Исчезающий гном
Шрифт:
Джонатан знал, что в мире, вполне возможно, существует сколько угодно подводных лодок. А с другой стороны – кто мог сказать точно? Может, подводные лодки были подобны другим чудесам эльфов – шару Ламбога, невидимому плану Эскаргота или бездонному мешку с игральными шариками, принадлежащему Сквайру Мерклу, – может, она была единственной. Шесть месяцев назад Профессор заявил, что если подводная лодка Эскаргота сделана не эльфами, то, значит, ее изготовили удивительные человечки, живущие на Чудесных островах. Но в Бэламнии, насколько Джонатан знал, не было Чудесных островов. Так что у него, в противоположность философии Профессора о том, что следует надеяться на худшее, были все основания ожидать, что тем кораблем, который поднимается из глубины Твита, управляет не кто иной, как Теофил Эскаргот, известный
Воду прорезала линия треугольников, похожих на изогнутые акульи плавники, словно то, что поднималось на поверхность, было каким-то глубоководным чудовищем. Ниже сверкал ряд иллюминаторов, освещенных изнутри и похожих на глаза. Сзади, из боковых стенок судна, торчали два огромных расширяющихся плавника, благодаря которым вся конструкция казалась каким-нибудь близким родственником морской мыши или тех уродцев, что остаются на берегу после прилива.
Остроконечный нос и плавники странного корабля были облеплены длинными пучками водорослей; как только его горбатый силуэт вынырнул из речных глубин и закачался на поверхности, из расположенных на корме отверстий хлынула вода, а горевшие в носовом отделении огни мигнули и погасли.
Корабль казался почти полностью изготовленным из меди и латуни, которые с течением времени покрылись зеленым налетом. То тут, то там сверкали на солнце участки чистого металла. Отверстия на корме и края плавников сверху и у бортов были окаймлены отполированным до блеска серебром, ничуть не потускневшим и не потемневшим от путешествий по морю. Джонатан подозревал, что это, возможно, серебро эльфов или что-то очень на него похожее.
Почти все, кто был в кафе, стояли вдоль края балкона, наблюдая за приближением этого чудесного корабля. Внизу, на причалах, люди бросили работу и тоже глазели на него, тыча в него пальцами, крича и строя догадки.
– Похоже, доктор Чен скоро обновит свой запас кальмарьих часов, – заметил Профессор, повернувшись к Джонатану.
Как раз в это время один из акульих плавников начал крутиться, как будто его отвинчивали изнутри. Повернувшись несколько раз, он внезапно отделился от корпуса корабля, откинувшись на пружине, и под ним показался люк. Из люка высунулась голова и осмотрелась вокруг. Голова принадлежала Дули, внуку Теофила Эскаргота. За ней последовала половина туловища Дули; он был одет – подумать только – в костюм Джонатана для праздной жизни. Дули помахал всем, кто стоял на причале. Потом он помахал всем, кто стоял на балконе кафе. Потом громко поприветствовал человека, проплывавшего на рыбачьей плоскодонке в двадцати или тридцати футах по правому борту. Потом, рывком обернувшись, словно его ткнули в спину палкой, вновь взглянул сощуренными глазами в сторону кафе, прикрыл глаза рукой от солнца, подался вперед и закричал:
– Господин Бинг-Сыр!
Он замахал обеими руками в воздухе, с таким энтузиазмом подпрыгивая на люке под акульим плавником, что чуть не свалился с него в воду. Ахав, который просунул голову в щель в невысокой изгороди, отгораживающей веранду, казалось, в то же самое время узнал Дули, потому что начал лаять, прыгать и скакать вокруг, едва не опрокинув столик с кучей кофейных чашек.
Но тут Дули исчез в люке. Спустя мгновение в нем появилась другая голова – седая пиратская голова Теофила Эскаргота. Он не стригся и не брил бороду с прошлой зимы – это было очевидно. Его глаза, глядящие с почти полностью заросшего лица, казались поистине свирепыми. Джонатан давно уже заметил, что Эскаргот обладает неестественной способностью менять выражение своих глаз. В его нынешнем воплощении как пирата они словно горели, придавая ему вид человека, с которым не следует шутить. Несколько лет назад, когда он ходил по домам городка Твомбли, продавая поваренные книги, все было совсем наоборот. У него был какой-то подобострастный, заискивающий взгляд – взгляд человека, который считает, что превыше всего на свете его поваренные книги. Теперь он выглядел так, будто пожирает эти книги, – и все это, возможно, объясняло, почему ему всегда удавалось достичь успеха: он был непостижим.
Эскаргот снял свою треуголку, почесал голову, заросшую курчавыми черными
Но ничего подобного не случилось. Эскаргот исчез в глубине люка, и подводная лодка неторопливо подплыла к причалу. Бульканье воды в кормовых портах прекратилось, и лодка словно слегка вздрогнула, как будто ей стало холодно. Дули с Эскарготом выбрались наружу и привязали ее к причалу толстой веревкой, а потом поднялись в кафе, оставив позади себя небольшую горстку людей, обсуждающих необычный корабль.
– Господин Бинг-Сыр! – опять крикнул Дули, когда они с Эскарготом, толкнув вращающиеся двери, вышли на веранду. За этим последовало большое количество приветствий, рукопожатий и скрипа отодвигаемых стульев. Это было похоже на долго ожидаемую встречу соотечественников.
– Вы, ребята, полагаю, не отдыхать сюда приехали, – заметил Эскаргот, который, разумеется, прекрасно знал, что Джонатан и его друзья могли попасть в Бэламнию только с помощью эльфов.
– Ты прав, – откликнулся Джонатан. – Сначала мы хотели устроить себе отдых, но его пришлось прервать. Мы обнаружили одно грязное дельце.
– Да? – Эскаргот сделал знак официанту, который пробегал мимо с подносом, нагруженным тарелками. – У вас, ребята, просто нюх на них. А вот я пытаюсь их избегать. Когда прохожу мимо по дороге, то притворяюсь слепым и иду себе дальше. Вы же, ребята, останавливаетесь поболтать, а это глупо. Очень глупо.
Профессор Вурцл хохотнул:
– А потом ты встречаешь нас и останавливаешься поболтать. И первое, что ты обнаруживаешь, – это что мы все оказались в одной луже.
– Да-а… – Эскаргот растянул это слово, словно признаваясь в чем-то, в чем бы он предпочел не признаваться. – Но мы с моим пареньком здесь по делу. Я веду кое-какую торговлю с некоторыми из местных негоциантов. Кальмарьи часы, амулеты из китового глаза и тому подобное. Здесь большой спрос на сушеных морских звезд и на морские лимоны. Местные жители носят их как украшения – броши и все такое. Последний писк моды. Я знаю, где их целые кучи. Еще пару поездок через ворота, и я обеспечен на целый год. В последнее время народ тут еще заинтересовался поющими наутилусами – с тех пор, как год назад я привез сюда одного. Но они редкие, как бог знает что, да и шустрые тоже. То, что нужно! – воскликнул он, когда официант появился с бифштексом и жареной картошкой на тарелке.
Бифштекс был диаметром с поля шляпы и выглядел так, словно его готовили тридцать или сорок секунд над зажженной спичкой.
– Человеку может надоесть рыба, – объявил Эскаргот, отрезая огромный кусок мяса, подцепляя его вилкой и отправляя сквозь бороду в рот. Дули заказал себе половину яблочного пирога.
Профессор бросил на стол перед Эскарготом одно из объявлений с портретом Сквайра; тот на мгновение перестал жевать и ткнул в рисунок вилкой:
– Это рисовал Майлз Подозрительный. Я вижу это по маленьким точечкам на затененных участках и по выражению лица Сквайра. Майлз всегда изображает на лицах своих персонажей одинаковую усмешку. Как если бы они разделяли с ним какую-то шутку. А чем это вы, ребята, занимаетесь, болтаясь тут вместе с волшебником? Возможно, вас ждут куда большие неприятности, чем вы думаете. – Он запихнул себе в рот еще кусок мяса и начал с удовлетворенным видом жевать его, словно человек, который может с достаточной уверенностью сказать, что уж ему-то никакие подобные неприятности не грозят. – А что случилось со Сквайром?
– За ним охотится Шелзнак, – объяснил Джонатан.
– Здесь? – спросил Эскаргот. – Какого черта Сквайр делает здесь? Он приехал с вами?
– Нет, – ответил Профессор. – Мы приехали искать его. Он здесь из-за этого проклятого шара Ламбога. Почему тебе вообще пришло в голову отдать такую вещь Сквайру Мерклу, я не знаю.
– Он нашел его первым, – пожал плечами Эскаргот. – Если бы его нашел я, это было бы другое дело. Но в любом случае во всем этом нет ни грамма смысла.
– Неужели? – Профессор, сощурившись, взглянул на него.