Исход. Том 2
Шрифт:
Это привело к короткому недоуменному обсуждению в их группе, которая к тому времени насчитывала шесть человек, включая Марка Зеллмена, сварщика с севера штата Нью-Йорк, и Лори Констебл, двадцатишестилетнюю медсестру. А это недоуменное обсуждение привело к еще одному опровергающему аргументу относительно снов.
Лори начала с протестующего замечания насчет того, что они точно знают, куда направляются. Они шли в Небраску, вслед за изобретательным Гарольдом Лаудером. И за его группой. Конечно же, туда и по той же причине. Просто сила снов была слишком велика, чтобы отрицать ее.
После того как Лори прошлась
Марк ответил на напряженное выражение лица Надин широкой дружеской улыбкой и сказал:
— Если ты не видела снов, тогда почему ты меня разбудила прошлой ночью тем, что разговаривала во сне?
Надин стала белее полотна.
— Ты считаешь меня лгуньей? — Она почти перешла на крик. — Если это так, тогда одному из нас лучше уйти прямо сейчас!
Джо захныкал и прижался к ней.
Ларри удалось сгладить ситуацию, поддержав идею Надин насчет радиопередатчика. И примерно с неделю назад они начали получать сообщения, но не из Небраски (которая была покинута всеми еще до того, как они туда добрались, — об этом им рассказали сны, но уже тогда их сны начали тускнеть, утрачивать свою настойчивость), а из Боулдера, штат Колорадо, в шестистах милях к западу — сигналы, усиленные мощным передатчиком Ральфа.
Люси до сих пор помнила то радостное выражение, почти экстаз, которое появилось на их лицах, когда сквозь помехи пробился протяжно-гнусавый оклахомский акцент Ральфа Брентнера:
— Говорит Ральф Брентнер, Свободная Зона Боулдера. Если вы меня слышите, отвечайте по каналу 14. Повторяю, по каналу 14.
Они могли слышать Ральфа, но тогда мощности их передатчика не хватило, чтобы ответить ему. Когда же расстояние между ними сократилось, уже после первой передачи они выяснили, что группа вместе со старушкой по имени Абигайль Фриментл (но Люси всегда называла ее про себя матушкой Абигайль) прибыла первой, но после этого стали приходить и новые люди — по двое, по трое, а то и большими группами человек по тридцать. Когда Брентнер впервые связался с ними, в Боулдере было двести человек; в этот вечер, когда они свободно болтали друг с другом — их собственный радиопередатчик находился в зоне уверенного приема, — людей было уже свыше трехсот пятидесяти. Их собственная группа, пополняемая по пути, увеличит это число до четырехсот человек.
— Даю пенни за твои мысли, — сказала Люси, обнимая Ларри.
— Я думал об этих часах и о смерти капитализма, — сказал он, указывая на ее «Пульсар». — Всегда было так — работай, как вол, или пропадешь, и тот вол, который работал усерднее всех, заканчивал красным, белым или синим «кадиллаком» и этими часами «Пульсар». Вот истинность демократии. Любая женщина в Америке может стать обладательницей часов «Пульсар» и голубого норкового манто. — Он рассмеялся.
— Может быть, — согласилась Люси. — Но вот что я скажу тебе, Ларри. Я многого не знаю о капитализме, но знаю кое-что об этих тысячедолларовых
— Да? — Он посмотрел на нее, удивленно улыбаясь. Это была всего лишь мимолетная улыбка, но какая? Люси была счастлива видеть его улыбку, улыбку, предназначенную только ей. — Почему же?
— Потому что никто не знает, который сейчас час, — задиристо ответила Люси. — Четыре или пять дней назад я спросила мистера Джексона, Марка и тебя, одного за другим. И все вы назвали разное время, заметив, что хотя бы по разу ваши часы останавливались… ты не помнишь, как называется то место, где хранится мировое время? Как-то я прочитала об этом статью в журнале, ожидая в приемной врача Потрясающе. Они хранят его до тысячной доли микросекунды. У них есть маятники, солнечные часы и все такое прочее. Я сейчас иногда думаю об этом месте, и эта мысль просто сводит меня с ума. Наверняка все часы там остановились; у меня есть тысячедолларовые часы «Пульсар», которые я стянула в ювелирном магазине, и они тоже не могут хранить время до солнечной секунды — так, как им полагается. Из-за гриппа. Этого проклятого гриппа.
Люси замолчала, и какое-то время они сидели молча. Затем Ларри показал пальцем на небо:
— Посмотри-ка туда!
— Что? Где?
— На высоте трех часов. Теперь двух.
Она посмотрела, но так и не увидела того, на что указывал Ларри, до тех пор, пока он не взял ее лицо в свои теплые руки и не приподнял его к нужному квадранту неба. И тогда Люси увидела, и у нее перехватило дыхание. Что-то ослепительно яркое, яркое, как звезда, но тяжеловесное и немигающее скользило по небу, передвигаясь с востока на запад.
— О Боже! — воскликнула она. — Это ведь самолет, да, Ларри? Самолет?
— Нет. Спутник Земли. Он, вероятно, будет вращаться там еще лет семьсот.
Они смотрели на него не отрываясь, пока тот не исчез из вида за темной громадой Скалистых гор.
— Ларри? — тихо спросила Люси. — Почему Надин скрывает, что видит сны? — Тут же почувствовав, как он едва заметно напрягся, она пожалела, что заговорила об этом. Но раз начав, надо довести разговор до конца… если только он не откажется наотрез. — Она говорит, что не видит никаких снов. Но ведь на самом деле ей что-то снится. — Марк был прав, говоря об этом. Она разговаривает во сне. Однажды ночью она так громко разговаривала, что даже я проснулась.
Теперь он посмотрел на нее. И после долгого молчания спросил:
— Что она говорила?
Люси задумалась, стараясь передать все как можно точнее.
— Она металась в спальном мешке, повторяя снова и снова. «Не надо, так холодно, не надо, я не перенесу, если ты сделаешь это, так холодно, так холодно». Потом она стала рвать на себе волосы. И стонать. У меня даже мурашки поползли по телу.
— У людей случаются кошмары, Люси. И это вовсе не означает, что они видят… скажем, его.
— Лучше о нем не говорить после наступления темноты, не так ли?
— Да, лучше не надо.
— Она ведет себя так, словно ее вот-вот разоблачат, Ларри. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да.
Он понимал. Несмотря на упрямые утверждения Надин, что сны ей не снятся, ко времени прибытия в Хемингфорд Хоум у нее под глазами появились коричневые круги. И великолепная копна тяжелых волос заметно поседела. И при внезапном прикосновении она вздрагивала. Надин содрогалась.