Искатель следов
Шрифт:
Путешественники молча ехали рядом, погруженные каждый в свои мысли.
В ту минуту, когда они вступали в Пасо, солнце садилось на горизонте в волны красноватых паров, что предвещало на ночь грозу.
При въезде в городок они расстались. На следующий день, как мы уже говорили в начале нашего рассказа, дон Мигель выехал на рассвете и направился к прогалине.
ГЛАВА XI. Беседа
Валентин Гилуа жил или, лучше сказать, странствовал в течение пяти или шести лет по обширным пустыням Новой Мексики и Техаса.
В окрестностях Рио-Пуэрко он появился в первый раз вместе с арауканским вождем; они выслеживали ягуара.
Оба они считались самыми смелыми пограничными охотниками.
Когда им удавалось собрать богатый запас мехов, они отправлялись продавать их в города, возобновляли там запасы пороха и пуль, покупали кое-какие необходимые предметы и снова возвращались в пустыню.
Часто они нанимались на одну и даже на две недели к владельцам асиенд, чтобы избавить их от хищных зверей, опустошавших их стада; но, исполнив свою обязанность, т. е. уничтожив свирепых хищников и получив за это плату, они, несмотря на блестящие предложения асиендадос, желавших удержать их у себя на службе, снова вскидывали карабины на плечи и уходили.
Валентин и его друг хранили самое глубокое молчание относительно событий своей жизни, предшествовавших появлению их в этих странах.
Одно только выдавало национальность Валентина, которого товарищ его называл Кутонепи, — что на языке индейцев означает «Мужественный», — охотник носил на груди крест Почетного Легиона.
Рассказы о бесчисленных подвигах обоих охотников приводили в восторг пограничных жителей, а тигров на своем веку они убили столько, что потеряли им счет.
С доном Мигелем Сарате они познакомились совершенно случайно и притом самым необыкновенным образом, и с тех пор между ними установились самые дружеские отношения.
Дон Мигель одной бурной ночью остался жив только благодаря необыкновенной верности глаза Валентина, который пулей в голову убил лошадь мексиканца в ту самую минуту, когда она, обезумев от страха и не повинуясь больше ни голосу, ни поводьям, неудержимо влекла своего всадника к громадной пропасти, на дно которой она и свалилась бы вместе с ним, не вмешайся Валентин.
Дон Мигель поклялся, что навсегда сохранит благодарность к своему спасителю.
Валентин и Курумилла сделались учителями детей асиендадо, которые, со своей стороны, сильно привязались к обоим охотникам.
Дон Пабло очень часто охотился в прериях вместе со своими друзьями.
Им он главным образом и был обязан верностью глаза и своим искусством обращаться со всякого рода оружием и умением объезжать лошадей
Дон Мигель Сарате не имел тайн от охотников
Они читали в его душе, как в открытой книге.
Они без всякого за это вознаграждения исполняли все его планы, потому что эти грубые лесные бродяги ценили всего больше и всего дороже свободу пустыни.
Однако, невзирая на симпатию и дружбу, столь тесно связывавшие эти непохожие друг на друга личности, несмотря на доверие, лежавшее в основе их дружбы, ни дон Мигель, ни его дети никогда не могли добиться, чтобы охотники рассказали им о своей жизни до прибытия в их страну.
Дон Мигель не раз, движимый не любопытством, а только одним участием, пытался вызвать их на откровенность, но Валентин всегда умел обойти эти вопросы молчанием; он делал это так искусно, что мексиканец не мог считать себя оскорбленным недостатком откровенности с его стороны и рассердиться за это упрямое молчание.
С Курумиллой дело было еще проще.
Закутавшись в стоическую невозмутимость индейца, он на все вопросы ограничивался таинственным покачиванием головы и не отвечал ни слова.
В конце концов асиендадо и его семья прекратили всякие расспросы и отказались от надежды проникнуть в тайну, которую их друзья умышленно и упорно от них скрывали.
Это, впрочем, не имело никакого влияния на их дружбу, и дон Мигель всегда с одинаковым удовольствием встречался с охотниками, когда они возвращались с охоты в прериях, где пропадали иногда по целым месяцам.
Мексиканец и охотник присели к огню, в то время как Курумилла, вооружившись своим скальпелем, снимал шкуры с ягуаров, так искусно убитых доном Мигелем
— Э! Дружище, — смеясь, сказал дон Мигель, — я начал уже терять терпение и думал, что вы забыли об этом свидании, хотя сами же вы его и назначили
— Я никогда ничего не забываю, вы это знаете, — серьезно отвечал Валентин, — если я не пришел раньше, то это потому, что от моего хакаля очень далеко до этой прогалины
— Сохрани меня Бог от того, чтобы я стал вас упрекать, мой друг, хотя, признаюсь вам, перспектива провести ночь одному в этом лесу не имела для меня ничего особенно привлекательного, и если бы вы не явились до захода солнца, я бы непременно уехал.
— И вы поступили бы очень дурно, дон Мигель, потому что мне нужно говорить с вами об очень важном деле, и кто знает, что могло бы случиться, если бы мне не удалось вас предупредить.
— Вы меня просто пугаете, друг мой.
— Я сейчас вам все объясню, но сначала позвольте мне вам сказать, что несколько дней тому назад вы совершили одну крупную неосторожность, последствия которой могут быть весьма серьезными для вас.
— Какая неосторожность?
— Я сказал «одну», а должен был сказать «две».
— Я вас слушаю, — проговорил дон Мигель, в голосе которого слышалась легкая досада, — говорите, пожалуйста, яснее.
— Вы поссорились с одним бандитом-американцем?
— С Красным Кедром?
— Да. А когда он был в ваших руках, вы дали ему возможность ускользнуть, вместо того, чтобы убить его на месте.
— Это правда, я поступил нехорошо, — что делать, негодяй живуч как аллигатор; но будьте спокойны: если он когда-нибудь попадется мне под руку, клянусь вам, я уж не промахнусь.