Исчисление ангелов
Шрифт:
Часы являли собой поистине великолепное творение – вдохновенный менуэт меди и времени. Они показывали не только часы и минуты, но и движение сфер. Пока часы били, фигурки Иисуса и его апостолов проплывали в окошках, кланяясь наблюдавшей за ними площади, а затем исчезали в механических лабиринтах часов, где протекала их жизнь.
– Я вообще-то считал, что такие безделушки не производят на вас, Бенджамин Франклин, впечатления, – съязвил Роберт. – Вам же доступны
– Может быть, – ответил Бен, – но часы меня действительно впечатляют. Они появились на башне много веков назад, задолго до того, как родилась настоящая наука. Эти часы – умная машина, очень умная, Роберт, и к тому же прекрасная. Абсолютно практичная вещь и в то же самое мгновение совершенное произведение искусства, и оттого это мгновение растягивается на века.
– Думаю, у человека, их сделавшего, были золотые руки, – согласился Роберт, – но вот сообразительности ему недоставало. Я слышал, ему потом глаза выкололи, чтобы он больше никогда не смог сделать ничего подобного. Хотели, чтобы шедевр навечно остался шедевром. Будь мастер действительно умным человеком, он бы держал ухо востро со всеми этими королями и лордами.
– Мне это кажется или ты действительно продолжаешь учить меня жизни? – беззлобно спросил Бен. – Ты знаешь что-нибудь такое, чего я не знаю, Робин?
Роберт рассмеялся.
– Я много чего знаю, о чем ты даже и не слышал, малыш, не забывай об этом. И ты знаешь, у меня сегодня отличное настроение, вот только, правда, какой-то зуд меня нестерпимо мучает.
– Может быть, тебе пора остепениться и обзавестись семейством? Это хорошо лечит всякого рода чесотку.
– Ха! Встречаются болезни и пострашнее всяких там случайно подхваченных чесоток.
Неожиданно из часов высунулся позолоченный петух и захлопал крыльями.
– Ну пойдем, – сказал Бен, – представление вот-вот закончится, и в «Гриф» народ валом повалит, надо успеть место занять.
До дверей «Грифа» действительно было каких-нибудь два шага, но попрошайки, промышлявшие на площади, успели их заметить, уже обступали и тянули к ним руки. Бен уставился прямо перед собой и устремился сквозь толпу нищих – детей, матерей с младенцами на руках, стариков. В первое время, когда он только прибыл в город, он раздавал нищим все, что находил в своих карманах. Но со временем сердце его очерствело, и все потому, что нищих было слишком много и он не мог удовлетворить всех. Каждый раз оставались обделенные, и они смотрели ему вслед жадными, злобными глазами. Стены Праги, можно сказать, трещали, они не могли вместить стекающихся сюда беженцев всех мастей и сортов. За этими стенами искали спасения разоренные крестьяне, которых согнал с их земли сам император, сюда бежали жители покоренной турками Вены. Большинство беженцев, самых бедных, оседали в Новом Городе, спали в лачугах, которые им удавалось соорудить из найденного на улицах хлама, но были и такие, что днем перебирались сюда, поближе к пульсирующему сердцу города, несмотря на то что солдаты по велению императора неустанно разгоняли их.
Бен также знал, что ни один из них не страдает от голода. Он сам помогал Ньютону делать машины, вызывающие манну небесную. Может быть, манна и не была очень вкусной, но какая бы ни была, а все же еда, и ее хватало каждому страждущему.
Человек у дверей «Грифа» подозрительно осмотрел их с ног до головы – не бродяжки ли они и, не сказав ни слова, пропустил внутрь.
Даже
– Спасибо, дорогуша, – сказал Бен, одаривая девочку улыбкой.
Роберт поднял деревянную кружку.
– За твое новое изобретение, за чудесные башмаки, что позволяют тебе, как Иисусу, ходить по воде! – произнес он.
– Хе-х! Голова ты садовая! – Бен чуть не поперхнулся. – Кто это теперь из нас проявляет неосторожность – говорить такое, оказавшись в самом логове католиков?
Роберт улыбнулся и сделал большой глоток из своей кружки.
– О, теперь ты меня решил осторожности учить? – хитро подмигнул он. – Ну и как ты их называешь? – Роберт небрежно махнул рукой под стол.
– Aquapeds, – ответил Бен.
– Ах, ну да, конечно. Ни одна вещь не имеет отношения к науке, если ей не присвоено латинское название, – заметил Роберт иронично.
Бен не ответил подковыркой на подковырку, а вместо этого приложился к своей кружке – темному и горьковатому напитку с густым осадком.
– Боже, храни короля, – заученно произнес Бен и тут же пожалел об этом, слово «король» неприятно кольнуло его.
– Боже, храни короля! – подхватил Роберт, и они громко чокнулись.
Когда кружки опустились на стол, Роберт задумчиво посмотрела на Бена:
– Как ты думаешь, король жив? Ты думаешь, ему удалось спастись?
Бен нахмурился. Он бы предпочел поговорить о чем-нибудь более приятном, но он сам своим тостом неосторожно задел болезненную тему. Он пожал плечами, надеясь, что Роберт примет его промах за язвительную насмешку.
– Все зависит от того, насколько убедительно прозвучали для короля речи Гиза и Вольтера. Но я бы и крону за это не поставил.
– Ну… – начал Роберт и запнулся. – Ну… давай выпьем за Англию. Если Лондона больше нет, то англичане все же должны были остаться, а там, где есть англичане, – там и Англия.
– Где англичане, там и Англия! – согласился с ним Бен, но сам он в это не очень-то верил. Каждый раз, когда разговор заходил о Лондоне, ему казалось, что в сердце ему всадили нож.
– Ну и что ты будешь дальше делать со своими волшебными башмаками? – спросил Роберт, по-видимому желая сменить и ему самому не очень приятную тему разговора.
– Несколько пар таких башмаков я подарю императору и его дочерям. Пусть развлекаются. Надеюсь, им не придет в голову выкалывать мне за это глаза.
Роберт пожал плечами и сделал жест рукой, какой обычно делают щеголи, когда говорят о живописи.
– Ну, если тебе и выколют глаза, то ничего не останется как изобрести какое-нибудь приспособление, вот и будешь сквозь него смотреть на мир. – Он вперил взгляд в стол, будто хотел сквозь него посмотреть на чудесные башмаки Бена. – А сэру Исааку твои башмаки понравились?
– Понравились? Башмаки? Нет, он находит, что мои непрерывные эксперименты со сродством – одна лишь пустая трата времени. Считает, что я должен заниматься этим только в свободное время.