загрузиться в «Рощицу» в пятницу в свои персональные апартаменты и, как правило, до понедельника, иногда – с большой компанией, иногда – с одной или двумя свеженькими подругами, но во всем этом ничего зазорного не было – так поступали многие, если не большинство, в их кругу. И это было личное дело каждого, если речь, конечно, не шла о публичных политиках или крупных правительственных чиновниках. Единственным человеком, который имел некоторые права высказываться по поводу его образа жизни, была его жена, но ей бы и в голову никогда не пришло ничего подобного. Жизнью своей она была довольна вполне, ибо обладала всем, что ценила превыше всего на свете, – покоем, достатком, положением в обществе, возможностью заниматься чем угодно – от бесконечного «шопинга» до освоения всех многочисленных услуг, предлагаемых элитными салонами, фитнес, спортивными и прочими клубами. Однако, будучи дамой весьма образованной и стремящейся к творческому приложению своих немалых возможностей, она, будучи дизайнером по первому образованию, занялась вначале разработкой отдельных дизайнерских проектов, а позже – с разрешения и при существенной поддержке мужа – организовала небольшую дизайнерскую студию и внезапно увлеклась этим занятием. Словом, была почти счастлива. Опасалась она лишь одного, что все это вдруг когда-нибудь кончится, и во имя сохранения существующего положения дел готова была на все. Нет, в этом смысле тылы у него были абсолютно надежны. И уикэнды в «Рощице» не сулили ему никаких проблем, кто, где, кому и что бы о них
Причина была не в нем и не в опасности, которая ему угрожала. Ничего подобного не было. И все же – он вышел из себя. Однако внутренний компьютер, как всегда, оказался на высоте: причина была определена абсолютно точно. Звонок был напрямую связан с личностью Александра Егорова, пока еще остающегося единственным его партнером. Категория случайностей компьютеру была неизвестна – снова, причем в самом негативном аспекте, обозначена была именно эта фигура. В совокупности со всем предыдущим этот странный звонок приводил к одному-единственному адекватному решению: отношения с Егоровым должны быть прерваны как можно быстрее, дистанцирование должно быть гласным, возможно, даже носящим форму официального и принципиального разрыва. Никаких серьезных проблем в исполнении принятого решения внутренний компьютер Дмитрия Рокотова не просчитал, впрочем, возникни таковые, механизм для их решения был давно и четко отлажен. Но отдельной строкой, причем с отметкой «NB», выделил обязательное условие – незамедлительность реализации предложенной программы. Он, как, впрочем, и всегда, с собственным внутренним компьютером согласен был полностью, в принципе он и был этим самым умным, никогда не ошибающимся агрегатом, зависящим от реализации физиологических функций своей телесной оболочки лишь постольку – поскольку.
Встречу он решил назначить уже на следующий день, причем – тут, видимо, взыграло ретивое подсознание, не всегда послушное ледяной логике компьютера, – именно в заведении «5005», – таков был его ответ нахальной девице и отчасти его маленькая месть.
Одновременно это было самой большой и страшной ошибкой из всех, которые он совершал когда-либо на протяжении своей размеренной и весьма благополучной жизни.
Истинные размеры популярности Лоран Леви, которую теперь вполне можно было называть славой, превзошли самые смелые предположения Бунина. Бесспорно, на первом этапе потрудиться пришлось ему, и потрудиться серьезно. Речь шла не только о грамотной PR-программе, но и о ее реализации. Это требовало денег, причем немалых. Денег не было, несколькими месяцами ранее Бунину фатально перестало везти: выгодные проекты уплывали из рук, спонсоры катастрофически разорялись, серьезные политики начали его сторониться – всеядность и неразборчивость в политических контактах, как выяснилось, даже в России имели свои пределы. Средства массовой информации, шоу-бизнес и вся связанная с ними рекламная житница на глазах растворялись в крупных финансово-промышленных группировках. Персональным спросом у олигархов Бунин почему-то не пользовался. Посему «раскручивать» Ларису на первых порах было сложно: он мог рассчитывать только на старые связи и силу личного убеждения. И то, и другое было изрядно девальвировано. Однако он все-таки пробил головой эту стену. Информация пошла – пошли и первые клиенты. Тогда – то, буквально через несколько дней после того, как Лариса дрожащими руками протянула ему две смятые зеленые сотенные бумажки – свой первый гонорар, случилось чудо. Словно кто-то невидимый открыл потайной шлюз, ручеек стал потоком, дальше – больше – водопадом, потом – это было уже наводнение, цунами, девятый вал. Он срочно искал приличную квартиру для приема, приглашал дизайнеров и спешно приводил ее в подобающий, по его разумению, вид. Носился по развалам в Измайлово, антикварным лавчонкам на Арбате, каким-то странным магазинчикам, торгующим магической атрибутикой. Когда Лариса впервые переступила порог своего нового пристанища, принять которое за офис современного психоаналитика, с западным к тому лее образованием, можно было, только обладая очень богатой фантазией, она зажмурилась, словно увидела что-то страшное, а потом тихо заплакала, но возражать не стала. Правда, теперь остановил ее не страх, хотя Бунин пытался запугать ее тем сильнее, чем более росла ее популярность и увеличивалось число людей, стремящихся попасть к ней на прием. Однако она более не боялась его, понимая все его внутренние движения и порывы, мотивы всех его действий и слов. Не было в ней и злорадного стремления отыграться за прошлое, просто выставив его за дверь. Ничего теперь не смог бы он сделать плохого ни ей, ни мальчикам – это она знала твердо, и в основе этого знания была столь же твердая, непоколебимая ее уверенность в собственных силах. Причина ее нынешней терпимости также таилась именно в этом – восхитительном, возвращенном ей судьбой после стольких лег унижений и неверия в себя чувстве собственной силы, таланта, умения и возможности помочь людям. Самым разным – кто только не шел к ней на прием: от крупных предпринимателей и бандитов до женщин-челночниц, торгующих турецкими кожаными куртками на вещевых рынках, и брошенных возлюбленными эстрадных примадонн. Как и было решено Ларисой там, на узкой неудобной койке заштатного районного роддома, она начала работать, используя все свои знания, что же касается антуража – порой он был не нужен: люди были вполне готовы принять профессиональную психологическую помощь и именно ее искали, просто побаиваясь обращаться к малоизвестным специалистам. Порой приходилось, как сформулировала она, «плюнуть, дунуть и трижды вокруг обернуться», для того чтобы клиент поверил в возможность исцеления и раскрылся ему навстречу.
Лариса бросилась в работу как человек, который долго скитался в раскаленной пустыне, погибал от обезвоживания и вдруг набрел на глубокий прохладный водоем. Тогда, вопреки общепринятым представлениям, он вовсе не начинает жадно пить – он бросается в водоем с головой и стремится, рассекая живительные воды, не только напиться, но и напоить свою кожу, волосы, каждую частицу иссохшего тела. Он не чувствует усталости и в таком состоянии может плыть как угодно долго, до полного изнеможения, но и тогда, еле двигая конечностями и рискуя пойти ко дну, не торопится к берегу – наслаждаясь окутывающей его со всех сторон влагой. Так работала Лариса, с раннего утра и до глубокой ночи, вернее до последнего пациента, который ждал ее, уже не надеясь быть принятым сегодня. Усталости она не чувствовала, и ей вполне хватало нескольких часов глубокого, спокойного сна, чтобы, пробудившись, ощущать вновь прилив сил и жгучее, нестерпимое желание быстрее взглянуть в глаза новому пациенту, ждущему помощи. Она стала замечать, что возможности ее заметно расширились, хотя времени пополнять полученные ранее знания у нее совершенно не было. Впрочем, это были довольно странные возможности – они базировались вовсе не на теоретических данных и наборах психологических приемов и техник. Это было нечто совсем другое, что привносили в ее сознание, как доносят кровеносные потоки до сердечной мышцы свежие порции кислорода, ее интуиция, возникающие в сознании образы, иногда даже сны или мгновенные видения непосредственно во время работы. Конечно, следовало бы во всем этом как следует разобраться, проанализировать и, возможно, попытаться объяснить с точки зрения того, чему так долго и старательно она училась, но времени не было: людской поток у дверей ее теперешней обители не иссякал, случалось, и ночью. Она почти не виделась с детьми, выкраивая время лишь для того, чтобы покормить маленького, но не испытывала при этом угрызений совести – она знала, что делает нечто большее. Знала она, да, видимо, и Бунин тоже, что та безумная популярность, которой пользовалась теперь Лариса, была уже не следствием бунинской рекламы и даже не результатом множества совершенно искренних материалов в прессе, прославлявших ее уникальные способности, а только результатом ее работы. Потому так спокойна была теперь Лариса и так напуган и оттого агрессивен Бунин. Однажды, очевидно долго размышляя, чем бы еще припугнуть ее покрепче, он заявил, что разоблачит ее как самозванку, присвоившую чужое, да и вообще вымышленное, имя вкупе с такой же липовой биографией. Несколько секунд Лариса действительно была в смятении, но испугалась она не самого разоблачения и неизбежного потом скандала, позора и, возможно, наказания, как грозил Бунин. Ей стало страшно того, что ее лишат возможности работать. Однако уже через минуту спокойствие вернулось к ней, она точно знала: откройся их нехитрый обман, выясни люди, кто она есть на самом деле, – ничего уже не изменится. Слишком много реально сделано ею, слишком многим людям помогла она совладать с нестерпимой душевной болью. Что им за разница теперь, как ее настоящее имя?