Исчезновение Ивана Бунина
Шрифт:
Весьма польщенная вниманием Лагерквиста, советский посол предпочла умолчать о критическом отношении к ней со стороны большевистского начальства. Старомодная любезность шведа была ей чрезвычайно приятна, и воображение у Александры Коллонтай разыгралось. Она прикинула, чем могло бы завершиться это литературное празднество. До сих пор все происходящее наводило на нее смертную скуку.
Коллонтай вспомнила об одном гостеприимном отельчике на острове Кунгсхольмен, где она когда-то удачно провела ряд встреч сугубо личного характера. Не пора ли наведаться туда снова? Коллонтай уже стала немного забывать,
Лагерквист не был изнеженным фатом. За внешностью утонченного эстета скрывался крепкий парень, и Коллонтай внезапно захотельсь близости с ним. От шведа исходила мощная энергия. Может, и вправду уединиться с ним после приема?
Однако чары развеялись, стоило шведу заговорить о Нобелевской премии и поделиться с послом слухами из стокгольмских литературных кулуаров. Упомянул Лагерквист и о том, что скоро – возможно, в 1933 году – награду собираются вручить проклятому Ивану Бунину.
Коллонтай не знала, что ответить. Похоже, надвигалась буря. Имя предателя русской революции было у всех на устах, повсюду только о нем и твердили. Кто же стоит за всем этим? И одобрит ли кандидатуру Бунина Нобелевский комитет? Неужели седовласые шведские академики в самом деле намерены поднять на щит этого контрреволюционера и непримиримого врага советского народа?
А что, если события уже приняли нежелательный оборот и Москва в самом скором времени потерпит унизительное поражение? Все то время, что она провела в банкетном зале Стокгольмской ратуши, Коллонтай внимательно слушала, задавала вопросы и тщательно обдумывала полученные ответы. И поражалась тому вниманию, какое все вокруг уделяли жалкому эмигранту Бунину. Выходило, что в нобелевских кругах его боготворили с той же страстью, с какой ненавидели в кремлевских кабинетах.
Значит, нужно поднажать. Устраивать больше обедов и ужинов с влиятельными лицами. Иначе говоря, тратить больше времени и сил на предприятие, результаты которого вовсе не очевидны. Александру Коллонтай мучил один и тот же навязчивый вопрос: как не допустить вручения Бунину премии, если уже решено, что он – наилучший кандидат?
К ее глубокому разочарованию, Лагерквист принялся расхваливать творения русского изгнанника. Швед сравнивал их ни много ни мало с произведениями Марселя Пруста: ах, эти запахи, звуки, краски, эти воспоминания – как много общего с великим французом!
Внимательно слушая писателя, Коллонтай не заметила, как к трибуне направился шведский академик, почтенный Пер Халльстрём. Представитель Нобелевского комитета поправил микрофон и начал речь, посвященную Джону Голсуорси, прикованному в тот момент к больничной койке в Хэмпстеде.
– Ваше величество! Дамы и господа!
При первом знакомстве с творчеством Джона Голсуорси создается впечатление, что оно спокойно течет по своему руслу, питаемое неутомимым вдохновением. Однако к литературе Голсуорси пришел не сразу. Он, как бы сказали англичане, родился с серебряной ложкой во рту – не знал нужды, изучал в Оксфорде и Хэрроу право, но отказался от карьеры юриста и предпочел вместо этого путешествовать по миру. За перо он впервые взялся в возрасте двадцати восьми лет, после настойчивых просьб приятельницы и исключительно ради развлечения, однако, и это важно подчеркнуть, не без определенных предрассудков по отношению к писательскому ремеслу, присущих людям его круга…
Глава 3
Вскоре после завершения нобелевской церемонии в кабинете Коллонтай раздался телефонный звонок. На проводе был сам Сталин. Она удивилась, хотя и догадывалась, что привлекла внимание вождя одной своей недавней инициативой.
Озабоченная репутацией проживающих за рубежом советских граждан, Коллонтай составила памятку под названием «Чего не надо делать на приемах» – плод ее собственных печальных наблюдений. Документ предназначался подчиненным Коллонтай – работникам посольства, а также представителям советской диаспоры, принимающим участие в организуемых ею официальных мероприятиях.
Памятка излагала нормы этикета, которыми соотечественники Коллонтай часто пренебрегали. Например, в ней предписывалось перед деловым приемом принять душ или ванну, а также переодеться во все чистое. Чтобы не шокировать окружающих легендарным русским обжорством, Коллонтай рекомендовала дипломатическим работникам не бежать первыми к накрытому столу и, самое главное, не начинать есть до того, как к нему приблизятся все остальные. Она также советовала не слишком увлекаться крепкими спиртными напитками, дабы торжественный прием не превратился в вульгарную попойку.
Начальником Коллонтай был нарком иностранных дел, рафинированный Максим Литвинов. Он показал ее брошюру Сталину, грубость и отвратительные манеры которого стали притчей во языцех. Кто в высших правительственных сферах не слышал рассказов о том, как вождь мирового пролетариата метал за столом хлебные шарики в понравившихся ему женщин?
Коллонтай была довольна своей инициативой, но и представить себе не могла, что она вызовет такой отклик. Глава правительства счел нужным поблагодарить ее лично! В последнее время разговаривали они редко, однако беседа получилась душевной.
Впрочем, революционные годы, когда Коллонтай, ослепительная дива на пике своей славы, была на равных со Сталиным, рядовым членом Петроградского Совета и Центрального комитета партии, давно канули в прошлое. Эпоха, когда Ленин, уважавший Коллонтай за пропагандистский талант и ораторское мастерство, ценил ее больше Сталина, завершилась.
Нынешнему хозяину Республики Советов нравилось, когда подданные называли его отцом народов или гениальным вождем революционных масс. Впрочем, с тех пор как Сталин сосредоточил в своих руках всю власть, в некоторых оппозиционных кругах его стали совсем не лестно именовать кремлевским людоедом и помесью тирана с хамом.
Коллонтай было об этом известно.
Звонок Сталина польстил ей, но и насторожил. Почему вождь говорил с ней так вкрадчиво? Почему задавал вопросы о семье, о будущем ее единственного сына Миши, о внуке Володе? Зачем вдруг спросил, нравится ли ей в Стокгольме и не жалеет ли она о бывшей должности полпреда Советского государства в Осло и Мехико?
Коллонтай с тревогой ждала, но так и не услышала сакраментального вопроса о злосчастном Бунине. Она прекрасно знала: слухи о том, что шведы собираются наградить русского изгнанника, уже дошли до Кремля и вызвали интерес Сталина.