Исход зверя
Шрифт:
Илья поместил в центр креста махамеру – «руну Священной Горы», сдвинул дощечки плотнее. И тотчас же центр володаря метнул прозрачный язычок света, зайчиком вонзившийся в глаза. Илья отпрянул, защищая глаза ладонью, но больше ничего не произошло, руны продолжали молчать и световых зайчиков больше не пускали. Володарь просто дал понять, что связыватель рун на верном пути.
– Не вижу… – прошептал Илья. – Не вижу! Слава, где ты? Помоги…
Шевельнулась на груди цата, отзываясь на мысленно-энергетический посыл. Возможно,
– Все равно я тебя разгадаю! – стукнул кулаком о ладонь Илья. – Евстигней смог, и я смогу! Потерпи немного, любимая, суженая моя, скоро я вызволю тебя, а врагов накажу!
Илья накрыл разложенный на рабочем столе володарь листом фольги, глянул на часы: шел пятый час ночи, вернее, утра. Начался рассвет. Он просидел над рунами больше четырех часов, не заметив этого! М-да… А впечатление такое, будто сел за стол минуту назад. Чудеса! Или это руны силы придают, поддерживают, энергетически подпитывают?..
Илья залез под душ, постоял под ледяной водой, испытывая наслаждение, и вдруг вспомнил свой разговор с Федором Ломовым во время последнего посещения Парфина. Дядька сказал тогда, что Данила нарисовал русского богатыря (глаз не отвесть!), а орнамент ему подсказал Евстигней. Что, если этот орнамент и есть руновязь?! Не мог ли старый волхв закодировать в орнаменте Даниловой картины Руну Света?
Илья вылез из-под душа, не замечая, что с тела на пол стекает вода. Провел ладонью по лицу.
– Надо найти картину! А она где-то здесь, в Москве! Федор говорил, что ее забрал старший сын, Никита, студент МГУ. И живет он, кажется, в студенческом общежитии на Шверника, недалеко от метро «Академическая».
Он быстро вытерся, оделся, подбрил усы и бороду. Хотел было позвонить Антону, чтобы сообщить о своей идее, потом вспомнил, что Громовых в Москве нет: Антон повез Валерию в деревню, к ее тетке, и должен был вернуться только к обеду. После всех нападений на женщин он решил не рисковать и отправить жену подальше от театра военных действий, в который превратилась Москва.
За это же время Ратников должен был подготовить все необходимое для похода на Ильмень. Поэтому Илья оказался предоставленным самому себе. Душа рвалась в путь, на поиски Владиславы, жаждала действия, и неожиданная возможность занять себя с пользой для дела пришлась как нельзя более кстати.
В семь часов утра он был уже возле университетского общежития на улице Шверника.
Общежитие еще только начинало просыпаться, редкие заспанные студенты выходили из здания и брели в полубессознательном состоянии по каким-то своим ранним делам. Проводив взглядом одного такого местного аборигена в майке и шортах, на лице которого было написано полное безразличие к жизни, Илья подошел к дежурной на проходной, показал свое журналистское удостоверение.
– Простите, пожалуйста, за ранний визит, нужда заставила. Не подскажете, в какой комнате проживает студент третьего курса Никита Ломов? Сессия у них еще не закончилась, насколько я знаю, и он должен быть здесь.
– Не подскажу, милок, – качнула головой средних лет женщина, читающая какой-то детектив в мягкой обложке. – Вам к коменданту надо, а он так рано не принимает.
– Меня примет. Вы только дайте номер его апартаментов. Или он здесь не живет?
– Вообще-то Александр Борисович живет на Пречистенке, но иногда остается. По-моему, сегодня он здесь. Поднимитесь на второй этаж, в конце коридора увидите прозрачную перегородку, а за ней две двери. Та, что без номера, обитая красным дерматином, ведет в комендантскую.
– Спасибо, – поблагодарил Илья словоохотливую дежурную, направляясь по указанному адресу.
Нужную дверь он нашел сразу.
На полу за стеклянной перегородкой валялся разодранный, весь в рыбьей чешуе, журнал «Если», возле двери с номером 202 стояли рядком пивные бутылки, а дверь, обитая красным дерматином, была изрезана ножом. На ней висела бронзовая дощечка с гравировкой: «А.Б. Шильганов, комендант». Буква «е» в слове «комендант» была переправлена на букву «у», буквы «н» и «т» заменены буквой «к», а первая буква «н» и вовсе отсутство-вала.
Илья покачал головой. Студенты явно недолюбливали своего начальника, властителя продавленных кроватей, матрацев, простыней, одеял и хозяйственных удобств. А его пренебрежение к филологическим изыскам жильцов, подправивших наименование должности, говорило о меланхолическом характере этого человека либо о полном безразличии к творчеству подопечных.
Не найдя кнопки звонка, Илья постучал.
Тишина.
Он постучал еще раз, уже не костяшками пальцев, а кулаком. В ответ та же унылая тишина.
Не уследила бабуля за господином Шильгановым, подумал Илья с разочарованием, смылся комендант, наверное, она и не заметила. Где же искать Никиту? Спрашивать всех студентов подряд?
Илья стукнул в дверь ногой, повернулся, чтобы уйти, и услышал за дверью тихую возню. Затем раздался хриплый мужской голос:
– Кто там в такую рань? Эдик, ты?
– Откройте, Александр Борисович, – обрадовался Илья. – Прошу прощения, неотложное дело. Но я вас долго не задержу.
В замке заскрежетал ключ, дверь приоткрылась. На Пашина уставился невысокий, полный, лысый человечек в пижаме, с толстым, в складках, равнодушным лицом. Глазки у него были бесцветные, ничего не выражающие, глядящие сквозь собеседника, и Илья почувствовал себя маленьким и ничтожным.
– Что вам надо? Кто вы такой?
Илья раскрыл удостоверение, показал комен-данту.
– Я веду журналистское расследование и разыскиваю студента третьего курса филфака Никиту Ломова. Будьте добры, скажите мне номер его ком-наты.
– Он что-нибудь натворил?
За спиной Александра Борисовича мелькнуло ослепительное видение в пеньюаре. Возможно, это была жена коменданта, хотя Илье показалось, что женщина в ночной рубашке слишком молода для этой роли.
Комендант оглянулся, прикрыл дверь, оставив небольшую щель.